– Ханна вам не говорит, что в то время найти работу было потруднее, чем четырехлепестковый клевер, – сказал Тоби, хмуро поглядев на меня. – Ей еще повезло, что подвернулась двенадцатичасовая работа в ресторане за три франка в неделю. Попробуйте, дамы, поживите на эти деньги, если вы любите приключения. Да и, конечно же, апаши были не прочь прибрать ее к рукам, так что ей приходилось здорово защищаться. Неужели, Эндрю, вы думаете, что когда она спасла вам жизнь, она в первый раз орудовала шляпной булавкой? Отнюдь.

– Господи, помилуй, – прошептал Эндрю Дойл и закрыл глаза, словно ему стало больно.

– Вы весьма красноречиво защищаете эту молодую женщину, Кент... – задумчиво произнес мистер Ритчи.

– Я не защищаю ее, – перебил его Тоби. – Я всего лишь рассказываю вам, как она жила с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет. Ханна Маклиод не нуждается в защите.

– Почему бы вам не быть пристрастным? – продолжал мистер Ритчи. – Вы, правда, сказали, что не заинтересованы лично в этом деле, однако почему бы вам...

– Я вас не понимаю, – медленно проговорил Тоби, и я заметила злой огонь, вспыхнувший в его глазах.

– Вы жили в Париже в соседних комнатах. Почему бы не предположить, что эта молодая женщина была для вас больше, чем просто соседка?

Тоби чуть не задохнулся от ярости и еще шире развернул широкие плечи. Я вспомнила, как он угрожал Себастьяну Райдеру, как, чтобы выказать свое негодование, бил человека головой об стену, и крикнула:

– Тихо, Тоби! Не смейте!

Он послушался, и я, вздохнув с облегчением, поглядела на мистера Ритчи.

– Сэр, я отвечу на ваш вопрос. Я ушла из колледжа, чтобы принадлежать самой себе и быть свободной от мужчин. Мне не пришлось отдать себя человеку, которого бы я любила, а после стольких лет я стала, что называется, порченым товаром и никогда не выйду замуж, потому что ни один мужчина не захочет жениться на мне. Тоби Кент – мой друг, и не более того. Многие видят в нем представителя богемы, но, должна вам сказать, что он всегда относился ко мне с большим уважением, чем любой другой мужчина.

Когда я замолчала, Джеральд вскочил с места и, выбежав из салона, с силой хлопнул дверью. Мистер Ритчи достал записную книжку и принялся с отсутствующим видом листать ее. Его жена сидела, уставясь в пространство, с таким выражением на лице, которое я не могла понять. Сэр Джон Теннант все еще не шевелился, только открыл глаза и уставился на меня холодным змеиным взглядом. Мне кажется, я могла бы его испугаться, и меня удивляло, как у такого мужчины может быть столь непохожая на него дочь. Против меня у другой стены сидели совершенно выбитые из колеи Клара и ее мать. Эндрю Дойл так и не присел ни разу, и в глазах у него было смятение. Бенджамин Уиллард горестно качал головой.

И я стала размышлять о моем будущем. Себастьян Райдер выставил на обозрение мое прошлое, но он сделал это вовсе не для того, чтобы избавиться от меня. У меня не было ни малейшего представления о его истинном замысле, и теперь я спрашивала себя, достиг ли он своей цели и что он будет делать со мной дальше. Мне бы не хотелось, чтобы он меня прогнал. Я не сомневалась, что сумею найти работу и содержать себя, однако совсем не так, как я уже привыкла.

Бенджамин Уиллард откашлялся и сказал с видимой неохотой, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Даже если призвать на помощь всю мировую любовь и добрую волю, мы все равно ничего не можем сделать для Ханны. Ничего нельзя изменить. Что с ней случилось... то случилось.

Я посмотрела прямо ему в лицо.

– Вы правы, мистер Уиллард, я не обманываюсь на этот счет. Я всегда знала, что люди, узнав о моем прошлом, выставят меня за пределы своего круга. Вы были добры ко мне, однако мы больше не увидимся, и я понимаю почему. Когда я думаю о негодяе, который продал меня, или о миссис Логан, которая меня купила, или о животном, которое опозорило меня, в моем сердце вновь вспыхивает ненависть. Однако я стараюсь не обижаться на тех, кто стыдится меня теперь. Не потому, что я такая уж добрая, просто так мне легче защитить себя. Моя мать учила меня, что обиды разрушают и губят человека так же, как жалость к себе.

– У вас была замечательная мать, – тихо сказал мистер Уиллард.

Я заметила, как заблестели глаза у сэра Джона, но они быстро погасли и вновь ничего не выражали. Мне было непонятно, какие струны в его душе задели слова Бенджамина Уилларда, однако мое внимание отвлек Эндрю Дойл, который подошел ко мне и протянул мне руку. Я подумала, что он хочет как вежливый человек пожать мне руку, однако он наклонился, взяв мою руку в свои, и поцеловал ее. Он все еще был бледен и, мне показалось, дрожал всем телом от пережитого потрясения, но голос у него был твердый, когда он заговорил:

– Ханна, я не стыжусь вас, – сказал он, потом выпрямился и повернулся к своим. – Тетя Мелани, дядя Бенджамин, Клара... Я ничего не хочу вам навязывать, но хочу вам заявить со всей решимостью, что я как был, так и остаюсь другом Ханны Маклиод. Вы говорите, что ничего нельзя изменить, а я считаю, что она сама все изменила своей храбростью и стойкостью.

Бедный мистер Дойл. Его заявление было столь драматичным и благородным, что у меня не хватило сил сказать ему, как он не прав. Потом он опять повернулся ко мне и с тем же пылом продолжал:

– Мне отвратителен ваш хозяин, Себастьян Райдер, из-за того, что он сотворил сегодня. Я должен был вам это сказать, Ханна. Я напишу вам, где я живу в Америке и в Мексике, и если вам когда-нибудь потребуется помощь друга, пожалуйста, вспомните обо мне. Вы поняли меня?

Я осторожно высвободила руку, вспомнив день, когда другой мексиканский джентльмен, положив мне руку на плечо, сказал те же самые слова, а потом вручил серебряное кольцо, подтверждая тем самым свое обещание.

– Благодарю вас, мистер Дойл, – сказала я. – Вы очень добры. Теперь, если вы меня извините, мне надо поговорить с мистером Райдером.

Выходя из салона, я обратила внимание, что мы проплываем мимо Челсинского моста, следовательно, скоро должен был быть Вестминстер.

Тоби открыл передо мной дверь со словами:

– Не стоит говорить с ним, красавица. Давайте я отвезу вас домой, а потом найду для вас квартиру поближе к моей и вы поживете в ней, пока не решите, как вам быть дальше.

Я покачала головой:

– Я не уверена, Тоби, что мне нужна другая работа, ведь меня еще не рассчитали. Вот об этом я и хочу поговорить с мистером Райдером.

Он изумленно уставился на меня.

– Вы, правда, хотите служить у него после всего того, что он вам сегодня сделал?

– Он рассказал своим гостям, Тоби, что я была une fille de joie, и в этом не было ни слова лжи. Мне, правда, кажется дурным вкусом вести себя так с гостями, однако мне самой обижаться не на что. Сомневаюсь, чтобы он попросил меня остаться, потому что все его знакомые будут в ужасе, когда узнают о сегодняшнем.

– Ни я, ни моя дочь, ни ее муж, – перебил меня сэр Джон, – ни слова никому не скажут. Надеюсь, мистер Уиллард, миссис Уиллард и мисс Клара тоже.

– О, можете быть уверены, – мрачно подтвердил мистер Уиллард. – Мы еще не забыли, чем обязаны Ханне Маклиод. Думаю, Себастьян Райдер не сомневается в нашем молчании.

Тоби Кент не мог стерпеть этого:

– Ради Бога, Ханна! Вы же не хотите жить в его доме? Это унизительно!

Я погладила его руку.

– Ах, Тоби, разве таких, как я, можно унизить? Я была на самом дне и похоронила это в прошлом. Не волнуйтесь.

Напряжение сразу спало с него, и он ухмыльнулся:

– Вы еще попозируете мне, юная Маклиод?

– Ну, конечно, если смогу.

– Райдер вам не запретит, уж я за этим прослежу.

– Тоби, ведите себя прилично, а то я рассержусь.

И я вышла на палубу. Джеральда видно не было, и Себастьян Райдер сидел один за столом, куря сигару. Когда я подошла поближе, он сказал:

– Если вы пришли плакаться или брать расчет, не теряйте попусту слов. Мы с вами заключили договор на два года.