Томасу оставалось только молчать, смотреть на бессильно опущенные плечи Астры. И ждать, что она скажет дальше.

– Она, – слова давались девушке трудом, но она говорила, – Она попыталась повторить то же самое, что было тогда, когда она растила меня внутри себя. Но врачи не спасли её. Я знаю, она это сделала ради меня. Ради меня, понимаешь? Она хотела помочь мне, разделить со мной всё то, что есть во мне! – последние слова она выкрикнула. Потом бессильно упала на руки Томаса и зарыдала.

Прошло много времени прежде, чем девушка успокоилась. Томас целовал её плечи, руки, волосы. Она дрожала в его объятиях, и плач постепенно стихал. А чуть позже ответила на поцелуи. И под журчание ручья, под шелест листвы и аромат цветов они снова стали единым целым.

Они не знали, сколько прошло времени. Казалось, миг, а может быть вечность.

– Астра, пойдём со мной, – сказал Томас.

– Ты думаешь, меня сумеют принять? Такой, какая я есть? Со всем моим прошлым?

– Уверен. Руслан, моя мама, Лестер, Оксана, Иван, все остальные, они поймут.

Пришлось ей рассказать про жизнь близких. Про отношения в семьях, про всё. Томас решил: её убедили именно отношения Руслана и Оксаны, но может быть, ему просто показалось.

– Мы ещё будем сюда возвращаться, хорошо? – с надеждой в голосе сказал она, прежде чем ступить в лодку.

– Обещаю.

Вслед за последними лучами солнца Твистер домчал молодых людей до Канберры. Хитодэ смущённо прижималась к Томасу и держала его за руку. Она нерешительно смотрела на тех, кто вышел встречать у порога.

– Это мой дом, – сказал Томас, – Если захочешь, он будет и твоим.

– Добро пожаловать, Астра Марина, – сказала Минди и улыбнулась.

Утренний ветер гнал волны к берегу. Белые барашки то уменьшались, то увеличивались, словно прыгали по глубокой синеве морских волн. Шум от моря был едва слышен сквозь голос порывистого, настойчивого ветра. Ветер колыхал траву по склонам прибрежных холмов. В песню ветра вплеталась мелодия.

Элиза сидела на согретом солнцем пригорке. Она прижала к груди согнутые в коленях ноги, немного поодаль лежали брошенные сандалии. Девушка прижимала к губам гармошку, и инструмент издавал отчётливый звук. Этой мелодии никто не давал названия, даже сама Элиза. Звуки лилась непрерывным потоком, иногда складным, а иногда и не очень. В своей импровизации она пыталась передать то, что чувствовала, здесь, на прибрежном холме рядом с друзьями.

Тонкие пальцы гладили дерево корпуса гармошка. На загорелой коже переливалась тень от длинных русых волос, их развевал тёплый ветер.

Мягкие складки серо-голубого сарафана натянулись, и девушка прервала мелодию.

– Лёська! – недовольно воскликнула девушка, – Прекрати царапаться.

Пушистый чёрный кот мяукнул и недовольно тронул лапой шлейку.

– Не выпущу! – покачала головой Элиза, но кот опять натянул ремень, – Помнишь, как тебя пол дня ловили?

Кот Лёська ещё раз мяукнул и улёгся рядом. Он недовольно постукивал хвостом по траве.

– Да поймаем! – усмехнулся Тима и отложил деревяшку. Он вырезал отцовским ножом корпус яхты. На этой деревяшке оставил царапины и Лёська, когда пару дней назад увлёкся шуршанием в траве.

Парень поднялся с земли и подошёл к Элизе. Присел с ней рядом и погладил кота. Довольный кот заурчал.

Элиза повернулась к Тиму и улыбнулась.

– Поймаешь – отпускай.

Парень смутился и почесал веснушчатую переносицу. Летний загар оставил следы на бледной коже, но со смуглостью Элизы ему было не сравниться.

– Подумаю, – сказал Тима и убрал ножик в карман джинсов.

– Да прекратите вы! – крикнула Санди, – Сейчас учитель вернётся из города, кто останется ловить Лёську, если удерёт. Лучше спой ещё, а?

Тима нахмурился и вернулся к яхте. Санди продолжала держать пяльцы с вышивкой, но всё-таки ткнула Тиму локтём.

– Лучше думай чего предлагаешь, недотёпа.

Мальчишка не ответил. Он показал язык драчливой мулатке и вернулся к поделке.

Элиза вновь поднесла к губам гармошку, и мелодия вернулась.

Из-за склона холма раздался громкий крик:

– Люди! Давайте обратно! Занятия сейчас начнутся.

Санди вздохнула и протянула Тиму вышивку. Он убрал её в рюкзак, туда же отправилась яхта. Поправил лямки, чтобы не сползли с его кожаной безрукавки.

Тёмнокожая девушка подошла к Элизе и протянула руку.

– Пошли! Хочешь, я понесу твою сумку, Лёську возьму, а? А ты будешь петь.

Элиза кивнула и приняла ей помощь. Она накинула сандалии и проворно застегнула ремешки. Лёська наотрез отказался лезть наверх, он не расцарапал Санди кожу сквозь её ярко-оранжевый пуловер.

– Негодник ты! – пожурила его Санди, повесила на плечо сумку Элизы и отряхнула юбку, на которой остались травинки.

Девушки взялись за руки поспешили за Тимой.

Тот уже стоял внизу, рядом с Максом.

– Я вам кричал, кричал, – Макс бежал и запыхался. Майка взмокла, а на шортах осталась красная пыль. Не иначе, как бежал от самого посёлка.

– Ну а мы не слышали! – отмахнулась Санди, – Давайте лучше послушаем Элизу, чем просто болтать.

Прибрежный холм остался позади, и четверо подростков поспешили в сторону посёлка. Тихая мелодия губной гармошки летела следом.

– Нагулялись? – спросил светловолосый медиум Леон. Он отвечал за обучение их группы.

– Там такое классное море, – улыбнулась Санди, – Жалко, что не искупались. Но ведь неудобно было бы прийти на урок мокрыми?

Подростки засмеялись.

Медиум тоже улыбнулся. Поправил тунику и вернулся к уходу за оранжереей. В небольших отделениях созревала рассада для огородов посёлка.

– Эту мысль вы сможете обдумать и обсудить с вашим новым учителем Региной. Ваш старый учитель остался в Сиднее. Я не знаю, почему, но так решили наверху. По-моему, Регина будет преподавать вам какой-то новый предмет. Холистику.

– Холистику? – переспросила Элиза.

– Вот сами и спросите, – Леон подошёл ближе и почесал за ухом Лёську, который выгнулся и потёрся спиной о мантию медиума, – Идите в класс.

Так называемый класс представлял собой площадку, окружённую столбами с развешанными циновками. Потолок на случай дождя был сложен из досок. С одного края класса стояли четыре парты полукругом, а напротив тёмная доска и стол. Учитель Регина, высокая женщина с пышной копной чёрных волос ожидала их. Она стояла возле доски и листая книгу.

Вначале юноши, а потом девушки вошли в класс, За ними опустились пёстрые плетёные полотна.

Женщина повернулась навстречу, зашелестела огненно рыжим платьем и положила книгу на стол. Улыбнулась.

– Привет! Садитесь на места, будем знакомиться.

Она медленно произносила слова. Даже, на первый взгляд, медленнее, чем нужно. Каждое слово звучало как тихий удар металлического гонга. Но металл на слух был мягким, отчего хотелось слушать и слушать. В дополнение к звучности голоса тёмные янтарные глаза учителя буквально светились изнутри добродушной пытливостью, но в них была и жёсткость, и справедливость и, самое главное, бесконечное терпение. Впрочем, это было заметно уже по одной манере держаться. Она не делала лишних движений, от которых шелестела бы ткань одеяния.

Ученики расселись, каждый за свой стол.

Регина тоже пододвинула сидение к столу и посмотрела на учеников.

– Меня зовут Регина Месон. Вы можете называть меня просто Регина. Я буду вести у вас предмет, который называют холистика. Кто хочет представиться первым или от своего имени представить всех?

Подростки переглянулись.

– Удивительно немного, да? – спросила учительница, – Привыкайте.

Они назвались по именам. Больше всех стеснялась Санди, которая часто и много шумела в компании сверстников, а стоило начать разговор при учителях, становилась тихоней.