Автономов слушал его, наклонив голову на тугой шее. Лицо его медленно розовело, и белоснежный подворотничок кителя, казалось, все больше подпирал ему подбородок. Член ЦК, повернув голову, смотрел на него с нескрываемым интересом. Личность Автономова уже достаточно была известна в стране по предшествующей прогремевшей стройке нефтепровода в сибирской тайге.

Греков собрался было вмешаться, чтобы все поставить на место, как вдруг Автономов, полуобернувшись к нему, пригвоздил его взглядом. А еще через мгновение Греков смог лишний раз убедиться, что не так-то просто было Автономова испугать. Он вдруг всей грудью выдохнул воздух и, скрестив со взглядом усталых глаз секретаря обкома безмятежный взгляд, в свою очередь спросил у него:

– А зачем же было моему начальнику политотдела этого преступника в герои превращать, если его и без того уже превратили?

Всего одним взглядом Греков успел схватить, как при этом сразу окаменело лицо первого секретаря обкома, и это его выражение тут же передалось другим членам бюро. Даже его гость, который с явным интересом ждал, что скажет Автономов, разочарованно опустил глаза.

– Я бы на вашем месте, товарищ Автономов, не стал так шутить, – предостерег Бугров.

Греков снова начал привставать со своего стула, и снова Автономов, взглянув искоса, заставил его остаться на месте. Он слегка развел руками.

– Какие здесь могут быть шутки, если не дальше как месяц в этом же зале все бюро обкома, и в том же составе, просматривало киножурнал о героях перекрытия русла Дона. И вы, товарищ Бугров, еще спросили у меня, кто этот герой, который сумел в самый критический момент раскупорить затор на проране. Но я тогда так и не смог вспомнить, хоть я и первое лицо на стройке. Но теперь с вашей помощью я вспомнил. – Члены бюро не сводили глаз с лица Автономова, в котором вдруг выступило что-то угрожающее. Греков увидел, как подался вперед и член ЦК, глаза у него вспыхнули серым блеском. Сердцу Грекова вдруг стало жутко и хорошо, как бывало давно уже на фронте, когда наступал предел всему и уже невозможно было чего-нибудь бояться.

– Кто же это?

Автономов снова в непритворном изумлении развел руками.

– Я думал, товарищ Бугров, что вы, как первое лицо в области, и сами уже догадались, а если нет, – он поискал глазами в президиуме и остановил взгляд на Пантелееве, который быстро делал какие-то пометки в раскрытом на столе блокноте, – то вам уже должны были доложить. Тот самый преступник и расхититель соцсобственности, как телеграфирует этот уполкомзаг. – Греков видел, что Автономов начал до отказа разворачивать свою пружину, и теперь уже никто не смог бы его остановить. Он стоял за столиком во весь рост и, казалось, бронзовая пыльца осыпалась с его скул. – Фамилия, отныне можно сказать, историческая: Коптев. А эта киноблоха, которая скачет с камерой по всей стройке, и запечатлела его на своей пленке в тот самый момент.

– Таким образом, получается… – Поднимая голову от стола, начал член бюро Пантелеев, прекращая делать какие-то пометки в своем блокноте.

– Вы меня не натаскивайте, по-моему, мы с вами одному и тому же министру служим, я сам кого угодно могу натаскать. Но тут как перед богом… – Автономов вдруг перекрестился, – этот герой с десятилетним сроком без всякого участия начальника политотдела стройки на всесоюзный экран попал.

Семенов выкрикнул из-за стола президиума:

– Как же вы смогли допустить, чтобы эта киноблоха…

Автономов в его сторону и бровью не повел.

– Это только я, товарищ Семенов, могу ее так называть, потому что за ней действительно не угнаться, и она умеет проскочить даже туда, где и первое лицо еще не успело побывать.

– Вот и проскочила.

– Да, а теперь мы с вами давайте попробуем его со всесоюзного экрана снять. По всей стране идет.

– Вопреки строжайшей инструкции, которой, как вам известно, запрещено в пределах запретных зон какие бы то ни было съемки производить. А тем более смешивать при этом вольнонаемных с ЗК, – напомнил член бюро Пантелеев.

Наконец-то и Грекову удалось подстеречь свою минуту.

– Их у нас на стройке само дело смешало.

Вдруг раздался смех. Все повернулись в ту сторону, где сидел член ЦК. Откинув голову, он смеялся так, что тряслось все его тело. Сквозь приступы смеха он с восхищением говорил:

– Шутка ли, на всесоюзный экран. Страна должна знать своих героев. И теперь вам ничего иного не остается, как это звание за ним закрепить. С учетом мнения вышеупомянутой киноблохи и всесоюзного зрителя, который уже видел его на экране.

Но Автономов и здесь остался верен себе. В то время когда вслед за членом ЦК заулыбались и все остальные члены бюро – даже у Пантелеева заметно стало оттаивать лицо, он сохранял спокойствие. Дождавшись, когда член ЦК до конца отсмеется, он колыхнул своей гривой волос, седеющих крупными пепельными кольцами.

– Не только поэтому. На блоху по возвращении на стройку нам, конечно, придется набросить узду вплоть до высылки ее обратно в Москву, чтобы она больше не устраивала нам Верховный пересуд, но вообще-то, – в его глазах зажглись огоньки изумления, – чутье у нее есть. Может, случайно, а может, и нет, она раньше всех нас увидела, что никакой этот Коптев не прес… – Неожиданно обрывая на полуслове, Автономов сердито повернулся к Грекову: – Все остальное, политотдел, остается за тобой. Пусть члены бюро обкома наконец послушают тебя и узнают, что такое разновес.

Никто не прерывал Грекова, но чем дальше он рассказывал, тем чаще первый секретарь обкома бросал обеспокоенные взгляды на члена ЦК, а тот, подперев щеку рукой, сидел все более непроницаемый, и уже не веселые искорки пробегали в его серых глазах, а как будто заклубился в них туман. В зале заседаний стало совсем тихо. Только один Семенов, когда Греков опустился на свое место, нарушил молчание:

– Но это еще потребует проверки.

– У нас нет оснований начальнику политотдела стройки не доверять, – сказал Бугров, положив руку на стопочку квитанций, положенных перед ним Грековым на стол. – И товарища Грекова мы знаем не один год. – Он перевел взгляд на Автономова, сидевшего за столиком рядом с Грековым, впервые называя его не по фамилии. – А вас, Юрий Александрович, мы попросим больше ни на день не откладывать, как это у вас называется? – Он круто взметнул широкую бровь.

– Пересуд, Александр Александрович, – тоже впервые называя первого секретаря обкома по имени, подсказал Автономов.

– Да, да… – Судорога пробежала по лицу Бугрова, как от мгновенной боли.

– За нами остановки не будет, – наклоняя голову на тугой шее, ответил Автономов и, чуть исподлобья взглядывая на Грекова, подмигнул ему. О, Греков знал, что он умел подчиняться. Если надо было, Автономов и смиряться умел.

– Ив дальнейшем обсуждении этого вопроса, – Бугров положил другую руку на стол рядом с той, которой он прикрывал стопку квитанций, – по-моему, нет нужды.

– А если в порядке исключения? – вдруг негромко спросил член ЦК.

Все в зале сразу оживились. В сущности, рядовое заседание бюро обещало стать необычным. С лица редактора областной газеты, который, сидя в президиуме за спинами других членов бюро, все время, пока шло заседание, полудремал, откинув голову на спинку стула, впервые исчезло флегматичное выражение. А Пантелеев, захлопнувший было свой блокнот, опять раскрыл его, пробуя пальцем острие карандаша. Второй секретарь обкома Семенов расстегнул верхнюю пуговицу летнего чесучового кителя.

– Я, как вы знаете, товарищи, – извиняющимся тоном продолжал член ЦК, – не собирался вмешиваться, если бы обсуждаемый вами вопрос, как мне показалось, уже не перерос рамки частного случая.

Пантелеев, оборачиваясь к редактору газеты, бросил ему через плечо:

– Ого!

– И если вы дадите мне слово… – сказал член ЦК.

Первый секретарь обкома с улыбкой, заигравшей у него на полных губах, обвел глазами членов бюро.