Сначала всех присутствующих угостили розовым вином, и Глава порта произнес короткую и деловую речь, восхваляя мудрость и дальновидность жителей порта, а затем пригласил гостей в сопровождении всех Старейшин города полюбоваться видом стены со стороны порта Дикка и ее же видом со стороны дорог из Империи и Королевства.

Так случилось, что во время приема к воротам "Девятого вала" подъехали первые повозки нового торгового каравана из Стерры в сопровождении необычайно сильного боевого охранения, и все гости стали свидетелями строгого досмотра повозок и допроса сопровождающих их людей.

Лорд Барк, Специальный Посол Короля Стерры с удовлетворением убедился в соответствии рисунка его воплощению, и его надежды укрепились. "Девятый вал" подавлял своей угрожающей мощью. Лорд Специальный Посол почувствовал вполне определенную уверенность в том, что возможный неожиданный налет знаменитой конницы чугов на порт Дикка – чего он боялся все эти годы больше всего – здесь будет остановлен. Он поздравил Главу порта и Старейшин и позволил себе прозрачный намек. "Теперь я буду спать ГОРАЗДО КРЕПЧЕ", – сказал он, и его слова были приняты с понимающими улыбками. В поздравительных словах лорда Барка Главе и Старейшинам порта была нескрываемая искренность, и Глава порта ответил на эту искренность крепким и многозначительным пожатием руки.

Было объявлено, что отныне все это многосложное укрепление порта Дикка будет именоваться "Крепость "Девятый Вал". В честь этого учреждался специальный праздник, сегодня и ежегодно. Всех много раз обносили вином и жареными орешками.

Коммодор с женой, как всегда укрытой платком, мастер Проекта и даже некоторые строители "Девятого вала" тоже присутствовали на приеме, скромно держась немного в стороне от почетных гостей. В той компании было оживленно и весело, заметил лорд Барк. Но почувствовали ли они, что от них уже отчуждаются? Несправедливо и недальновидно со стороны порта Дикка, однако, это так. Резидент, будущий лорд Диккар, сработал безупречно. Надо выждать некоторое время и мягко поторопить мастера Каддета с отъездом в Стерру.

Владетельный господин Посол Великого Императора чугов был рад тому, что, наконец, в сегодняшнем срочном донесении ему есть, что сообщить своему Императору. "Крепость "Девятый Вал"!… Надо написать Императору, что для ее взятия потребуется много катапульт и длинных лестниц. И, заносчиво кивнув Главе порта, он заторопился домой – потому что зуд между ногами от этого нового отвара становился непереносимым.

Когда наступила ночь, и желто-зеленые жабы-вампиры начали свешивать свои плоские широкие головы в яму, а пересохшее горло торговца Ааврона не могло уже издавать никаких понятных звуков, он беззвучно выкрикнул в далекие звезды, рассыпанные у него над головой: "Я раскаиваюсь!" И, словно в насмешку, коварная Судьба в это мгновение уронила ему на шею первую жабу.

Гадалка Толстуха, в это время с помощью своего непутевого внука ковылявшая к себе домой, споткнулась и остановилась. Сила и ясность услышанного ею вопля была так велика, что она узнала голос.

– Стой! – велела она Блохе. – Стой! Я услышала! Плохая весть, Блоха… Ты знаешь, где живет семья торговца Ааврона?

– Бабка, ну, пошли домой!… – заныл уставший от вечерней работы на Площади внук.

– Знаешь, где живет семья Ааврона? – рявкнула старая гадалка.

– Давай серебрячок, скажу! – потребовал зевающий паршивец. Взглянул на бабку и обмер – никогда он ее такой не видел: тусклые глаза ее светились, распущенный рот собрался в узкую щель, все лицо осунулось и запало, и ему показалось, что это не его бабка, а какая-то незнакомая страшная женщина сверлит его глазами, как вестник Судьбы. Бабка дернула его за вихор, стукнула его по голове и вцепилась рукой ему в плечо. – Ну?!

– На улице Нижнего Колодца, далеко, – испуганно пробормотал Блоха.

– Завтра и еще два дня ходи туда и смотри. Ты должен знать, как выглядит дом, который навестила смерть.

– Зачем?!

– Почувствуешь чего – скажешь мне, научу кое-чему. Пригодится тебе в жизни. При твоей-то работе… Теперь тащи меня домой, бестолковый!

Последний вопль Ааврона, спонтанная ментограмма, отправленная всем, кто когда-либо знал его на планете Гиккея, заставила Кадета разомкнуть объятия и сесть на кровати.

– Ментограмма, – хмуро объяснил он Принцессе, собравшейся обидеться. – От торговца Ааврона. Кажется, он умер.

– А я ничего не почувствовала, – удивленно сказала Принцесса.

– Потому что тебя с ним ничего не связывает, Стрела. Ни Долг, ни чувство, ни вещь. – Принцесса заметила, как огорчен ее возлюбленный. Она обняла Кадета.

– А что тебя связывало с ним, любимый? Он был твой друг? – Она повернула кольцо на подставке холодного светильника, и в комнате стало светлей.

– Нас связывала только одна моя вещь, милая. – Каддет поцеловал ее – извинился, и Принцесса повеселела. – Очень важная для меня вещь. Первая часть от этой вещи. – И Каддет, наконец, показал ей маленькую вещицу, которую она среди ласк уже давно нащупала у него под кожей на животе, на три пальца ниже пупка, справа. Сначала она думала, что это грубый след от старой раны, а потом, что это какой-то редкий драгоценный камень, ну, вроде, Последнего Сокровища, которое должно иметься и быть запрятанным у каждого достойного мужчины. А оказалось, что это маленькая твердая пластина, разрисованная странными значками и рисунками. Неспящий попытался ей что-то объяснить, но Принцесса отмахнулась от него.

– Это чип, – назвал вещицу Кадет. – Мой личный чип. В нем записаны все сведения обо мне и моих правах, нашей собственности, а еще в нем наши деньги.

Принцесса взяла в руку эту вещицу, "чип", потрясла ее, но никакие деньги из нее не посыпались.

Кадет нажал на угол пластины, и она раскрылась веером лепестков – гибких, но жестких.

– Это мой паспорт с планетарными визами, это мой биопаспорт, – перебирал он лепестки, – это мой счет в банке, это паспорт "Робинзона" и ключ к нему, это нанокомпьютер… – и, видя ее нарастающее недоумение и интерес, он почему-то очень грустно произнес, – мне давно пора рассказать тебе, любовь моя, о том, кто я и откуда. Но мне очень не хотелось пугать тебя, Стрела! Мне тревожно, милая. Хочешь, чтобы я тебе все рассказал? – У него был виноватый голос. – Это будет… нелегко.

Взволнованный Неспящий предупредил Принцессу: крепись, сейчас мир перевернется.

– Говори, муж мой! – произнесла Принцесса твердым голосом, а чтобы лучше подготовиться, взялась рукой за теплую и сильную руку возлюбленного. Нет, своего господина.

Дочка Ааврона проснулась и громко заплакала.

– Папа умер, – сказала она матери, прибежавшей к ней.

– Что ты, что ты! – всполошилась мать. – Это просто плохой сон, моя девочка! Повернись на другой бочок… – забормотала она, зажигая свечу. – Не заболела ли ты?…

– Нет, мама, это не плохой сон!… – рыдания отчаяния сотрясали девочку. Захныкал ее братишка.

– Я виновата, это из-за меня папа умер, – сквозь слезы и рыдания произнесла девочка. – Мама! Прости меня! Папа, прости меня!

– Как ты можешь быть виноватой, если твой отец никогда не слушал никого, кроме себя! – начиная лить слезы, сказала ее мать. – Вечно ему не сидится на месте, все он куда-то ездит, собирает никому не нужные пустяки, когда другие отцы работают или торгуют… Наживают состояния…

– Он искал магию, мама! – сердито закричала девочка, и ее слезы просохли. – Он знал, что магия есть, он показывал мне!

– Что, что он показывал тебе?! – теперь и мать кричала.

– Я… я покажу тебе! – девочка соскочила с ложа и побежала в верхнюю комнату. Там что-то упало, громко загремев на полу, заскрипели створки шкафа, в котором Ааврон хранил свои сокровища, опять что-то упало, а после этого девочка вернулась в комнату с двумя небольшими темного цвета предметами в руках. – Задуй свет! – велела она матери.