— С большим удовольствием, ваше величество. Вы признались, что вы ученый, и я был бы весьма польщен, если бы мы смогли объединить наши усилия в какой-то области. Возможно, позже мы могли бы обсудить это.

Франклин догадался, что ничто иное не могло произвести на короля столь глубокое впечатление, как предложение научного сотрудничества. В глазах короля появился живой блеск.

— Заманчивое предложение, мсье Франклин. Весьма заманчивое.

Этого Стерн стерпеть не мог.

— Ваше величество, — вступил он в разговор, — я должен напомнить, что ваш кузен ждет, и ждет очень давно. Вы обещали дать ответ, когда приедет Франклин, и вот он приехал. Вы намерены и дальше тянуть с ответом? Общение с ним по научным вопросам может только усилить раздражение английского монарха. Я…

Король грохнул кубком о стол, тем самым, прервав речь Стерна. В зале воцарилась гробовая тишина.

— Мсье Стерн, я не желаю говорить о политике в столь приятной обстановке. Это отвратительно и… здесь дамы! У мсье Франклина достаточно такта и воспитания, чтобы понимать это. А ваше поведение меня расстраивает. Что касается моего кузена, так он всегда был властным, самодовольным болваном, и я не желаю, чтобы еще и здесь его беспрестанно возвеличивали. Если он действительно желает показать свое величие, то пусть сам ко мне пожалует.

— Сир, — начал Стерн уже более смиренным тоном, — если бы не этот отвратительный бунт, который отнимает все драгоценное время английского монарха, то он бы лично присутствовал здесь.

— Конечно, присутствовал бы, чтобы есть мой хлеб и пить мое вино, как это десятилетиями делал его отец при дворе моего дяди. А он не желает пригласить меня к себе отобедать?

— Сир…

— Довольно, мсье Стерн. Вас надо заковать в кандалы, чтобы вы не портили нам приятный ужин.

— Ваше величество, вы не сделаете этого.

И снова воцарилась гробовая тишина, на этот раз она затянулась. И вот король поднял палец. В ту же самую минуту из-за портьер появились два гвардейца и положили руки на плечи Стерна.

— Послушайте! — завопил Стерн.

— Заткните ему рот и наденьте на него кандалы, — приказал король. — Пусть в таком виде сидит за столом. И мой кузен не посмеет сказать, что я не оказал должного приема его доверенному лицу.

Повеление короля тут же было исполнено.

— Ну а теперь, мсье Франклин, мы можем продолжить беседу. Меня давно интересует природа цвета. Насколько я помню, Исаак Ньютон в своем трактате «Оптика» приводит описание некоторых опытов с использованием тонкой пленки…

И они говорили об айве, медведях, капусте, но не о политике. На протяжении всего ужина Франклина весьма вдохновлял и веселил вид красного лица Стерна с беспомощно мигающими глазами.

Ночью ему приснилась Василиса и их первый совместный ужин, она то и дело просила принести ей португальского вина и с каждым бокалом делалась все красивее. Он видел ее обнаженное тело, сплетенное с его телом, и наутро — ее заспанное лицо. А потом внушающее невыносимый ужас небо, когда она похитила его и, как в стальных тисках, держала его руку. Ему снилось притяжение, оно всегда существовало между ними и вселяло уверенность, что она жива. Во сне он любил ее с той силой, с какой только мальчик может любить, впервые узнав это чувство, смешанное со страхом и надеждой, с горечью и нежностью, хрупкой, как снежинка, и такой же недолговечной.

«Неужели?.. — подумал он, проснувшись. — Неужели я до сих пор ее люблю? Любовь не прошла, а лишь затаилась в глубинах сердца?»

Он лежал в темноте и заставлял себя думать о Ленке, о том, что он чувствовал, когда она умирала, о радости, которую он испытывал в ее объятиях, радости прочной и надежной. Конечно, когда они в последний раз расставались, Ленка пригрозила ему разводом…

Глупости. Нужно уснуть и наутро проснуться без всяких мыслей о женщинах. О чем ему сейчас меньше всего следовало бы думать, так это о них. Но когда он снова провалился в сон, ему виделись женщины, и вовсе не в целомудренных обстоятельствах.

Не успел Роберт тронуть его за плечо, как Франклин мгновенно очнулся от беспокойного сна. В свете фонаря лицо друга казалось неестественно искаженным.

— Что случилось?

— Есть новости из Каролины.

— Кто их принес?

— Не знаю. Мне их передал тот француз, член Тайного союза. Они хотят собраться прямо сейчас.

Франклин сел, потер глаза, разгоняя остатки сна.

— Веди меня к ним, — сказал он.

Пениго ждал за дверью и повел их, повторяя: «Сюда. А теперь сюда».

Снова Франклин шел по лабиринту из комнат и коридоров, наконец, они поднялись по приставной лестнице, откинули люк и оказались на открытом воздухе. Тянуло запахом болота, гниющих отходов и соли. Они следовали дальше за Пениго по грязным улицами и узким переулкам, залитым помоями, пока не остановились у дверей довольно большого дома. Пениго постучал три раза, затем еще три раза, выдержал паузу и снова постучал в том же порядке.

За дверью отодвинули засов, со скрежетом повернули ключ, образовалась щель, в которую высунулась голова:

— Мистер Франклин?

— Собственной персоной.

Дверь открылась широко, и хозяин, пропуская их, отступил в освещенную комнату. На нем были простая хлопчатобумажная рубаха и бриджи, ни шляпы, ни парика, темные вьющиеся волосы стянуты в хвост. Второй мужчина стоял в комнате и куда-то рассеянно смотрел. Он был старше и почти лысый.

— Сэр, я Антуан Симон ле Паж дю Прац, а это мой друг — Андре Пениго. Его сын согласился проводить вас сюда. Мы очень рады видеть вас.

— Я сам могу представиться, — сухо сказал Пениго, протягивая руку.

И тут Франклин понял, что Пениго слеп. Он пожал протянутую руку и сказал:

— Рад с вами познакомиться, и с вами, мсье дю Прац, мне очень понравился ваш трактат об истории и традициях натчез. Надеюсь, вы не прекращаете свою работу и скоро порадуете нас новым трактатом.

Дю Прац улыбнулся:

— Надеюсь, если Богу будет угодно распутать узел наших сегодняшних проблем.

— Проходите, — глухо пригласил Андре Пениго, — оставьте любезности на потом, давайте говорить о деле. Без обид, мистер Франклин, но что вы скажете, если я во время разговора буду держать руку так? — И он прижал руку к сердцу.

Франклин улыбнулся:

— Я задам вам несколько вопросов. Вы искренне признаетесь в любви к человечеству?

— Да, — хором ответили Пениго и дю Прац.

— Следует ли наказывать человека за его рискованные теоретические рассуждения или за соблюдение религиозных ритуалов?

— Нет, — так же хором ответили французы.

— А любите ли вы истину ради самой истины? И готовы ли вы искать ее и, найдя, делиться с другими?

— Да.

— Прекрасно, — сказал Франклин. — В таком случае я предлагаю заседание Тайного союза объявить открытым и с готовностью выслушаю то, что вы хотите мне сказать.

Пениго удовлетворенно кивнул.

— Присаживайтесь, — сказал дю Прац, — могу предложить вина.

— А нет ли у вас чего-нибудь бодрящего — чая или кофе? — спросил Франклин.

— Ни чая, ни кофе у меня нет, но могу предложить вам напиток индейцев, очень бодрит.

— Кассина?

— Да.

— Мы пили его, когда в Каролину из-за океана практически перестали поступать товары. Хороший напиток.

— Ангелика! — позвал дю Прац.

— Да, мсье. — В комнату вошла молодая индианка с подносом, на котором стояли несколько чашек и дымящийся чайник.

Похоже, дю Прац предугадал вкусы гостей, и вскоре они уже все пили черный и крепкий индейский чай. Сильно ощущалась горчинка, к которой Франклин не привык, но это не портило вкуса напитка. Подействовал он почти мгновенно, в голове просветлело.

— Прежде всего, — начал дю Прац, — я должен сообщить, что на мой эфирограф пришло сообщение от Тайного союза.

— Можно взглянуть?

Дю Прац протянул листок. Написано рукой Томаса Нейрна, зашифровано по самому последнему согласованному между ними образцу.