 Ну что сказать, моя радость?!. В музее Эдгара По выглянула в окно, А в окне – обои, обои какой-то местности, Обои лужайки, поля, обои дневного неба. Стояла зимняя ночь. Потом в музее Булгакова Выглянула в окно, а в окне – обои, Обои оккультной лавки, обои какой-то оперы, Обои ночной метели, её наглядных пособий. Стояла жара июля. На вечере в консерватории Выглянула в окно, а в окне – обои, Обои какой-то симфонии, Обои рояля и скрипки с оркестром, Обои в антракте гуляющей публики, Обои карет и фонтанов. У них тут повсюду в окнах – обои, Обои свежего воздуха, обои живой природы, Обои духовных ценностей, Обои наркоза, пьяности, Обои – от всякой боли. Я спрашиваю: – Это у вас настоящее, Или просто такие обои? – Обои! – они говорят. – Обои! И радостно так улыбаются, Мол, вот до какой прекрасности Доходит светлое будущее. Ну что сказать, моя радость?!. Тут у них – светлое будущее. Смотрю в окно, а в окне — Обои светлого будущего, Оторвала кусок, а под ним – обои Ещё более светлого будущего, На этом куске обоев Шлю записку тебе в бутылке: «Скоро буду! Надо ветер поймать, Чтоб доплыть. Обнимаю парусно. Очень многие ездят сюда завидовать. Такое вот Суйщество, и оно суйществует. Конец связи». * * * Мой высший свет вам даже не приснится. Свободы роскошь отключает тормоза, — Ни разу в жизни я не красила ресницы, А также веки, уши и глаза. Характер мой ужасен, прямо скажем, Такое наглое свободы торжество: Я ни секунды не жила под макияжем, — Чтоб не зависеть от отсутствия его. Мне абсолютно безразличны тряпки, шубки, Цена которых – мышья беготня. Но времена я выбираю – как поступки, Зависящие лично от меня. Вот, например, я выбираю Время Почты И почтальонствую во множестве времён. А на дворе – какое время?!. Время Бочки, Но почтальон – он вышиб дно и вышел вон!..  Девочка, которая, бывало, Из китайца деньги добывала, Чтоб домой в Европу плыть не зайцем… Этот фильм про девочку с китайцем, Безнадёжно, нежно и жестоко Одарённым роскошью Востока И пленённым европейской деткой… Этот фильм о юноше, столь редкой Доблести – как слёзы при разлуке С малолеткой в шляпе из соломки… Глянет на себя – как на чужую, И прочтут роман её потомки, Будет голова у них кружиться… Пароход отчалил от Китая, Ставят европейскую пластинку. Лишь на Бога можно положиться… Малолетка, тайной обладая, Вся верна природному инстинкту: Опыт – лжец, а мудрость – это лжица. Не то, что видишь, происходит, Совсем не то, что говорят. Факир красотку заколодит И на кусков распилит ряд. Двойное дно, перегородка, Беззвучный ход незримых дел, — Из-под пилы встаёт красотка, И вид её, конечно, цел. Но все слыхали, все видали, Как рук и ног её бруски Со страшным стуком выпадали Из-под распиленной доски, И голова её валялась, И грудь, и рёбра, и филе… Но явь ли то, что предъявлялось Глазам живущих на земле?.. * * * …и говорит с причмоком сладострастья: – Вот вымрут поколения, которым победа наша принесла несчастья, тогда на всё посмотрят свежим взором, тогда не будут нас клеймить позором свидетели того, как сдохла совесть, убитая естественным отбором, — и мы войдём в Историю, как новость, как сила воли, чью победу окрыля способностью не мучиться виною, История подвигла – счастья для! — произвести крушенье корабля, и мы не постояли за ценою… Не спасся тот, кому не суждено, — утопленников здесь полным-полно, под винт попали, жуткое кино, но если б историческая личность считала жертвы, ха-ха-ха, смешно сказать, была бы в этом неприличность, — так неприлично не ведут себя Истории доверенные лица, не современникам подсудна их судьба, а впечатлительных попросят удалиться. А впечатлительных попросят удалиться, Когда развесят на деревьях трупы И по обеим сторонам дороги На солнцепёке этот агитпроп Начнёт влиять… Великий Македонский, Глаза катая, как ночная птица, Толчёт свой мак внутри кровавой ступы, Спивается, тоскует, лечит ноги, В предательстве подозревает многих И в том числе – песка и листьев шопот. Любовника хоронит Македонский, И с той поры кошмарный топот конский Ему во сне раскалывает лоб, Но эта пытка долго не продлится, Он в тридцать два умрёт, не погасив Долги своим историкам наёмным, Биографам, слагателям легенд, Которых взял на дело с предоплатой. Но миф сработан ими, он красив, — Побед слепящий свет и в свете славы Необходимый для победы ужас, Что по обеим сторонам дороги На тех ветвях развешан, вроде лент, Прозрачных, призрачных, и до сих пор влияет, Навязывая опыт свой богатый, Магического зверства элемент. |
