Такой подход, развиваемый и другими антропологами (например, Л. Морганом), выявлял понимание культуры, свойственное XIX в.
Во–первых, под культурой стали понимать все то, в чем воплощается и выражается духовное состояние и развитие человека и общества. Что же именно – определялось эмпирически–описательно.
Во–вторых, признавали, что культура присуща всем человеческим сообществам на всех стадиях их развития, но в разной степени. При этом слово «цивилизация» употреблялось почти как синоним по отношению к понятию «культура», потому что цивилизация представлялась более высокой ступенью развития общества. Те или иные народы считались отсталыми или передовыми, цивилизованными, прошедшими путь от дикости, через варварство к цивилизации.
И, наконец, в–третьих, культуру понимали как нечто позитивное, содействующее развитию нравственности, силы и счастья человека. Романтический протест Ж. – Ж. Руссо, который в XVIII в. доказывал, что с прогрессом культуры связано падение нравственности и что естественное (природное) уродуется искусственным (культурным), казался исключительным и экстравагантным заблуждением.
В ХХ в., однако, кардинально изменилось отношение к прогрессу вообще, в том числе к прогрессу цивилизационному и культурному. В век мировых войн, невиданного размаха экономического, социально–политического и духовного насилия разного рода ценность достижений цивилизации (и отождествлявшейся с ней культуры) выглядела очевидно сомнительной. О. Шпенглер одним из первых в своей книге «Закат Европы» стал утверждать, что цивилизация – не высшая ступень развития культуры, а стадия ее загнивания, исчезновения. Враждебность человеку создаваемого им же искусственного мира показалась очевидной многим мыслителям. В связи с этим изменились и оценки уровня духовного состояния не только Западной цивилизации (хотя ее особенно), но и вообще достигнутого человечеством, его духовных ценностей.
Впрочем, некоторые мыслители (С. Кьеркегор, К. Маркс, Ф. Ницше), начиная с середины, но особенно – в конце XIX в., отмечали ценностный кризис европейской цивилизованности и культурности, казавшейся до того если не идеалом, то вершиной. Недаром с этого момента в философских размышлениях о культуре, в частности, началось ускоренное развитие ценностного понимания культуры, того, что с ней происходит, и обнаружилось стремление к переоценке ценностей, к существенным переменам в культуре.
Становление ценностных пониманий культуры было связано с исследованиями философов–неокантианцев (В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт и др.). По мнению Г. Риккерта, например, культура – это то, что непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или, если оно уже существовало раньше, по крайней мере, сознательно взлелеянным им ради связанной с ним ценности.[5]
При этом если от объекта культуры «отнять всякую ценность, то он… станет частью простой природы».[6] В общем, с этих позиций культура стала рассматриваться прежде всего как совокупность ценностей, особой значимости тех или иных явлений. Известный социолог русского зарубежья П. Сорокин считал, что именно ценность «служит основой и фундаментом всякой культуры».[7]
Для понимания существа и особенностей культуры в XX в. очень важным оказалось также развитие символизма и семиотики на основе философии и лингвистики. С семиотических позиций культура – это совокупность знаковых систем, с помощью которых человечество или данный народ поддерживает свою сплоченность, оберегает свои ценности и своеобразие своей культуры и ее связи с окружающим миром.[8]
При этом знак понимается как «чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), который выступает как представитель другого предмета, свойства или отношения».[9] Культура порой понимается и как совокупность знаков–символов, особых условных многозначных смыслов. Так, у неокантианца Э. Кассирера все формы культуры рассматривались как иерархия «символических форм».
Постепенно к ХХ в. сложился целый ряд концепций культуры и ее взаимосвязи с цивилизацией. На Западе в культурной (или культуральной), а чаще – в социальной антропологии
► культура рассматривается как жизнь человека в прошлом и настоящем, протекающая в условиях различных форм поселения, в составе социальных и этнических групп, разбросанных по земному шару и отличающихся своеобразным и социально наследуемым жизненным укладом.
Культуры понимаются как адаптивно–адаптирующие системы, обеспечивающие устойчивые в историческом времени стратегии физического и духовного выживания той или иной популяции».[10]
Такое общее понимание не означает единства в трактовках культуры, которая представляется либо как система символов и переплетение значений (К. Гирц), либо как символическая реальность (Л. Уайт), либо как средство удовлетворения человеческих потребностей (Б. Малиновский), либо как научаемое поведение, как социальное наследие, как образцы поведения и т. д.
Для западной антропологии и культурологии в целом характерны практическая, прагматическая направленность исследований и стремление сделать культуру предметом научного анализа, близкого к естественнонаучному. Существует, правда, и направленность к философским и общесоциологически ориентированным пониманиям культуры. С одной стороны – объективистское, позитивистское понимание очень четко было выражено З. Фрейдом, считавшим культурой все достижения и учреждения, отличающие нашу жизнь от жизни животных, помогающие человеку защититься от природы и регулировать отношения между людьми.[11] С другой стороны – гуманистически ориентированные понимания культуры, которая, согласно Г. Зиммелю, представляет собой
те вещи, которые… ведут к самоосуществлению души либо представляют собой те отрезки пути, по которому индивид или сообщество должны идти к более возвышенному существованию.[12]
Такое понимание культуры развивалось А. Швейцером, Н. К. Рерихом.
Философско–культурологическая мысль в России XIX – начала XX в. находилась под воздействием западноевропейской и в постоянной полемике с последней. Суть не только в том, что у российских мыслителей появлялись свои оригинальные культурологические концепции, как, например, концепция культурно–исторических типов Н. Я. Данилевского. В России постепенно укреплялось понимание культуры прежде всего как религиозно–духовного опыта человечества. При этом
…сущность духовного связывается с объективной надындивидуальной реальностью, которая одновременно укоренена также в сердце верующего человека, открываясь ему через внутреннюю работу над собой, через культивирование чувства любви и нравственного отношения к окружающему миру и близким, через религиозный опыт.[13]
Именно такой подход к культуре был характерен в XX в. для представителей русского зарубежья: Н. А. Бердяева, который противопоставлял культуру символическую, религиозно–глубокую внешней цивилизованности; И. А. Ильина, согласно которому содержание культуры – это дух совершенствования человека, его ответственность, нравственная чистота.[14]
В советское время такая же направленность в понимании существа культуры – не только в религиозном, но и в светском смысле – была присуща С. С. Аверинцеву, М. М. Бахтину, Д. С. Лихачеву, А. Ф. Лосеву. Д. С. Лихачев считал, что в понятие культуры должны входить и всегда входили религия, наука, образование, нравственные и моральные нормы поведения людей и человечества, искусство. Он рассматривал культуру как результат знания, но не рассудочного, а согретого нравственным и эстетическим чувством, отмечая, что «вечное в духовной области – это красота и нравственность». Говоря о ценностях культуры, он выделял заботу о других, искренность, любовь, честь, порядочность[15] и т. д. Таким образом, утверждалось гуманистически–ценностное понимание культуры.
