Едва они поняли, что спасены, Евгения покинули последние силы. Он рухнул в снег. В изнеможении прикрикнул на Валю, чтобы тот тащил вперёд девушку. Он так и не узнал, удалось ли перекричать снегопад, или парень понял его без слов. Вместе со снегом на землю опустилась тьма. Евгений ещё некоторое время был в сознании. Злой холод держал его в крепком, болезненном объятии. Прежде чем на смену мыслям пришло тёмное ничто, он подумал о синем небе. Оно где-то там, за снегопадом. Жаль, что больше никогда не увидеть чистого, синего неба. Оно на вкус как леденец, его можно пить, не только ртом, а глазами и сердцем.

Евгений не знал и не слышал, как Валентин колотил руками в двери. Как распахнули двери и втащили внутрь полубезумных от холода и страха подростков. Как слушали сбивчивый рассказ, пока у Вали зуб на зуб не попадал, а синие с мороза ногти стучали по чашке с горячим отваром. Люди выслушали, поняли и самое главное, поверили. Женским рукам досталась забота о Рите, тяжело больной, но все еще живой.

Весть о пришельцах быстро разнеслась по городку, и люди поспешили на помощь Вале и Рите.

С фонарями, факелами и собаками люди вышли на поиски в снежную бездну.

Евгения нашли.

Он долго пролежал в снегу. И пострадал от обширного обморожения. Молодая женщина, Люба Сидоренко, старалась заглушить в себе отвращение, когда ухаживала за этим больным, измождённым телом.

Удивительно: оно каким-то чудом держалось за жизнь, а Евгений лежал в беспамятстве. Когда через несколько сознание вернулось в измученное тело, он увидел сиделку – она избегала смотреть ему в лицо.

– Фигово выгляжу, да? – хрипло прошептал Евгений, едва сумел разлепить сухие до боли губы.

– Я видела и похуже, – Люба отвернулась и покраснела. Из-под неровной пряди волос на ткань халата что-то упало. Осталось тёмное пятнышко влаги.

Она украдкой вытерла слезы, потом Люба нашла в себе силы и посмотрела в глаза Евгению. И больше не пыталась скрыть слезы. Губы дрожали, и говорить ей было трудно:

– Так не бывает, понимаешь? Ты просто не мог выжить.

– Мог. И выжил, – вздохнул Евгений и закашлялся.

Люба обмакнула компресс в отвар и приложила ко лбу искалеченного человека. Они долго и отрывочно беседовали, словно знали друг друга давным-давно. Было и неловко, и странно. Они ничего не обещали друг другу и не просили, просто разговаривали. Люба не знала, что именно притягивает её к больному, могла бы и уйти, ей предлагали. Пока он спал, её съедали заживо душевная боль и жалость. От них она ревела в голос, и не могла побороть отчаяние.

– Зачем тебе? Оставь, – говорили ей, – Этот доходяга не протянет и месяца, неужели ты не понимаешь?

– Это вы не понимаете! – хрипло отвечала Люба.

Пока Евгений болел, Рита успела стать мамой: на свет появилась крошечная Настенька, вполне здоровый ребенок.

Он узнал об этом, когда сумел набраться сил и встать на ноги.

Люди приняли его таким, какой он есть, старались делать вид, что не замечают искалеченного тела, обезображенного лица. Казалось, на лице остались жить только глаза. И глаза беззлобно смеялись навстречу смущенным, неуклюжим извинениям.

Только во взгляде Любы не было смущения.

Там поселилось отражение его собственной боли.

– Ты сошёл с ума! – вскричала она, когда Евгений стал собираться в путь.

Он взял её за руки, прижал к стене и сбивчивым, шершавым шепотом выложил всё, что думает. О том, каково людям быть рядом с ним, как всем станет легче, если он исчезнет. Не забыл и про саму Любу. Мол, не дело молодой здоровой бабе тетешкаться с инвалидом, который давно привык к одиночеству, и не сегодня-завтра отдаст Богу душу.

К тому же в уютном, тихом тепле его со всех сторон окружили заботой. Тут быстро иссякнут последние силы, разнежится, обленится тело. А следом и душа придёт в трухлявую негодность.

Так и будет, точно-точно. Он слишком хорошо себя знает.

Он выложил это горячей, сбивчивой скороговоркой прямо в распахнутые слезами глаза, которые ловили каждое движение морщин вокруг его век. Люба даже дышала в такт больному дыханию Евгения.

– Всё сказал? – она с трудом выдавила из себя два слова.

Евгений пробурчал что-то в ответ. Слишком невнятно и бессильно.

Люба ушла, хлопнула дверью, и этот войлочный стук отозвался в душе Евгения глухой, тупой болью.

Теперь с этой болью Евгению жить и мириться.

Он не спешил, только руки немного дрожали, завязки на рюкзаке никак не слушались пальцев. Всё давно собрано, осталось только накинуть телогрейку, сунуть ноги в валенки. И привычно затянуть ремни охотничьих лыж.

В последний раз он осмотрел гостеприимный дом, тихо прошептал благодарность и распахнул дверь. Как хорошо, что никто не провожает, подумал Евгений. Он испытал мимолётный стыд за ворох снега, что залетел внутрь избы по прихоти ветра.

Евгений оттолкнулся ногами от снежной тверди. Но не успел он сделать и двадцати шагов, как шорох тишины снегопада прорвал громкий окрик. И где-то там, на грани видимости, распахнулась дверь в уютное тепло людского света. Потом дверь закрылась.

Она подошла совсем близко. Лыжи, которые Евгений сделал для Вали, пришлись ей впору.

– Пошли? – спросила Люба.

– Угу, – кивнул Евгений.

В белом безмолвии протянулись две пары следов. Но скоро и их занесло снегопадом.

Руслан сложил ладони лодочкой, прижал их к груди. Он смотрел вслед снежинкам: осколки белой тишины летели навстречу волнам. Холодная, стального цвета вода поглощала крупинки снега, словно они совсем ничего не весили.

Безмолвный снегопад навевал тоску, он оставлял странное ощущение.

Другой бы на месте Руслана радовался, что так всё сложилось, могло быть гораздо хуже. А он горевал о прожитом, которого не вернуть. Останется память, она как неведомый магнит способна вывернуть время, приблизить утраченное прошлое.

Но разве можно повернуть русло времени?

Одинокий человек оглянулся назад. Вон там – родной посёлок. Над хилыми бревенчатыми домиками вьётся рябь тёплого воздуха. Сквозь нее можно увидеть Вечный снегопад.

Сколько люди себя помнят, над материком всегда идёт снег. День за днём, год за годом. Просто невероятно, откуда столько снега?

Из тех, кто уходил на поиски ответа, ни один не вернулся.

Может быть, изуродованный мир сошел с ума, и законы природы стали другими?

Кто знает?

Руслан начинает мёрзнуть. Он осторожно переложил маленькую ношу в правую руку и спрятал в карман штормовки. Эта вещь останется с ним навсегда. Что бы ни случилось.

– Пора возвращаться обратно, – прошептал себе под нос Руслан и опустил капюшон штормовки.

Он оставил за спиной холодную силу Тихого океана и пошёл прочь.

Руслан оказался одним из тех, кто пережил Утро Смерти. Когда вздрогнул мир, вспыхнул тысячами рукотворных солнц, а затем погрузился во тьму убийственного хаоса, кое-кому посчастливилось оказаться вблизи вражеской территории, почти на самой границе. Атомная смерть тянулась и к ним, но попала в сеть противоракетной защиты.

В тот год Руслан был ещё маленьким мальчиком.

Ему было три года Того времени.

Сколько прошло лет? На этот вопрос никто не знает точного ответа. Бытует мнение, что даже время теперь течёт иначе. Солнца почти не видно за сплошной пеленой снежных туч, и времена года давно не меняются. Или меняются, но в чем их отличие друг от друга, никто пока не разобрался. Как знать, а не сместилась ли земная ось после Утра Смерти? Могла измениться орбита, скорость вращения Земли.

В поселке есть исправные часы, даже механический календарь сохранился, но какой сейчас «год» – не ясно. По приблизительным подсчётам со времён Утра Смерти прошло двадцать пять лет Того времени.

Когда-то здесь был маленький населённый пункт, научный городок. Едва раздался сигнал тревоги, и радио закричало о начале войны, все, кто успел, спрятались в бомбоубежище. Люди провели под землей несколько суток, пока не кончилась вода, пока не стали задыхаться. Что произошло на поверхности, они так никогда и не узнали, но одно было бесспорно: бомбы их миновали.