Он отступил, чтобы стащить с себя сюртук, нетерпеливо избавляясь от одежды. Его зеленовато карие глаза горели голодной страстью, и при виде того, как целеустремленно он раздевается, все ее сомнения поплыли куда то вдаль… в глубину мозга. Дорогие модные детали его костюма небрежно летели на пол с устрашающей быстротой, и Люси наслаждалась его поспешностью.

– Поторопись, – подгоняла она его, проводя пальчиками по своему телу. – Мы слишком долго были врозь.

Он издал тихое рычание, лицо его напряглось и осунулось от вожделения, а глаза неотрывно следили за движением ее руки по телу.

– Злая женщина, – промолвил он, с трудом срывая с себя сапоги и отшвыривая их прочь.

Она засмеялась, наслаждаясь своей женской властью над ним.

– Я жду.

– А я ждать перестал. – Он буквально содрал с себя облегающие панталоны. – Иди сюда, жена.

Люси посмеивалась, уворачиваясь от его рук, но он в две секунды поймал ее и притянул извивающееся соблазнительное тело к себе. В этот миг, когда ее груди вжались в него, расплющились об его жесткие мышцы, когда его отвердевшая мужская плоть больно уперлась в ее бедро, всякая игра и шутливость была позабыта. Она не мигая вглядывалась в его любимое лицо, и весь остальной мир перестал существовать.

Он провел ладонью по ее виску, бережно заправил за розовое ухо выбившийся локон и прошептал:

– Люси…

– Саймон, – откликнулась она, поднимаясь на цыпочки, чтобы прижаться губами к его рту.

Его страсть вспыхнула огненным вихрем, словно спичку поднесли к пороху. С рычанием, тут же отозвавшимся в ней ответной страстью, он обхватил ее своими сильными руками и поднял на воздух. Шаг… второй… и они оказались на постели.

Ее спина едва коснулась покрывала, a он уже лежал на ней, и жар его тела, такой же обольстительный, как его тяжесть, зажал ее в ловушке. Он взял ее лицо в ладони и поцеловал. Его пальцы жадно зарылись в локоны, стремясь удержать ее голову на месте. Он вкушал ее рот как нектар, и каждая жилка, каждая косточка ее тела млела и таяла. Все поставленные ею преграды куда то делись, каждая унция сопротивления испарилась.

Господи Боже! Как же она его хотела… жаждала! Она вцепилась в его плечи, приняла его в свое лоно, как в колыбель, умирая от нетерпения ощутить его в себе. Лжеца.

Обманщика.

Любовника.

Он соединил их тела быстро и жестко. Не прерывая поцелуя. А она, почувствовав, как его жаркая плоть вторгается в ее тело, прильнула к нему. Буря чувств бушевала в крови, и она откликалась в том же ритме на каждый вонзающийся в ее лоно выпад.

Она его хотела. Она только только начала любить человека, которым его считала. Боль от его обмана глубоко ранила ее нежное сердце, и рана продолжала кровоточить. В ней боролись желание и огорчение. Как плети дикого винограда, они обвивали ее и душили силой своих противоречивых движений. Саймон прервал поцелуй, чтобы заглянуть ей в глаза. Ей показалось, что она глядит ему в душу и видит смесь уязвимости и уверенности в себе, нежности и беспощадности. Были ли там еще тени сомнения? Теперь он двигался медленно, отодвигая ее колено для лучшего доступа… Он нагнулся и нежно стер губами слезу с ее щеки.

Все завертелось в уме и душе Люси, затягивая ее в водоворот чувств. Любовь, недоверие, смятение, желание… Он любил ее не торопясь, размеряя свои выпады, чтобы напряжение нарастало медленно. И когда оно взорвалось, освобождение потрясло ее, и она, содрогаясь, выкрикнула в экстазе его имя. Рыдания сотрясали ее с головы до ног.

Он прижимал ее к себе, поцелуями и нежными словами приглушая всхлипы, дрожа от собственного наслаждения. Она продолжала плакать. Соленая влага текла по ее щекам, хотя тело трепетало от удовлетворения. Прижавшись друг к другу, влажные от ее слез, они незаметно погрузились в сон.

Много позже Люси открыла глаза и осмотрелась. Она по прежнему лежала в объятиях мужа, его ровное дыхание показывало, что он спит. Она придвинулась еще ближе, положила голову ему на плечо и руку ему на сердце, чтобы всем телом ощущать его сильный размеренный стук.

Все ее тело гудело от удовлетворения, но разум одолевала неуверенность.

Только страсти мало для брака.

Она погрузила пальцы в упругие короткие волосы на груди Саймона. Воспоминания об их жарких и бурных любовных играх вихрем пронеслись в голове. Был ли он искренним в эти моменты? Открыл ли ей всего себя? Или просто в очередной раз играл роль любовника?

Возможно, ей не стоило поддаваться искушению. Возможно, ей следовало настоять, чтобы они сначала уладили свои разногласия, не затемняя туманом физической потребности настоящие сложности их брака? Но он так очевидно ее хотел, и она, слабая женщина, не смогла устоять перед его нуждой. Как не смогла бы любая другая женщина отвернуться от мужа, так откровенно и сильно ее желавшего.

Она никогда не сможет отказать Саймону. Как бы они ни спорили, какие бы препятствия ни возникали на пути их брака, она не сможет ему отказать.

Было ли это ее слабостью? Или это действовала связь, объединяющая супругов в трудные минуты?

Любит ли он ее? Этого она не знала. Но он ее хотел… и, видимо, хотел, чтобы их брак был чем то большим, чем удобный брак по расчету.

Пока этого было достаточно. Она не знала, сможет ли отдать ему свое сердце целиком, если он не станет полностью доверять ей. А до тех пор достаточно будет того, что несет их браку взаимное удовольствие.

Саймон ощущал себя актером, вышедшим на театральную сцену в неизвестной ему пьесе. Он не был уверен в том, что должен произносить именно эти строки, и пытался поймать подсказку других членов труппы.

Но в его труппе была еще только одна актриса, и она слишком скупилась на намеки, чтобы он мог чувствовать себя непринужденно.

Уже три дня они жили в одном доме, ели за одним столом, спали в одной постели. После завтрака они отправлялись по своим отдельным делам… Саймон продолжал кампанию по умиротворению упрямой Изабеллы, или работал с Фоксуортом и сэром Эйдрианом, или же отправлялся для разрядки напряжения в боксерский зал Джентльмена Джексона. А Люси с мисс Мэтьюз занималась покупками и другими дамскими делами. Однако они больше не встречались на одних и тех же светских приемах… Он посещал все балы и рауты, где мог найти Изабеллу. Люси появлялась в «Олмаке» вместе с мисс Мэтьюз, а также на разных других обедах и вечерах, где светские дамы искали женихов для своих дочек.

Они вели раздельную жизнь днем, а ночью сходились со жгучей страстью, почти отчаянной по накалу.

Казалось, все шло именно так, как он хотел, в точности как представлял себе свою жизнь, когда собирался жениться на Люси. Но он эту жизнь ненавидел.

Теперь, когда Люси была известна вся правда о нем, она тщательно заботилась о том, чтобы он мог свободно и спокойно выполнять свою миссию. Сэр Эйдриан пережил первоначальную тревогу по поводу посвящения Люси в тайну их работы и теперь одобрял нынешнее состояние дела. Фоксуорт больше не осыпал его колкостями и настояниями отправить Люси домой, а вместо этого направил всю свою энергию на расшифровку французского сообщения. Но ключ к разгадке пока не давался ему в руки. Саймон сосредоточил усилия на смягчении недовольства Изабеллы и медленно возвращал себе расположение этой дамы. Все двигалось в нужном направлении… как и должно было быть.

А он был несчастен!..

Он вошел в столовую, еще не успев проголодаться, и замедлил шаг, увидев, что Люси уже сидит за завтраком. Когда он приблизился, она как раз отрезала кусочек сосиски, и он не мог не вспомнить то утро после ее приезда… Тогда она бросила в него сосиской. Лицо Платта стало серо розовым при виде жирного пятна на его безупречном сюртуке, но Саймон с нежностью вспоминал эту отметину, потому что она была частью игривой интерлюдии с его женой.