Она лишь голову повернула, чтобы взглянуть на него, но затем накрыла своей маленькой ручкой его руку.

Всего навсего.

Одно лишь легкое касание, но страсть взревела в нем, как вырвавшийся на свободу зверь. Он повернул ее лицом к себе и поцеловал, стремясь утешить, прогнать ее печаль, хотя сам был тому причиной. Она обвила руками его шею и ответила поцелуем на поцелуй. Сладостным, крепким, несмотря на то, что они только что ссорились.

Этот милый жаркий отклик в один миг растопил его самообладание.

Ему следовало взять ее за руку и отвести наверх в спальню… в свою постель… Ему следовало бы бережно раздеть ее, приговаривая ласковые слова. Ему следовало бы обольщать ее в озаряемом огнем камина сумраке своей спальне и шепча комплименты…

Но он слишком сильно ее хотел. Он держал ее в объятиях здесь, в этом своем личном раю. Ее теплое податливое тело льнуло к нему, а он не мог сделать ни единого шага. Не мог выговорить ни единого нежного слова, не мог копнуть в своей душе поглубже и отыскать там цивилизованного джентльмена, задавленного на время вожделением дикаря.

Но ей, казалось, было все равно.

Краткой ласки, краткого восторга ему было мало. Он не мог этим насытиться и, желая ее, провел руками по соблазнительной плоти жены. Аромат роз и лаванды смешался в его ноздрях, дополняя и разбавляя земной запах почвы. Тихие постанывания, срывавшиеся с ее уст, побуждали его не останавливаться, ее руки вцепились в него с настойчивым и яростным желанием.

Она хотела его так же сильно, как он ее.

Мысль об этом возбудила его, как афродизиак. Вожделение зажгло кровь в жилах и прогнало из головы все разумные мысли. Значение имела только близость Люси.

Он стал стягивать с нее одежду, обнажая ее белое тело. Покусывал ее шейку, и она тихонько ахала от удовольствия. Опускался легкими поцелуями вниз к соскам, и они твердели под касаниями его языка. Люси выгнулась ему навстречу, безмолвно умоляя о большем.

Обхватив ее за талию одной рукой, он поднял ее в воздух и, скользнув другой ей под юбку, стал гладить ее бедра. Она задрожала… прошептала его имя… Он повернулся, не отпуская ее, и посадил на край стола.

Под легким нажимом его рук она откинулась, и темные ее локоны, освободившись от шпилек, разметались по столешнице. С этим вихрем распущенных волос и обнаженной грудью она выглядела языческой богиней!

Он скинул с себя сюртук и отбросил в сторону. Люси горловым стоном проворковала его имя, и он, скомкав в кулаке ее юбки, стал гладить ее ноги и бедра. Она закинула руки за голову, в темных глазах полыхало желание. Она позволяла трогать себя, где ему хотелось.

От запаха ее возбуждения у него раздулись ноздри и вспыхнула бешеная жажда обладания.

Голова Люси закружилась. Его руки скользнули выше, пальцы коснулись бутона между бедер. Она ахнула и замерла, давая ему полную волю.

– Сладкая моя, – пробормотал он и, присев на корточки, впился поцелуем в ее чувствительную женскую плоть.

Бедра Люси рывком поднялись над столом, и крик изумления прорезал воздух. Она раскинула руки, сшибая со стола пустые цветочные горшки.

Саймон, казалось, этого не заметил. Он продолжал ласкать ее, шокируя и возбуждая одновременно. Она вцепилась в край стола, глаза ее закрылись, и кровь запульсировала в теле, требуя большего. Как может рот мужчины быть таким мягким? Как может простое движение языка взбаламутить все ее чувства, заставить тело неукротимо содрогаться…

Напряжение нарастало. Медленно и неуклонно.

А потом все взорвалось. Жгучие слезы полились из глаз, дыхание перехватило, и удовлетворение волной разошлось по телу.

Она лежала неподвижно, и все в ней трепетало, но шевельнуться она не могла. Господи! Она едва могла дышать.

Он встал. Зашуршала одежда. Затем его руки вновь раздвинули ей бедра, и она ощутила его пальцы на своих расслабленных бедрах. Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом как раз в тот момент, когда он скользнул в нее.

Саймон застонал, глаза его закрылись, и он замер, стоя, твердый и жаркий, погруженный в нее, наслаждаясь происходящим переживанием. Затем он задвигался… медленными изучающими выпадами.

Она заерзала на столе, поднимая бедра ему навстречу. Саймон сохранял ровный темп своих неуклонных медленных вторжений. Взгляды их соприкоснулись. Его глаза сверкали блеском власти собственника… И так они продолжали наблюдать друг за другом.

Едва утихшее желание вспыхнуло вновь. Это было первобытное, дикарское совокупление, вырвавшееся из под оболочки цивилизованности. И вместе с тем в этом была некая правильность, неизбежность. Словно она создана была, чтобы открыться ему, отдаться безраздельно, позволить ему делать с собой, что ему вздумается.

В мгновение ока все изменилось. Люси видела, как наступила в нем эта перемена, как из лощеного сдержанного джентльмена он превратился в неукротимого самца. Это проявилось в блеске его глаз, в сжатых челюстях, в крепкой хватке его рук.

Лицо его осунулось от напряжения. Ритм его выпадов убыстрился. Удары следовали один за другим. Глубокие. Мощные.

Это примитивное совокупление потрясло Люси, отозвалось ответным эхом в каждой клеточке её женского существа. Новая волна наслаждения поднялась в ней… не такая сильная, как первая, но не менее сокрушительная. Она отуманила ей голову, снова заставила ее дрожать. Она таяла под ним, как теплый крем, бессильная и полностью удовлетворенная.

Он запрокинул голову и испустил горловой крик, лицо его напряглось, и он содрогнулся. Грубые выпады перешли в нежное покачивание.

Потом он замер. Глубоко втянул в себя воздух.

Затем он открыл глаза и посмотрел на нее. В них отразилось изумление… Он выпустил из рук ее щиколотки и привалился к столу, по прежнему оставаясь в ней.

Шли долгие минуты. Тело Люси, казалось, стало жидким, бескостным. Удовлетворение расходилось по телу трепетом каждой капли крови, каждого удара сердца. Она закрыла глаза и почти начала дремать, когда Саймон зашевелился.

Он выскользнул из нее. Зашуршала рядом одежда. Она открыла глаза. Он возник в ее поле зрения уже в сюртуке, но в незастегнутой рубашке.

– Прости меня, – произнес он.

Разве это должен был сказать мужчина после того, как любил женщину так, будто это был последний их час на земле? Она приподнялась на локтях.

– Что не так, Саймон?

– Что не так? Я взял тебя, как дикарь. Ради всего святого! Ты же моя жена! – Он помог ей сесть и стал оправлять ее одежду, словно у нее не было двух вполне пригодных рук, чтобы сделать это самой. – Ты же леди, – продолжал он, подтягивая вверх лиф платья. – Я должен был вести себя с тобой как джентльмен. Я не должен был терять самообладания!..

Он явно полагал, что причинил ей вред… или обесчестил ее, или вообразил себе еще какую нибудь чепуху.

Она вспомнила предыдущую ночь, когда явилась к нему, а он счел ее слишком утонченной для более смелых любовных игр. Вспомнила, как он бережно укладывал ее в постель, словно она была стеклянной и хрупкой, а потом любил ее с нежной осторожностью.

Нет, так продолжаться не может. Он только что овладел ею как варвар завоеватель, обращался с ней просто как с женщиной… И она не позволит ему продолжать вести себя с ней, как с фонариком из папиросной бумаги.

– Саймон, посмотри на меня. – Она схватила его за руку.

Он помедлил, но потом подчинился. Его зеленовато карие глаза были полны муки.

Она поднесла его ладонь к щеке.

– Мне очень понравилось то, что мы делали.

Он удивленно заморгал.

– Но…

– Но что? По твоему, раз я леди, значит, не могу получать удовольствие от твоих бурных ласк? Право же, Саймон, я понять не могу, где ты нахватался таких нелепых идей.

Не понимаю, – недоуменно нахмурился он.

Она вздохнула.

Я не фарфоровая кукла, и тебе не нужно бояться меня разбить. Я твоя жена. Я женщина из плоти и крови. У тебя какое то странное представление, что со мной ты не должен давать волю своим страстям.