* * * Полторы картины Ван Гога, Купленные до гибели, Это весьма убого Для справедливой прибыли. Но это же очень много Для места, куда вы прибыли… Справедливость – из каталога После гибели, после гибели. Вы прибыли вместо прибыли, А ему вставать неохота! Так зубы, которые выбили, Возвращаются из похода. Чем пахнет лошадь? Роскошью надменной Или смиренной нищетой в глуши? Бегами? Страстью? Властью? Чем? Военной Кампанией?.. Попробуй, опиши! Чем пахнет лошадь? Цирком с джигитовкой? Глазами и губами? Соком трав? Конюшней царской? Байроном? Подковкой — На счастье? Живописью? Жутью переправ? Чем пахнет лошадь? Шорами, кнутами? Похищенными девами? Овсом? Ездой Истории, озвученной следами Её копыт? Давильным колесом? Чем пахнет лошадь?!. Лошадью, которой Здесь пахнет всё, что пахнет лошадьми, — Все книги, все дороги, все просторы, — Все эти древности, пропахшие людьми.  Поэзия – не такова, Она – не песня на слова, Поэты слов не пишут. Их инструменту подпевать — Равно как ветру подвывать, Скрипеть, когда скрипит кровать… Поэты слов не пишут. Не подпевай, сказал Булат, Когда подхватывая лад, Ему подпела дева. Тогда он дерзок был и млад, Поэтство в нём гудело. Не описать – тот беглый взгляд, Тот жгучий лёд, кипящий хлад, Каким обжёг её Булат, Чтоб дева охладела. Их инструменту подпевать — Равно как ветру подвывать, Скрипеть, когда скрипит кровать… Поэты слов не пишут. Поэзия – не такова, Она – не песня на слова, Деревьям не нужны дрова. Поэты слов не пишут.  * * * Уж если ухожу – так навсегда, До полного в толпе неузнаванья. И приплетать не следует сюда Законные, быть может, основанья: Какой-нибудь отъезд или отлёт — Не повод, чтоб закрылся узел связи. Я просто, уходя, включила лёд И прекратила скуки безобразье. Не знаю ничего скушней вранья, Но многим эта нравится работа. Тогда я просто поступаю, как свинья, Не узнавая где-то и кого-то. А если на меня идут стеной, Чтоб я платила узнаванья цену, Сквозь эту стену я иду, как психбольной, Который ветками шумит в ночную смену. Мне даже и не снится никогда Та недействительность, где были мы знакомы До моего за вас великого стыда, Неузнаванья после выхода из комы. 1. Гуляет древняя скульптура Без рук, без даже головы, Но видно, что она – не дура, Её желанья не мертвы. И надо быть специалистом В определённых областях, Чтоб цену знать векам слоистым, Что в ней так сладостно блестят. И только взгляды, только взгляды Её краса приемлет в дар, А не брильянты и наряды, Чья куклость для неё – кошмар. Сто тысяч раз пройду я рядом, Сто тысяч взглядов подарю. Уж я-то знаю цену взглядам — Тем, о которых говорю. 2. Не покладая рук отрубленных, Дыша во все осколки, трещины, Долюбливает недолюбленных Живая прелесть этой женщины. Её божественны ранения, Она спаслась от обезлички, Став единицею хранения, Чей номер выбит на табличке. Три тысячи ей лет исполнилось, Её неисчислимы копии, Но в каждой – бесподобна подлинность, Как мак, не виноватый в опии. Как выглядит?.. Никак не выглядит! Нет головы. Фрагмент. Обрубок. Не постирает и не выгладит Она простынок, брюк и юбок. Её оттуда благолепие, Где речи нет о внешних видах, Где всё жесточе и свирепее, Но есть блаженства вдох и выдох. * * * Что клевета?!. Алмазная оправа, В ревнивых призмах преломлённый свет. Скреплённая такой печатью слава Живёт, не умирая, сотни лет. Какую ей подлянку ни подсунут, Какую ни впаяют злую ложь, — Всё превратится рядом с ней в рисунок Дурацких нравов, пущенных под нож. И в том, быть может, клеветы значенье, Её самоотверженная суть, Что славы беззаботное свеченье Нельзя её стараньями задуть. О клевете, которая геройски Сражается за славу не свою, О подвигах её, о храбром войске, О полководцах, гибнущих в строю, Мы забываем, пережив облаву И клевете предпочитая лесть. Но клевету я предпочту по праву Свидетеля, имеющего честь. |
