Соня прикрыла глаза. Среди крупных игроков в покер мало женщин. Какой женщине захочется, вот как сейчас, блефовать, объявляя флеш-рояль. Перед противником, который принимает все за чистую монету. Имея на руках комбинацию, которая жиже бульона из кубиков.

— У нас, — продолжал Каспер, — у всех пяти членов семьи появилась, может быть, совершенно безумная идея — что мы могли бы стать для нее новой семьей.

Сначала в трубке возникло молчание. Он настроился на шум транспорта, доносящийся из открытого окна. Перед окном у нее была какая-то водная поверхность, ближе, чем у полицейской префектуры. Невдалеке от нее машины двигались через какой-то мост, нет, через два моста. Проехала машина с сиреной, перемещение звука согласно эффекту Доплера позволило ему составить представление о длине ближайшего из мостов. Это вполне мог быть Книппельсбро. Женщина откашлялась.

— Наши правила, — сообщила она, — в отношении любых организаций определяются тем, как мы оцениваем возможную опасность. Если речь, например, идет о детях дипломатов, то применяются особые меры предосторожности.

— Я клоун, — сказал он. — Я что, говорю как террорист?

— Я не знаю, как говорят террористы. Известно, что Нерон любил цирк. И Гелиогабал тоже.

— А можно нам к вам заехать? — спросил он. — Чтобы вы смогли в живую оценить нашу благонамеренность?

— Перезвоните мне завтра.

Она повесила трубку.

Он взял лист бумаги, достал ручку. Нарисовал мост Книппельсбро. Мост Лангебро. Королевскую библиотеку, Национальный музей, «Черный бриллиант».[31] Он поставил крестик рядом с министерским зданием на Кристиане Брюгге. Подвинул листок к Соне.

— Что за здание здесь у полицейских?

В ней стали слышны нотки беспокойства.

— Разведывательное управление полиции, — ответила она. — Большая часть находится напротив полицейского участка Гладсаксе. Но какая-то часть управления — на острове Слотсхольм. Они утверждают планы безопасности цирков. Для гала-представлений. Которые посещают члены королевской семьи и правительства.

Он взял с окна полевой бинокль. Нашел коричневую упаковочную бумагу и скотч и запаковал один из дисков. Соня ни о чем его не спрашивала.

— Поезжай туда без меня, — сказала она. — Я больше не выступаю на манеже.

Он уже направился к выходу, но она встала перед ним.

— У меня есть больше, чем у тебя, — начала объяснять она. — Дети. Дом. Порядок в счетах. Больше любви. Получать удовлетворение от обычной жизни у тебя не очень-то получается. С твоими устремлениями. Поэтому иногда я завидую тебе.

Она обняла его.

Прикосновение не может помочь, мы все равно никогда не будем вместе. Но все-таки…

Он припарковался за зданием Биржи. Как только он вышел из машины, город окружил его звуковой стеной. Никакой гармонии, никаких концентрических волн, никакого акустического центра. Полтора миллиона человек — каждый со своим нескоординированным рефреном.

Он обогнул Кристиане Брюгге, перед зданием были закрытые стеклянные ворота с переговорным устройством. Ему казалось, что, когда он был маленьким, всегда было легко попасть к любому человеку и в любую инстанцию. А потом свободный вход запретили, и теперь все мы следим друг за другом. Или же он что-то не так запомнил. После сорока мы все стараемся покрыть позолотой свои воспоминания.

За воротами находилась застекленная будка с охранником в штатском; как бы ему хотелось, чтобы у него был напарник: стоящая перед ним задача явно не годилась для сольного номера. Он прошел вдоль канала Фредериксхольм, пересек дворик Риксдага,[32] прошел мимо собственного автомобиля и повернул назад. Рядом с Военным музеем и скульптурой «Истедский лев» находился детский сад. За калиткой стоял мальчик лет пяти-шести.

— Ты куда идешь? — спросил мальчик.

— Иду согреть замерзшего ангела.

В глазах мальчика вспыхнули цветные огоньки.

— А можно мне с тобой?

Дети звучат занятно. Мир редко лишает их открытости, пока им не исполнится семь-восемь лет. Каспер оглядел Кристиане Брюгге — на набережной не было ни души.

— Взрослые будут искать тебя.

— Все только что ушли на тихий час. Одного меня тут оставили.

Его собственная система и система мальчика соприкоснулись. И тем не менее. В выборе партнеров надо быть особенно осмотрительным.

— А вдруг я какой-нибудь извращенец?

— Они другие, — ответил мальчик. — Ко мне однажды приставал маньяк.

Каспер перегнулся через изгородь и поднял мальчика.

Он нажал на кнопку у двери, откуда-то из-за множества слоев стекла его попросили предъявить удостоверение личности. Он сделал вид, что устройство сломалось, поднял мальчика на руки и показал на него — присутствие детей отбрасывает на взрослых легитимизирующий отсвет. Дверь зажужжала, и они оказались внутри. Каспер посадил мальчика на стойку.

— Это сын Андреа Финк, — заявил он. — У него высокая температура. Мы в детском саду подозреваем, что это мышиный тиф. Мы позвонили Андреа и договорились, что сразу же привезем его.

Служащий за стойкой отодвинул свой стул назад — подальше от источника заразы. Ситуация была неопределенной, все могло повернуться как угодно. За спиной у охранника висел список сотрудников, кабинет Андреа Финк был на четвертом этаже.

— Я хочу к маме, — заныл мальчик. — Мне жарко. Мне плохо. Меня сейчас вырвет.

Охранник потянулся за телефонной трубкой. Каспер покачал головой.

— У нее сейчас важное совещание. Им лучше не мешать. Она попросила нас подняться прямо к ней, она к нам выйдет.

Он постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Женщина, сидящая за письменным столом, была удивлена, но спокойна. Помещение никак не соответствовало его представлениям о том, как должен выглядеть кабинет в разведывательном управлении, — оно было большим и приветливым. На полу стояла пальма высотой в человеческий рост. Окрашенные в белый цвет стены чуть заметно отливали розовым. На письменном столе стояла фигурка Будды. Он посадил мальчика на стол, рядом с фигуркой и телефоном. Когда он сажал мальчика, его пальцы нащупали телефонный провод и выдернули его. Если охранник из застекленной будки захочет сейчас позвонить, то ему никто не ответит.

— Меня зовут Каспер Кроне, — сказал он. — Это я вам звонил, спрашивал про КларуМарию.

Женщина положила две раскрытые книги друг на друга и сдвинула их. Лицо ее стало отчужденным. Температура в помещении упала — до тех значений, когда уже необходимы шапка и варежки.

— Я навела о вас справки, — сказала она. — Вы не женаты. И у вас нет детей.

Часть ее сознания не могла оторваться от открытых книг. Ему важно было заглянуть туда. Он взял мальчика на руки. Погладил пальцем фигурку Будды.

— Одно из наставлений Будды, — продолжал он, — которое я очень люблю, говорит нам, что все живые существа были матерями друг друга. В прежних жизнях. И снова будут. Я продолжил эту мысль. Это должно означать, что все мы были любовниками и любовницами друг друга. И снова будем ими. И мы с вами также.

Она начала розоветь, едва заметно, под стать стенам.

— Не знаю, как вы вошли сюда, — проговорила она. — Но теперь уходите.

Выйдя из кабинета, он поставил мальчика на пол и опустился перед ним на колени.

— Ты можешь выманить ее оттуда? — спросил он. — И подержать здесь некоторое время?

Мальчик открыл дверь. Каспер стоял на коленях за дверью.

— Я хочу писать, — сказал мальчик. — Папа ушел без меня. Я сейчас описаюсь.

Женщина не двигалась.

— Можно я пописаю в горшок с цветами?

Каспер услышал, как он расстегивает молнию на штанишках. Женщина отодвинула стул.

— Я отведу тебя в туалет.

Они исчезли в конце коридора. Каспер проскользнул внутрь.