Бак овладел собой, когда остальные лидеры начали произносить бессодержательные речи, посыпались фразы о важности и историческом значении документа, который они должны подписать. Теле — и кинокамеры зафиксировали несколько красивых ручек, лежащих на столе, затем бегло прошлись по подписывающим договор. Вот ручки переходят из рук в руки, принимаются напыщенные позы и ставятся подписи. После всеобщих рукопожатий, объятий и поцелуев в обе щеки было объявлено, что договор подписан. Ни один подписавших этот документ — за единственным исключением — не представлял себе его последствий и не сознавал, что стал партнером нечестивого союза.

Итак, договор был подписан. Избранный народ Бога, вознамерившийся восстановить Храм и возродить систему жертвоприношений до прихода Мессии, заключил договор с дьяволом.

Только два человека на сцене знали, что этот пакт означает начало конца времени. Один из них был исполнен маниакальных надежд, другой трепетал, представляя, что должно произойти.

У знаменитой Стены двое свидетельствующих со стенаниями выкрикивали слова истины. Их голоса раздавались так громко, что были слышны далеко за пределами Храмовой горы. Они объясняли, что произошло.

Началась последняя, страшная неделя Господа! Началась «неделя», которой предстояло продлиться семь лет.

Время скорби.

Рейфорд Стил зашел в телефонную кабину в аэропорту имени Бен Гуриона Он приехал заранее, опередив делегацию Карпатиу больше чем на час. Его команда уже находилась на борту флагмана Мирового Сообщества. У него было достаточно времени, чтобы дождаться, пока оператор международной линии соединит его с Хлоей.

— Я видела тебя, папа, — сказала она, рассмеявшись. — При показе каждого кадра они старались называть имена. Тебя назвали почти правильно. Ты оказался Рэймондом Стилем, бывшим пилотом флагмана ВВС.

Рейфорд улыбнулся, у него потеплело на душе от голоса дочери.

— Нормально. И пресса еще удивляется, почему ей никто не верит.

— Они совершенно не знали, что им делать с Баком. Первые несколько раз, когда он попал в кадр, они просто не назвали его. Потом, должно быть, кто-то услышал объявление, и он был представлен как «Дюк Уильсон, бывший журналист «Нъюсуик»».

— Прекрасно, — заметил Рейфорд.

— Бак все беспокоился насчет того раввина, который должен выступать по международному каналу Си-эн-эн через пару часов. Тебе удастся посмотреть?

— Наверно, мы посмотрим его уже в полете.

— Вы сможете поймать это с такого расстояния?

— Видела бы ты нашу технику, Хло. Прием будет лучше, чем у нас дома по кабелю. По крайней мере, не хуже.

Бака одолевала тоска. После церемонии Хаим Розен-Цвейг обнял его по крайней мере три раза, восклицая, что это был один из самых счастливых дней его жизни. Он умолял Бака лететь в Багдад вместе с ними.

— Все равно вы будете работать на Николае через месяц, — убеждал Бака Хаим, — никто не увидит в этом нарушения принципа объективности прессы.

— Но я — то это увижу, особенно через месяц, когда он будет владеть любой газетенкой, в которой я захочу работать

— Не будьте негативистом сегодня, в этот великий день, — сказал Хаим. — Поезжайте с нами, удивляйтесь, наслаждайтесь. Я уже видел проект Нового Вавилона. Это будет грандиозно.

Баку хотелось плакать за своего друга Что будет, когда все это обрушится на Хаима? Может быть, до того, как доктор поймет, что его водили за нос и использовали, он умрет? Пожалуй, это было бы лучше всего Но Бак беспокоился и о его душе.

— Вы будете сегодня смотреть выступление доктора бен-Иегуды по телевизору в прямом эфире?

— Конечно! Я ни в коем случае не пропущу этого! Он стал моим другом еще с тех пор, как мы познакомились в Еврейском университете. По моим сведениям, они будут показывать это во время полета в Багдад. Вот еще одна причина, чтобы вы отправились вместе с нами

Бак покачал головой.

— Я буду смотреть здесь. Но после того как ваш друг изложит свои открытия, мы с вами должны обсудить его результаты.

— Я не религиозный человек и не очень разбираюсь в этих вопросах, вы это знаете. Скорей всего в том, с чем выступит сегодня Цион, для меня не будет ничего удивительного. Он способный ученый, добросовестный исследователь — пожалуй, даже блестящий, — оратор, способный завладеть вниманием аудитории; в какой-то мере он напоминает мне Николае.

«Пожалуйста, — подумал Бак, — только не это!»

— Как вы думаете, о чем он будет говорить?

— Подобно большинству ортодоксальных евреев, он сделает вывод, что Мессия еще должен придти. Как вы знаете, существует несколько маргинальных групп, которые верят, будто Мессия уже приходил. Но в самом

Израиле таких больше нет. Некоторые уже умерли, некоторые переехали в другие страны, но никто из них не принес справедливости и мира, которые предсказывает Тора. Так что, подобно всем нам, Цион изложит содержание пророчеств и призовет нас продолжать ждать и наблюдать. Это будет вдохновенно и воодушевляюще. По-моему, в этом и заключался смысл всего проекта с самого начала. Он может также высказаться по поводу задержки появления Мессии. У нас существуют группы, которые переселились в древние еврейские поселения, уверенные в том, что обладают священным правом так поступать, ибо это поможет выполнению некоторых пророчеств и откроет дорогу для Мессии. Других настолько потрясло осквернение мусульманами Храмовой горы, что они открыли синагоги в ее окрестностях, как можно ближе к первоначальному местоположению Храма.

— Вы знаете, что есть неевреи, которые верят, что Мессия уже приходил, — осторожно заметил Бак.

Хаим оглянулся через плечо Бака, чтобы убедиться, что не отстал от остальных, которые должны были ехать в отель, а затем в аэропорт Бен Гуриона для полета в Багдад.

— Да, да, я знаю, Камерон. Но я скорее готов считать, что Мессия — это не личность, а идеология.

Он сделал было шаг в сторону от Бака, чтобы догнать своих, но того неожиданно охватило отчаяние. Он схватил Хаима за руку.

— Доктор, Мессия — это больше, чем просто идеология!

Розенцвейг остановился и посмотрел прямо в глаза своему другу.

— Камерон, мы можем обсудить это потом. Но если вы намерены добиваться скрупулезной точности, то позвольте мне кое-что вам сказать. Если Мессия это личность, если он должен придти, чтобы принести мир, справедливость и надежду миру, я соглашаюсь с теми, верит, что он уже здесь.

— То есть?

— А разве его нет?

— Так вы верите в Мессию?

— Камерон, я сказал «если». Это очень большое «если».

— Если Мессия — это реальность, и он должен придти, что тогда? взмолился Бак, когда его друг снова двинулся дальше.

— Разве вы не видите, Камерон? Николае уже выполнил большую часть библейских пророчеств. Может быть даже все. Но это уже не моя область знаний. Теперь мне нужно поторопиться. Увидимся в Вавилоне?

— Нет. Я говорил вам…

Розенцвейг остановился и обернулся

— Мне казалось, что вы сказали, будто найдете свои способ добраться туда, чтобы не пользоваться услугами того, у которого вы собираетесь взять интервью.

— Я собирался, но передумал. Я не поеду. Если мне придется работать для изданий, владельцем которых будет Карпатиу, я предполагаю, что скоро мне все равно придется побывать в Новом Вавилоне.

— Что же вы будете делать? Возвращаетесь в Штаты?

— Не знаю. Увидимся.

— Камерон! Улыбнитесь мне в этот исторический день!

Но Бак не сумел изобразить улыбку Он пошел пешком в гостиницу «Царь Давид», где администратор спросил его, по-прежнему ли ему требуется информация с коммерческих рейсах на Багдад.

— Спасибо, нет, — ответил он.

— Хорошо, сэр. Вам письмо.

На конверте был обратный адрес доктора Циона бен Иегуды. Бак прошел в свою комнату, прежде чем вскрыть конверт. Он прочел: «Извините, что покинул вас вчера вечером. Тогда я был не в состоянии разговаривать. Не окажете ли вы мне честь пообедать вместе со мной и проводить меня в международную студию Си-эн-эн? Буду ждать вашего звонка».