У Суллы на этот счет имеется готовый ответ. Он излагает его:

– Каждый человек, о Сципион, ошибается. Я обещал своим солдатам полную безопасность. Я не мог гарантировать ее ни в Брундизии, ни в Таренте. Там стояли враждебно настроенные к нам войска. Возможно, я ошибся, избрав Вольтурн. Если это смущает сенат – дайте мне возможность, и я уйду отсюда. Сгину куда-нибудь, не стану мозолить вам глаза.

Сулла снова пустил в ход платок из вавилонского шелка. Вдруг Сципиону стало жаль его. Однако жалость жалостью, а дело делом. Он не имеет права, будучи консулом, поддаваться минутному чувству. Не имеет!

– Сулла, – говорит он, – у тебя есть еще время, есть возможность исправить свою роковую ошибку.

– Да? – не отнимая от лица платка, спрашивает Сулла. И в голосе его звучит надежда.

– Разумеется, дорогой Сулла. Как ты верно заметил, мы с тобой одного рода. Поверь мне, я не испытываю радости оттого, что должен предпринимать какие-то меры безопасности.

– Против кого, Сципион?.. От кого защищаетесь?.. – Голос Суллы задрожал. – От меня? Скажи: от меня?

– Увы, Сулла! Получается так. И в этом для меня самое большое огорчение.

– Что я должен сделать?

– Сулла, объяви о роспуске войска. Явись в сенат с покаянием…

– А потом?

– Что – потом?!

– Меня, Сципион, живым съедят этот Марий и его единомышленники. Да, да!

– О нет! – Сципион сделал шаг назад. – О нет! Этого мы не допустим. Хочешь, мы гарантируем тебе личную безопасность?

– А моим солдатам? – спросил Сулла.

– Солдатам? – Сципион задумался. – И это тоже можно обсудить…

Сулла ухватился за последнюю мысль Сципиона:

– Вот это хорошо, о Сципион. Я буду ждать послезавтра тебя на этом же самом месте. Хорошо? Мы продолжим беседу и придем к какому-нибудь соглашению…

– Очень хорошо, – великодушно согласился Сципион.

И он повернулся спиною к морю, а лицом – к своим друзьям. Гвардейцы Сципиона и гвардейцы Суллы мирно беседовали друг с другом. Многие играли в кости. Военачальники шутили. Знаменосцы стояли рядом.

– О! – воскликнул Сулла. – Вот отрадная для глаз моих картина! – Он схватил руку Сципиона. – Да будет так всегда: братья должны стоять рядом с братьями!

Он подозвал к себе двух солдат, беседовавших друг с другом и раскатисто смеявшихся.

– Послушай, – обратился Сулла к своему солдату, – как твое имя?

Рослый, загорелый мужчина лет двадцати пяти весело переводил взгляд с одного полководца на другого.

– Макр, сын Лутация, – назвал себя солдат.

– Откуда ты?

– Из Бруттии.

– Ого! – сказал Сулла. – Вот куда ты забрался, брат! И недаром такой чернявый. – Он обратился к другому солдату-марианцу: – А твое имя?

– Мурена Катулл, – сказал солдат.

– Откуда?

– Тоже из Бруттии.

Сулла очень обрадовался. Он сказал Сципиону:

– Как же эти двое могут сражаться друг с другом? Они же как братья! Верно говорю? – И Сулла снова оборотился к солдату по имени Макр: – Мог бы ты поднять свой меч на Мурену?

– Нет, – отрезал солдат.

– А ты, Мурена, на Макра?

– Я тоже – нет.

– Вот видишь! – Сулла весь сиял. – Сами боги указуют нам, о Сципион, путь, по которому должно нам идти: это путь дружбы и товарищества между Макром и Муреной.

– Пожалуй, – нерешительно высказался Сципион.

Вдруг Сулла подпрыгнул и оказался рядом со Сципионом – нос к носу. Он сжал ему крепко обе руки и прошептал:

– Хочешь, бери мое войско?

– Как? – изумился Сципион.

– Очень просто. Я сейчас скомандую. – Сулла был, казалось, полон решимости привести свой план в действие. Сципион даже вздрогнул от столь неожиданного предложения.

Сулла предупредил:

– Только не говори никому об этом. Бери молча.

Сципион совершенно обомлел. Он ошеломлен. Подавлен.

Он заметил, что столь крутой поворот в действиях Суллы напоминает ему Перикла, предложившего однажды мир Спарте и всеобщий союз, ратующий за мир между эллинскими государствами…

– Что – Перикл? – сказал Сулла. – Передо мною стоит тот, кто свободно может стать Периклом наших дней. А это похлеще афинского Перикла. – Он привел двустишие какого-то греческого поэта:

– Повтори-ка, – попросил Сципион. – Я очень люблю греческий. Не этот, нынешний. А тот, чистый, на котором говорили некогда и которым ныне владеют только ученые мужи в Афинской академии.

Сулла повторил.

Сципион очень доволен. Признался, что взахлеб читает Аристотеля. По ночам.

– Да? – равнодушно спросил Сулла.

Сципион, по его словам, заинтересовался учением некоего сицилийского грека, который рассматривает материю и дух как таковые и приходит к выводу, что первичен дух, а не материя.

– Любопытно, – произнес Сулла, не слушая Сципиона и думая совсем о другом.

Поскольку его совершенно не занимала философия и поскольку он презирал и дух и материю как философские категории, Сулла предложил нечто более практичное, а именно: провести в ближайшие дни соревнования силачей и борцов, а буде найдутся любители гладиаторского искусства, то и гладиаторские бои. Может быть, раздобыть диких зверей? За это мог бы взяться Сулла.

– Отлично! – воскликнул Сципион. – Обожаю гладиаторские бои. Я берусь набрать в своем войске дюжину молодцов. А ты, Сулла?

Сулла не ответил. Что-то беззвучно нашептывал…

– Не слышу тебя, – сказал Сципион.

– Я вот о чем, о Сципион: лучше бои с дикими зверями. Не надо натравливать одних на других. Я раздобуду десяток львов. В этом можешь не сомневаться. А?

– Очень хорошо. Звери так звери!

Поговорив еще немного о том о сем, они простились. Договорились снова встретиться на этом же месте послезавтра.

Прискакав в лагерь, Сулла собрал немедленно своих военачальников. И набросился на них с упреками: как могло случиться, что под самым боком вдруг очутился Сципион? Разве не ведется наблюдение? Что это за порядки? И с каких пор одержали верх ротозеи?..

– Слава богам, – заключил Сулла, – что дурак попался! А что бы получилось в противном случае? А если бы на месте Сципиона оказался Марий? Что было бы, спрашивается?

Фронтану он сказал:

– Лично проследи, чтобы отныне наши солдаты запросто ходили в тот лагерь. Выдать за мой счет всем по три урны вина на день. Пусть пьют вместе с марианцами. Это полезно.

Фронтан, кажется, смекнул, о чем идет речь. Военачальники разошлись. И вот наконец Сулла один. Или почти один, если не считать Корнелия Эпикеда.

– Что ты так на меня смотришь? – сказал Сулла. – Ты недоволен?

– Напротив, очень доволен.

– Тебе всё сообщили?

– Всё.

– Пусть забавляются солдаты, Эпикед.

– Верно, Сулла, пусть.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

– Эпикед, где Децим?

– Он здесь, на претории. Позвать?

– Я жду его.

Сулла поглаживал себе подбородок. И так и этак. Точно массировал его после болезненного бритья тупым ножом. Не удостоив центуриона взглядом, он сказал глухим, замогильным голосом:

– Децим, сам проверишь все посты. Сам присматривай за всеми сегодня, и завтра, и послезавтра. Прозевали Сципиона. Стыд! Децим, иди и не спи сам и не давай спать стражам. Всё!

Счастливый Децим, подозревавший нечто худшее для себя, вздохнул свободно и стремглав бросился вон из палатки. Эпикед сказал, улыбаясь вослед центуриону:

– Рад, что жив остался.

Сулла не обратил внимания на эти слова. Сел ужинать. В одиночестве. Вот уж который день в одиночестве…