— Я одета не для приема гостей, — заметила она.

— Ты всегда прекрасно выглядишь, независимо от того, как одета.

— Не утруждай себя комплиментами! — сказала она. — Чего ты хочешь?

— Вообще-то я собирался принести тебе цветы, — сказал он, — чтобы посмотреть, как твои смотрятся на помойке.

— Ты думаешь, что я пошутила? — сказала она, показывая жестом, чтобы он посмотрел у себя за спиной. Он обернулся и увидел большой букет цветов в мусорном ведре.

— Я не считал, что ты шутишь, — ответил Бак, — просто я думал, что это какое-то фигуральное выражение, которое я не слышал до сих пор.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Когда ты сказала мне, что «цветы на помойке», я подумал, что это какой-то оборот из молодежного сленга, который мне не приходилось слышать до сих пор. В нем чувствуется изюминка, как в таких выражениях, как «кот в мешке» или «быльем поросло».

— Я сказала, что цветы на помойке, и именно это я имела в виду. Я всегда имею в виду именно то, что я говорю, Бак.

Бак был в полной растерянности. Ему показалось, что они подобны актерам, не просто играющим роли из разных спектаклей, но даже из спектаклей, относящихся к совершенно разным жанрам.

— Ты не могла бы объяснить мне, почему цветы оказались в мусорном ведре? Может быть, я тогда сумел бы понять, в чем дело.

— Потому что они мне не нужны.

— Бред какой-то! Объясни мне. Они тебе не нужны, потому что…

Он остановился и покачал головой, как будто теперь она должна была заполнить пустую графу в анкете.

— Для меня оскорбительно их происхождение.

— И откуда же они появились?

— Не откуда, а от кого они.

— И от кого же они?

— Бак, хватит, у меня на эти объяснения нет ни времени, ни настроения.

Хлоя привстала, и тут разозлился Бак.

— Хлоя, погоди минуту.

Она снова уселась в той же позе, но уже несколько растерянная.

— Ты должна мне объяснить.

— Нет, это ты мне должен объяснить. Бак вздохнул.

— Я объясню тебе все, что ты хочешь, Хлоя, но давай не будем играть. Было очевидно, что нас потянуло друг к другу. Я признаю, что вечером в пятницу я вел себя так, что можно было подумать, будто ты меня не так уж интересуешь. Но сегодня я понял.

— Сегодня утром, — прервала она, пытаясь удержаться от слез, — я обнаружила, почему ты вдруг утратил интерес ко мне. Ты почувствовал вину за то, что не сказал мне всего, и если ты думаешь, что эти цветы что-то…

— Хлоя! Давай говорить о фактах! Я не имею никакого отношения к этим цветам. Она мгновенно замолчала.

Хлоя сидела, недоверчиво глядя на Бака.

— Ты не посылал цветы? — наконец собралась она с духом.

Он покачал головой.

— Очевидно, у тебя есть еще один поклонник.

— Еще один? Как будто из-за этого их стало двое. Бак протянул к ней руки.

— Хлоя, мы сейчас явно говорим на разных языках.

— Очевидно.

— Считай меня слишком самонадеянным, но у меня было впечатление, что с того самого момента, как мы встретились, нас что-то связало.

Он остановился, ожидая ответа. Она кивнула и сказала;

— Нет, ничего серьезного. Хотя, пожалуй, мне показалось, что мы понравились друг другу.

— Я был с тобой в самолете, когда ты молилась вместе с отцом.

Она еле заметно кивнула.

— Это было особенное время, — продолжил он.

— Да, — согласилась она.

— Тогда я проходил свой крестный путь и никак не мог дождаться возвращения, чтобы рассказать вам обо всем.

Губы Хлои дрогнули:

— Это была самая невероятная история, какую мне когда-либо приходилось слышать, Бак. Но я ни на один миг не усомнилась в ней. Я знаю, что ты пережил очень многое и думала, что это связало нас.

— Я не знаю, как это назвать, — сказал Бак. — Как я написал в своей воскресной записке, я был увлечен тобой.

— Очевидно, не только мной. Бак потерял дар речи.

— Не только тобой? — повторил он.

— Ну, что же, продолжай свою речь.

«Речь? Она считает, что я произношу речь? Она думает, что есть еще другая? Да у меня несколько лет никого не было!» Бак был разочарован и хотел было на этом закончить объяснение, но потом решил, что все же следует продолжить. Сбитая с толку, внезапно пришедшая к каким-то странным выводам, она все-таки была достойной девушкой.

— Всю неделю между воскресеньем и вечером пятницы я много думал о нас.

— Да, это так, — сказала она и снова заплакала.

О чем она думала? О том, что он готов был провести ночь у нее на крыльце для того, чтобы произвести на нее впечатление?

— Я понимаю, что в пятницу я держался по отношению к тебе неровно, сказал Бак. — Пожалуй, я даже отдалялся.

— Еще ничего и не было, от чего можно было бы отдалиться.

— Но мы же были вместе, разве не так? — сказал Бак. — Разве тебе не казалось, что мы сближаемся?

— Правда, но только до вечера пятницы.

— Я стесняюсь признаться в… — сказал Бак нерешительно.

— Ты и должен стесняться этого, — вставила она.

— Но мне это показалось несколько преждевременным, учитывая, как недавно мы познакомились, к тому же твой возраст, и…

— Да, это так. Но разве дело в твоем возрасте, а не в моем?

— Прости, Хлоя. Дело не в моем или в твоем возрасте. Дело в их разнице. И потом я подумал, что если впереди у нас осталось всего семь лет — тогда в этом вообще нет никакой проблемы. Но я все равно был в смятении. Я думал о нашем будущем, о том, что получится из наших отношений, хотя у нас еще и не было никаких отношений.

— А их и не будет, Бак. Я не собираюсь делить тебя с кем-нибудь. Если бы у нас было будущее, это были бы исключительные отношения и… Ладно, не имеет значения. Я заговорила о том, о чем никто из нас всерьез не задумывался.

— Но, по-видимому, мы все-таки задумывались. Про себя я уже сказал, что задумывался. И ты, по-видимому, тоже хоть немного заглядывала вперед.

— Больше не думай, по крайней мере, с нынешнего утра.

— Хлоя, я должен спросить у тебя кое-что и поэтому не хочу, чтобы ты уводила меня в сторону. Это может прозвучать несколько снисходительно, даже покровительственно, но не воспринимай это так.

Она напряглась как будто ожидая упреков.

— Могу я попросить тебя минуту помолчать?

— Прости? Ты затыкаешь мне рот?

— Я не это хотел сказать.

— Но ты ведь как раз это и сказал.

Бак слегка повысил голос. Он почувствовал, что его взгляд и тон стали более резкими, но он должен был что-то сделать.

— Хлоя, ты ведь не слушаешь меня. Ты не даешь мне закончить мысль. Здесь есть какой-то подтекст, которого я не знаю. И я не могу защититься от загадок и фантазий. Ты все время говоришь, что не хочешь ни с кем меня делить. Тогда тебе нужно спросить меня без обиняков, напрямую, в чем-то обвинить меня, в конце концов. Тогда можно было бы с толком продолжать разговор.

Рейфорд лежал в своей кровати, боясь пошевелиться и затаив дыхание, чтобы лучше слышать, тем не менее почти ничего не мог разобрать до тех пор, пока Бак не повысил голос. Теперь Рейфорд слышал и молча аплодировал Баку. Хлоя тоже повысила голос:

— Я хочу знать, кто еще существует в твоей жизни, прежде чем думать… Ах, Бак, о чем это мы говорим? Сейчас так много гораздо более важных вещей, о которых следует думать…

Рейфорд не смог расслышать ответ Бака потому, что тот опять заговорил тихо. Он устал подслушивать, встал, подошел к двери и крикнул вниз:

— Вы там, двое, будете разговаривать или шептаться? Если я не в состоянии вас слышать, то буду спать!

— Спи, папа! — отозвалась Хлоя.

Бак улыбнулся. Хлоя постаралась не показать свою улыбку.

— Хлоя, последние дни я только тем и занимался, что обдумывал «гораздо более важные вещи». Дело дошло до того, что я уже почти решился на то, чтобы предложить тебе «быть друзьями»… как вдруг, когда я сидел сегодня в этом офисе, мне явилась ты.