– Богами клянемся! – сказал Корд.

– В таком случае вы оба – мулы.

– От мула слышим, – буркнул зеленщик.

Раб не обиделся:

– Да, я мул. Осел вдобавок! А вы? Вы тоже обыкновенные мулы. Неспособные даже рожать себе подобных.

Этого Ферекида не переговоришь: башмачник и зеленщик молча сносили его насмешки, в надежде, что раб устанет в конце концов и сообщит свою новость. Так оно и получилось.

– Вот что, мулы римские, – сказал Ферекид, – на нас идет Сулла…

– Что?!

– Что?!

Это зеленщик и башмачник воскликнули одновременно, словно их, сговорившись, ужалили осы. Или шмели. А может, и змеи. Так велико их удивление!

– То, что слыхали, – продолжал раб. – Сулла, значит, прет на Рим. Не сегодня-завтра он заявится к нам и кишки повыпускает всем хорошим… – он подчеркнул особой интонацией слово «хорошим», – …всем хорошим друзьям. Прямо наружу…

Раб от избытка радости подпрыгнул на месте несколько раз и показал, как это Сулла будет выпускать кишки с в о и м х о р о ш и м д р у з ь я м.

Зеленщик и башмачник неодобрительно смотрели на то, как подло ведет себя этот раб. Как он радуется страданиям римлян. Как не сочувствует людям… Башмачник так прямо и брякнул: не сочувствует людям…

– Я? – заорал раб. – Я должен сочувствовать? Это через почему? Разве я не дерьмо? Разве я не скотина? Как же! Я могу сочувствовать? Разве скотина сочувствует вам? Скажи ты! Скажи и ты!

Он тыкал в грудь грязным пальцем то Корда, то Марцелла. Лицо его сияло от радости. Раб очень радовался близкой крови. Жаждал ее. И не скрывал этого.

Вдруг Ферекид понизил голос:

– Скоро и мы кое-что сотворим. Да, да, мы! Я больше не стану тягать эти тюки. Пускай их мой господин потягает… А я пойду с мечом по улицам и поработаю. Вот увидите!

Марцелл остановил его:

– Тише ты!.. Мелешь чепуху, Ферекид! Лучше скажи нам, откуда эта новость?

– А кто же нам станет шептать на ухо новости? Разве мы люди?

Ферекид был необычайно возбужден. И очень радовался появлению Суллы. Можно подумать, что Сулла лично обещал ему земельный надел или шикарное поместье, скажем, в Этрурии или Кампанье.

– Послушай, любезный Ферекид, – сказал Корд, – разве Сулла уже в городе?

– Я этого не говорил, – сказал раб. – Говорят, что он непременно прибудет. На брюхе, но приползет. Вскарабкается на Капитолий. Вползет в сенат. И тогда все запляшут под его дудку. За это я ручаюсь!

^ – Ты слишком много знаешь, – заметил зеленщик.

– Верно, – нагловато согласился раб.

– Как бы тебя не оскопили эти марианцы…

– Меня? – Раб присвистнул. – Им сейчас не до меня.

Корд сказал:

– Глядя на тебя, можно вообразить, что все богатство Митридата везут в твою каморку, что все оптиматы пекутся только о твоем счастье.

Раб махнул рукой:

– Плевал я на богатство! И на оптиматов тоже. В моем положении нужна только кровь. Много крови. Пусть грызутся. Пусть повыпускают кишки друг у друга. Мне это словно мед на сердце. Ясно? Только бы донести эту вонючую ношу. И тогда...

– Что тогда?

Зеленщик и Корд пытались выведать у дошлого раба как можно больше новостей.

– Тогда, – сказал Ферекид, ударив кулаком по кулаку, точно объясняя, как бьют бабой по свае, – выйду на улицу с каким-нибудь дрючком и начну колошматить врагов.

– Каких? – допытывался Корд. – Не нас ли с Марцеллом?

– Каких? – Ферекид почесал за ухом, прищелкнул языком. – Вас – нет. А врагов найду! Клянусь богами, найду!

И ремесленник и торговец очень любопытствовали, кого же и за что все-таки будет лупить этот раб. Своих обидчиков? Своих господ? Или всех навалом – встречных-поперечных?

Раб разоткровенничался. Выражался безо всякого стеснения: вещи называл своими именами.

– Хотите, я вам откроюсь? – спросил он с сияющим лицом.

– Хотим! – в один голос сказали Корд и Марцелл.

– Идет! – воскликнул раб. – Слушайте же! Вы спросите: почему я никого не боюсь? Скажу: потому что я пуганый. С малых лет. И теперь мне ничего не страшно.

– А если мы донесем на тебя, Ферекид?

– Ты, Марцелл?

– Да, я. Или Корд.

– Ты, Корд?

– Может быть, Ферекид.

Раб потряс кулаками: в это он не верил. Потому что недостижимо! Невероятно. Чепуха! И потом…

– Не успеете, – сказал, смеясь, Ферекид. – Сулла уже у ворот. Он стучится. Его стрелы свистят над головами врагов его.

– Это неправда!

– Значит, вот-вот будет у ворот. И даже больше: и на этой улочке тоже будет. Но вас никто не тронет. Мы…

– Как? – Зеленщик положил костлявую руку на плечо Ферекида. – Разве ты не один?

– Нет.

– А кто же еще?

– Такие же, как я.

– И все заодно?

– Еще бы! – бросил Ферекид и, мгновенно взвалив тюк себе на спину, побежал вдоль улицы. Посредине.

Долго глядели ему вослед зеленщик и башмачник. Покачивая головами. Не веря своим ушам. И глазам.

– Слышал, Марцелл?

– Слышал!

– Что же ты скажешь?

Зеленщик был в полнейшей растерянности. Обычно нагловатый, он сейчас стоял у лавки башмачника словно в воду опущенный. И проговорил медленно, едва слышно:

– Он и нам проткнет животы.

– За что же? – сказал Корд, который тоже полагал, что Ферекид и ему проткнет живот.

– Он зол на весь мир, Корд.

– И не мудрено.

– Как? Раб смеет озлобляться? – возмутился зеленщик.

– Они тоже люди.

– Эти?.. Рабы?..

– Есть ученые, – сказал Корд, – которые доказывают, что рабы – тоже люди. У них то же сердце. И та же голова…

Зеленщик скорбно покачал головой:

– Мы наверняка пропадем, Корд.

– Почему, Марцелл?

– Помяни мое слово. Клянусь здоровьем своей жены – мы пропадем. Сгинем, как камешек в море. Или в этом грязном Тибре, в котором дерьма больше, чем воды… Ты заметил сумасшедший блеск в его глазах?

– Не сегодня-завтра он совсем спятит с ума. От радости или от злобы, – согласился Корд.

Марцелл напомнил о недавних восстаниях рабов в Сицилии и Этрурии…

– А в прошлом месяце, как говорят, сожгли три виллы в Этрурии. Хозяев тоже сожгли. Заживо. Вот, брат, делишки какие!

Корд заговорил о рабах-разбойниках, которые появились не сегодня и не вчера. Люди режут друг друга с незапамятных времен. Об этом рассказывала даже бабушка. Ей было сто лет, когда она умерла. В дни ее молодости, говаривала бабушка, находились рабы, которые сжигали на кострах своих господ. Вот что делалось в незапамятные времена! Отец рассказывал, что бедные крестьяне близ Пренесте – это же совсем рядом! – сговорились погубить всех знатных людей города. С этой целью они прикинулись, будто везут на рынок оливковое масло. А на самом деле в мехах у каждого – по острому ножу. Говорят, разбойникам удалось вырезать целые семьи. Потом их поймали и сбросили со скалы… Корд не будет удивлен, ежели этот Ферекид и его товарищи добудут кривые мавританские ножи и пойдут разбойничать по Риму. Кстати, они могут притвориться сторонниками Суллы. И от имени Суллы выпускать кишки неповинным людям.

Поговорив еще о разбойниках, друзья пришли к выводу, что кому-то надо действовать. Но кому?

Марцелл сказал:

– Сенату.

Корд сказал:

– Всем магистратам.

Наконец они сошлись на том, что ни тем, ни другим особенно доверять не следует.

– Этот раб, – сказал Корд, – кое-что знает. Недаром же так сходит он с ума. Даже с нами не считается. Мы для него вроде бы уже не люди. Поэтому если спросишь меня, то дам тебе совет: давай сидеть дома. Давай не высовываться в эти дни, пока Рим не угомонится.

– А лавки закрывать? – спросил Марцелл.

– Как думаешь? Или ты хочешь оставить весь свой товар на разграбление? Берегись, как бы и замки не сломали! Непременно закрыть лавки! И не казать носа на улицу. Запри своих дома, заготовь еды на неделю. И сиди себе!

– Скажут, что струсил…

– Кто скажет, Марцелл?

– Да все. Соседи.

– Дались они тебе! Да может быть, половины их не будет через неделю! Тогда мы посмотрим, кто трус, а кто молодец.