Наконец я уронила руки и отступила назад.

— Нам лучше вернуться домой, — сказала я, пытаясь говорить самым что ни на есть обыденным тоном. — Вообще-то уже так поздно, что почти рано.

— Да, пожалуй что так. — Джейми предложил мне руку, и я приняла ее. Мы, храня молчание, ставшее уже далеко не таким напряженным, степенно направились по тропинке к краю обрыва над ручьем. Было так холодно, что на скалах влага превратилась в крошечные кристаллики льда, и они таинственно сверкали, когда на них падали лунные лучи. Но сам ручей не замерз. Он звенел и булькал, наполняя воздух негромким шумом, и этот шум почему-то заставил нас заговорить.

— А, ладно, — сказал Джейми, когда тропинка повернула в обход хлева, где сонно похрюкивали свиньи. — Я надеюсь, что Роджер Уэйкфилд окажется лучше, чем мы оба… Фрэнк и я. — Он посмотрел на меня. — Но имей в виду, если он не таков, я превращу его в начинку для колбасы.

Я невольно рассмеялась.

— Да уж, уверена, это будет просто замечательным выходом из ситуации!

Джейми негромко хмыкнул и повел меня дальше. Спустившись со склона, мы, не говоря больше ни слова, повернули к дому. И лишь за несколько шагов до порога я снова остановилась и удержала Джейми.

— Джейми, — неуверенно спросила я, — ты веришь, что я тебя люблю?

Он наклонился, заглянул мне в глаза и довольно долго молчал, прежде чем ответить. На этот раз луна светила ему прямо в лицо, и его черты в этом мистическом свете казались высеченными из мрамора.

— Ну, если ты меня не любишь, Сасснек, — сказал он наконец, — ты выбрала очень неподходящий момент, чтобы сообщить мне об этом.

Задержанный вздох вырвался из моей груди вместе со смехом.

— Люблю, еще и как люблю, — заверила я его. — Но… — Горло у меня перехватило и я поспешно сглотнула, желая как можно скорее продолжить. — Я… я не слишком часто говорила это тебе. Может быть, это просто потому, что я не привыкла говорить такие слова; я ведь росла в доме дяди, а он был хотя и очень нежен со мной, но не… ну, я просто не знала, как это бывает у семейных пар…

Джейми осторожно закрыл ладонью мой рот, его губы изогнулись в легкой улыбке. Через мгновение он убрал руку. Я глубоко вздохнула, чтобы мой голос звучал более уверенно.

— Послушай, я просто хотела сказать… ну, если я не буду говорить этого вслух, как ты узнаешь, что я тебя люблю?

Он снова всмотрелся в меня, потом понимающе кивнул.

— Я это знаю просто потому, что ты здесь, Сасснек, — тихо произнес он. — Ты ведь именно это имела в виду, так? Что он отправился вслед за Брианной… этот Роджер. А потому, скорее всего, он любит ее достаточно сильно, а?

— Ну да, такое не совершают из простой дружбы, я думаю. — Джейми снова кивнул, но мне хотелось сказать ему больше, мне хотелось, чтобы до него как следует дошла вся значимость событий… — Я не слишком много рассказывала тебе об этом, Джейми, потому что… ну, потому что для этого просто не существует слов. Но… — Я невольно содрогнулась при воспоминании. — Но далеко не каждый из тех, кто входит в каменный круг, выходит из него на другой стороне.

В глазах Джейми вспыхнуло напряженное внимание.

— Откуда ты это знаешь, Сасснек?

— Я могу… я умею… слышать их. Их крик…

На этот раз меня затрясло с головы до ног — не только от воспоминаний, но еще и от холода, и Джейми поспешно схватил меня за руки и привлек к себе, под свою куртку. Осенний ветер встряхивал ветви ив, росших вдоль ручья, и они издавали сухой дребезжащий звук, словно это стучали друг о друга старые пожелтевшие кости… Джейми прижимал меня к своему телу, пока дрожь не начала утихать, а потом осторожно отстранил.

— Холодно очень, Сасснек. Пошли-ка в дом. — Он повернулся было к нашей хижине, но я положила руку ему на плечо, и он остановился.

— Джейми?

— Да?

— Мне действительно нужно было… ты правда… тебе нужно было, чтобы я это сказала?

Он снова повернулся и посмотрел на меня. Лунный свет, упавший ему в спину, обрисовал вокруг его головы сияющее гало, однако лицо оказалось в такой густой тени, что нечего было и надеяться рассмотреть выражение его глаз.

— Не то чтобы я в этом нуждался, — сказал он, и голос его прозвучал необычайно мягко. — Но я ничего не имел бы против, если ты сама хотела это сказать. И если тебе захочется иногда повторять это, время от времени. Ну, не слишком часто, конечно; мне не хотелось бы утратить новизну ощущений при звуке этих слов. — Я просто услышала усмешку в его голосе и не удержалась от ответной улыбки, не заботясь о том, видит ли он ее.

— Но это не повредит, ты хочешь сказать? Если изредка…

— Да.

Я шагнула к нему и положила руки ему на плечи.

— Я люблю тебя.

Он долго смотрел на меня молча, и я не видела его глаз…

— Я рад этому, Клэр, — едва слышно произнес он наконец и погладил меня по щеке. — Очень рад. А теперь идем-ка в постель. Я тебя согрею.

Крошечная конюшня располагалась в неглубокой пещере под нависшим над ней скальным козырьком, а перед входом в нее стояла преграда в виде кедровых бревен, вкопанных в землю на пару футов, — этого было достаточно, чтобы остановить даже самого решительного медведя. Свет проникал внутрь через открытую верхнюю половину широкой двери, и красноватый прозрачный дым поднимался вдоль стены утеса над пещерой, дрожа в солнечном свете, словно вода, текущая вверх по камням.

— А зачем двойная дверь? — спросила Брианна, впервые увидев это сооружение. Ее удивило то, что здесь явно было приложено чрезмерное количество труда, и отделка двери не соответствовала общей примитивности укрытия.

— Нужно иметь такое место, где животные могли бы чувствовать себя совершенно спокойно, — объяснил ей отец, показывая дочери плотные кожаные полосы, служившие дверными петлями; они плотно обвивались вокруг гладко оструганных деревянных креплений. Он взял молоток, чтобы продолжить работу, и, улыбнувшись дочери, опустился на колени возле наполовину законченных ворот. — Чтобы они чувствовали себя счастливыми, понимаешь?

Брианна не знала, чувствуют ли себя счастливыми в этой конюшне животные, но она сама точно была счастлива. В пещере было прохладно, здесь витал пряный аромат соломы, пахло пометом наевшихся свежей травы животных, и днем, когда обитатели пещеры паслись на лугу, это было удивительно мирное убежище.

А в дурную погоду или глухой ночью частокол перед входом рождал ощущение уюта; как-то раз после наступления темноты Брианна проходила совсем близко от этой конюшни — и увидела, как сквозь щели между деревом и скалой просачивается легкий пар дыхания животных, медленно поднимаясь вверх, — как будто это дышала сама земля, безмятежно спящая в осеннем уборе…

Этой ночью было очень холодно, и звезды в чистом горном воздухе казались острыми, как иглы. До конюшни от домика было всего пять минут хода, но Брианна успела продрогнуть, пока миновала это расстояние, хотя и была в плаще. Свет, сочившийся изнутри, исходил не только от висевшего на крюке фонаря, как обнаружила Брианна, войдя внутрь. В углу стояла еще и небольшая самодельная жаровня, обеспечивая свет и тепло для ночного бдения.

Ее отец сидел, подобрав под себя ноги, на охапке соломы, укрывшись пледом, — он устроился на расстоянии вытянутой руки от небольшой пятнистой коровы. Корова лежала, подогнув ноги, время он времени мыча, и на ее широкой белой морде было написано глубокое сосредоточение.

Джейми резко вскинул голову, услышав шорох гравия под ногами Брианны, и его рука сама собой нырнула под плед, к поясу.

— Это я, — поспешила сказать девушка, и вышла на освещенное место. Лицо Джейми мгновенно утратило выражение настороженности. Он вытянул ноги и с силой потер лицо ладонью, пока Брианна аккуратно запирала за собой нижнюю часть ворот.

— А твоя мать еще не вернулась?

Брианна явно и очевидно пришла одна, и тем не менее Джейми глянул через плечо дочери, словно надеялся, что Клэр вот-вот материализуется прямо из ночной тьмы.