– Вот как раз о его собрании диковин я хотел поговорить с тобой, господин Пиппер, – сказал Коммодор. – Я точно знаю, что к Ааврону попала одна вещь, которая мне очень нужна. Вот такая вещь, – и Командор показал Пипперу рисунок диска. Очень похожего на тот сапфировый, который уже бывал у него в руках. – Ты помнишь ту вещицу, что была у тебя, господин Пиппер? А нужная мне вещь сделана из дерева или кости. Не видал ли ты ее у Ааврона?

– Нет, сожалею, Коммодор, я не видел такой вещи у Ааврона. – Пиппер искренне огорчился.

– Не мог бы ты, господин Пиппер, навестить жену Ааврона, и узнать – только для меня – есть такая вещь среди его диковин?

– Я немедленно сделаю это, Коммодор!

– Только не напугай, пожалуйста, жену Ааврона, господин Пиппер. Я слышал, что она…что у нее плохой характер.

– Нет, Господин Коммодор, я буду очень обходителен с госпожой Ааврон… А характер у нее… У Ааврона тоже характер…

– Может быть, семья Ааврона нуждается в деньгах, и ты купишь эту вещь у жены Ааврона? Если она у него в доме…

– Боюсь, что она не продаст мне и никому другому ни одной диковины, что собрал Ааврон, Великий и Могучий Коммодор. Ааврон строго запретил касаться их. Он говорил, что они – магические. Их все боялись брать в руки. Кроме Ааврона.

– Хорошо, убедись только, что нужная мне вещь – в доме Ааврона, господин Пиппер. Я буду очень признателен тебе, – Коммодор так дружески посмотрел Пипперу в глаза, что тот прослезился.

– Еще до вечера я все узнаю, господин Коммодор, Великий и Могучий! – дрожащим от волнения голосом пообещал Пиппер.

Пиппер шел вниз по улице Нижнего Колодца так быстро, что у него даже подрагивал нажитый за это лето маленький животик, не останавливаясь, чтобы перекинуться словом с многочисленными знакомыми. Пиппер очень торопился.

– Коммодор, я очень внимательно посмотрел собрание диковин Ааврона. Там нет такой вещи, – тем же вечером сообщил он своему благодетелю, и с печалью отметил, как огорчился и озаботился Коммодор.

– Спасибо, господин Пиппер, – с невеселым лицом ответил ему благодетель. – Очень жаль. Как жаль!… Благодарю тебя за хлопоты. Я вижу – ты старался. Скоро стекловары, господа Старший и Младший, принесут тебе – пока только для показа – красиво ограненные бокалы из прозрачного стекла. Ты сегодня видел такой бокал. Вот точно такой же. Их секрет в том, что они не бьются. – С этими словами Коммодор бросил бокал на пол, в то место, где он был не покрыт ковром. Раздался тонкий серебряный звон, бокал подпрыгнул и покатился. Целехонький! Это волшебство!… Да за такую посуду чужеземные купцы любые деньги заплатят! – Ты наживешь хорошие деньги, продавая их, господин Пиппер.

– Благодарю вас, Великий! И мне так жаль, так жаль, что я не смог услужить вам, Коммодор… – плача, пробормотал Пиппер. – Мне очень жаль, Великий и Могучий…

Сердце господина Пиппера не билось – еле барахталось и сжималось – от сочувствия Коммодору. Он раскланялся с ним и госпожой Принцессой и медленным шагом тяжело нагруженного человека по привычке направился на Торговый Рынок. Что-то неясное беспокоило господина Пиппера, что-то он упустил или чему-то не придал значения. Озабоченным и грустным он предстал перед глазами помощников, они бросали на него встревоженные взгляды, но он был так погружен в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. И трижды пересчитывал выручку, сбиваясь каждый раз.

Именно в эти минуты мелкий торговец Ааврон из порта Дикка, стоя по колено в гнилой воде своей глубокой ямы-тюрьмы на Зеленых Землях и не надеясь пережить сегодняшнюю ночь, вспоминал свой дом, детей, порт Дикка, свое собрание забавных вещиц, и думал: "Если в мире существует цена, я готов заплатить ее Судьбе и выкупиться отсюда любой ценой. Любой!". Почему-то ему сегодня уже много раз вспоминался тот ужасный волосатый гигант-раб, у которого он, по сути силой и страхом, отобрал амулет. Поверье истинно, оказывается. Не отбирай у человека надежду и Судьбу, его амулет, ибо ты принимаешь их на себя. А он принял: Ааврон вспоминал последний, запомнившийся, взгляд раба. Проклятый раб!… "Помогите!" – выкрикнул Аарон, и сам понял, как слаб его голос, гаснущий в яме.

В преддверии ночи, когда в джунглях начало стремительно быстро темнеть, а над головой, на поверхности почвы около горловины ямы по пожухлым листьям зашуршали жабы-вампиры, Ааврон догадался, какая связь между ним и тем рабом, погибшим уже, наверное, в Империи чугов. Раб отдал ему свой амулет, желая его сберечь, отдал свою надежду на жизнь. Амулет раба цел, хранится в шкафу между другими забавными вещицами. Теперь раб умер, и его Судьба закончена, умерла. По правилам амулет умершего подлежит уничтожению. Но амулет остался в доме, целехонький. И Судьба раба пришла за Аавроном.

Он чувствовал, что его ждет неминуемая смерть. "Помогите мне!", надрывно закричал Ааврон.

Старая гадалка по прозвищу Толстуха на Площади порта Дикка сквозь дремоту уловила слабый голос, звавший на помощь, вздрогнула, очнулась и осмотрелась вокруг. Веселый народ, празднующий завершение строительства "Девятого вала" шумел, кричал и приплясывал. Голос был не из этой толпы. Если Судьба будет благосклонна к звавшему, он еще раз докричится до нее, решила гадалка, и пусть назовется и кричит с толком, а не просто "Помогите мне!". Гадалка поерзала на своей скамеечке и задремала опять. Но скоро ее разбудили клиенты: молодая парочка – ладный рыжеватый парень и высокая гибкая девушка, обнявшиеся. Видно, совсем недавно поладили. Ну, и конечно, и они хотели узнать, как у них сложится жизнь. Глупые-глупые-глупые люди! Как же они не поймут, что у каждого человека – своя Судьба, а не общая. Да и разве вправе кто-нибудь еще, кроме самого человека, знать свое будущее? И как они не сообразят, что общая их дорога может получится кривой или короткой, и об этом никогда никому нельзя объявлять, если ты честная провидица. Чужак, Великий и Могучий, но не Вождь, а Провидец, много дней назад несколькими простыми и понятными словами, прямо в ухо, объяснил ей, что она не жалкая обманщица-гадалка, а честная провидица. И ободрил. С того дня Толстуха словно помолодела и выпрямилась, не телом, конечно, а душой.

– Приходите по одному, – с добродушной улыбкой, жалея их глупость и молодость, велела Толстуха. – И в разные дни, уж договоритесь между собой. И пообещайте мне, прямо сейчас, что не перескажите один другому мои слова. Перескажите – не сбудутся!

Кадет, разбиравший за столом в нижней комнате дома рисунки и чертежи, накопившиеся за время строительства, ощутил слабое беспокойство, в его сознании мелькнул образ амулета и пропал.

– Ты звал меня? – Принцесса вышла из кухни, подошла к нему, обняла его голову, прижала к своей груди. Она изменилась после покушения. Задорная девчоночья стремительность быстро покидала ее, на смену ей приходила спокойная мощная решительность жены-Стража. И из пылкой, трепетной и ненасытной торопливой любовницы она превращалась в мечту любого мужчины всех семи Галактик: отзывчивую нежную, страстную и умелую женщину, спокойного самостоятельного друга-советчика и матерински-заботливую жену в оболочке юной красавицы. – Мне почудилось…

– Мне тоже, Стрела… – Кадет куснул ее руку. Губы Принцессы придвинулись к его уху и издали тихий призывный свист степной змеи: фс-фс-с!…

– Ыр-р-р… – ответил Кадет глубоким басом благодушно настроенного черного медведя с планеты Урду.

Дочь Ааврона внезапно почувствовала острый укол в сердце, образ отца мелькнул в ее памяти. Вечером, перед сном, она свесилась со своего, верхнего ложа на двухъярусной кровати, и шепнула младшему брату, укладывающемуся спать на нижнем ложе:

– Ты поклялся никому не говорить про ТО, смотри, не предай меня! А то я признаюсь маме, что это ТЫ взял и потерял ТУ папину вещь!

Прием проводился в помещении будущей воинской казармы, встроенной в толщу новой крепостной стены. Просторное удобное помещение не намекало, а просто кричало о том, как много воинов смогут безопасно разместиться в нем при необходимости.