Стэнли вопросительно взглянул на лейтенанта, но командир молчал.

– Не вздумайте мне мешать. Буду стрелять в любого, кто попробует. Хоть одного, да пришью, подумайте, кому охота. Люк, тебе? Или тебе, седой? Я не прошу идти за мной, я прошу не мешать.

– Да уходи, кому ты нужен? – обозлился Люк.

– Я уйду не один.

Он сделал шаг к костру, где замерли дети. Младшие смотрели, слушали, не понимали, а старшие просто боялись. Случайный выстрел в ноги лейтенанту никого не напугал. В чужой земле они наслышались и не такого. Одна девочка сдавленно всхлипывала, но не ревела в полный голос.

Чарли властно кивнул мальчишке с медведем. Тот понял, и передал игрушку девочке.

– Они пойдут за мной.

– Куда, Чарли? – проговорил ошеломлённый старик.

– В город. В какой-нибудь, не важно. Подальше отсюда. А вы тут воюйте, мы переждём. Может, после вас ещё что-то останется. Хватит построить новый мир. Не по душе мне этот нигилизм, но по-другому, получается, нельзя. Эй, Стэнли, не зевай, потом поймёшь. Переводи, давай, живо!

Чарли говорил. Он иногда сбивался, путался, оправдывался в том, какой он, может быть, никчёмный, конченный идеалист, но время встало в точке, и по-старому теперь никак нельзя. Опасно для детей? Не безопаснее, чем тут. А там он выживал за годом год, и выжил, пока был один. Чудо? Возможно. Он теперь многое знает, он научит их, защитит. Но если кто-нибудь посмеет помешать, то будет очень-очень плохо, очень больно.

Он говорил понятно и не очень, старался проще и доходчивей, чтобы даже маленькие слушатели хоть что-то поняли, пошли за ним по доброй воле, а не под прицелом автомата.

Он кончил, опустил автомат стволом в землю, потом подумал и стянул его с плеча.

– Я жду, кто со мной?

Стэнли перевёл его слова. Никто из австралийцев не сдвинулся с места.

Чарли поискал ответа на вопрос во взгляде Доры. Что-то блёсткое, тонкое сверкнуло в уголках её глаз. Одним дыханием, беззвучно, бессловесно она выбросила ему в душу слово «да» и он отсюда видел – она ему поверила. Сейчас она готова, как они, пойти за ним, она не хочет воевать. От взгляда Доры всё внутри перевернулось, Чарли вздрогнул, когда прилетел неожиданный и лёгкий ветер.

От костра? От огня? И да, и нет.

Ветер летел из пустоты, из бурана, но в нём мелькнул какой-то тёплый, тайный запах, привкус. Чарли не знал, что это пахнет весна. Первая за двадцать три последних года.

Ветер прочитал её душу до самого дна.

Ветер принёс прочитанное прямо в душу Чарли. Да, он умел читать, но этой книге суждено остаться нетронутой, закрытой. Он понимал, что отрубает навсегда, безвозвратно, и с каждым ударом сердца инстинктивно воздвигает защитную стену, без которой теперь просто нельзя. Он так не хочет, но он должен стать не только взрослым, но и остаться ребенком. Иначе всё напрасно.

– Дора не пойдёт со мной.

Она отпрянула.

Чарли знал: для неё ещё просто не время.

– Ну? – повторил он свой вопрос.

Первый ребенок поднялся на ноги, шагнул навстречу Чарли. Потом второй, третий. Подростки подставляли ему связанные руки, и он торопился их освободить, быстрее, быстрее. Чтобы никого не обидеть.

Он снимал с них путы и плакал, дети плакали вместе с ним. А плакал ли кто-нибудь взрослый, Чарли не знал.

-

Свобода вливалась к нему в сердце через каждый вздох и взгляд. Он шёл вперёд не один, и чувство целостности с детским миром, собранным вокруг в дюжину пар доверчивых глаз, добрых рук, переполняла до краёв его душу.

Он видел многое. Лишения, болезни, голод, но только если они вместе, им удастся всё преодолеть. Они не знают языка? Он их и так поймёт, со временем они научатся, научится и он. А там, как знать, не создадут ли они вместе новый, доселе неведомый, прекрасный язык.

Мечтать не перемечтать, – думал, улыбался Чарли и рассказывал им, представлял в уме и на словах, что под ногами не мёрзлый грунт, не серо белый снег, а дорога из жёлтого кирпича. Теперь у героев сказки появятся новые имена, индийские, а это значит, будут новые истории и приключения, а там, в конце пути будет начало, и яркий свет ударит солнечным лучом из-за горизонта.

Человек с пятном увидел свет, но звука не услышал.

Огненный удар опрокинул его в землю.

-

Лейтенант держал автомат стволом вниз. Его бойцы стояли рядом. Не испуганные, не покорные, а просто спокойные и сильно перегруженные мыслями, переживаниями. Дора дрожала от страха, но оставалась между ними. Как знак, живой сигнал, что пришло время, оно замерло в неодолимой поворотной точке, и многое осталось в прошлом. Не забыто, не отвергнуто, не прощено, лишь отодвинуто на задний план.

А на переднем плане в палаточный городок входили вооружённые люди. Такие же испуганные и растерянные, как бойцы лейтенанта Митчела. Смуглые, измождённые, они несли винтовки на ремнях, как постылую, привычную ношу. За ними шли дети, а между детей трое индусов тащили неуютные носилки из двух досок и шинели.

Дети перестали плакать, они стояли и смотрели.

Дора оттолкнула седого фермера, с мольбой и вопросом взглянула на Митчела, но лейтенант отвернулся. На войне он был командиром, а здесь и сейчас война окончена.

Девушка метнулась к носилкам, припала на колени, приказала положить на землю худое, бессильно тяжёлое тело. На красном красное не выглядело смертью, только снег темнел, и краснели причудливые льдистые кольдеры кровавых проталин.

На этот раз они опять обошлись без слов. Перед глазами Чарли промелькнули рваными стопкадрами дни, годы, мысли и мечты, и он уже не мог определить, где выдумка, где явь. Мешали холод, боль и зов отдаться в лёгкое, бесцветное ничто, похожее на бесконечный ровный сон.

Последним усилием он поднял медвежонка, пропитанного кровью, и протянул его Доре.

Она прижала игрушку к губам, и долго давилась солёными спазмами, беззвучными криками, но по неписанным законам каждой душе отведено своё время.

В своё время Дора встала c колен и с игрушкой в руках шагнула к детям.

Август-октябрь 2009.

Император является символом государства и единства народа, его статус определяется волей народа, которому принадлежит суверенная власть.

(1-я статья конституции Японии, начало 21 века, время правления императора Акихито).

Правительство Сил Самообороны Независимого Государства Ниххон (НГН) постановляет упразднение юридической, религиозной и иных форм власти Императорского дома в связи с безвременной кончиной принца Нарухито и установленных порядком наследования приемников династии Хирохито. В день Утра Смерти завершилась эра Хэйсэй (эра «Установления мира») и царствование Императорского дома прекращено на неопределённый срок.

Потомки побочных ветвей Императорской фамилии уравниваются в правах и обязанностях с рядовыми гражданами государства.

(2-я и 3-я статьи Обновлённой конституции НГН, фрагменты. 4-й год после У.С.)

Разведчик снял перчатку и прикоснулся ладонью к прохладному дереву, замер. Он и представить не мог, что будет так тяжело. Его сердце забилось в таком ритме, словно хотело разорвать изнутри, во рту пересохло.

А осенний холод прополз за шиворот пилотской куртки.

Он снял вторую перчатку, убрал в карман. Двумя руками раздвинул створки и сделал шаг внутрь.

Ветер бросил на чистый татами несколько мокрых осенних листьев. Гость наклонился убрать неожиданный сор.

– Не стоит, – завывание ветра на улице было громче голоса Суги, но он услышал её слова.

– Сейчас. Прости, я случайно, – он тихо затворил створки двери.

В её доме жила тишина, в очаге еле слышно потрескивал огонь. Деревянная палочка коснулась глиняного сосуда с долгим звоном, зашелестела ткань кимоно.