— Вы должны доверять мне, сэр, я никогда никому не продавался.

— Да, я это знаю. И Планк это знает. Но вот понимает ли Карпатиу журналистскую этику?

— В этом я не уверен.

— Я тоже. Вы знаете, чего я боюсь?

— Чего же?

— Что он попытается переманить вас к себе.

— Вообще, шансы на мой переход куда бы то ни было практически равны нулю, — ответил Бак.

— Да, я — то думал, что он разозлился на вас сильнее, чем я. А теперь оказывается, что он хочет взять вас с собой на это подписание.

— Он даже хочет, чтобы я присутствовал на подписании как член его делегации.

— Это было бы совсем неуместно.

— Я это понимаю.

— В таком случае всем должно быть совершенно ясно, что вы не являетесь официальным членом делегации. Какой прекрасный кадр! Единственный представитель прессы за столом.

— Согласен. Но как мне это сделать?

— Можно сделать совсем просто. У вас на пиджаке должна быть какая-нибудь карточка, из которой было бы видно, что вы из «Уикли».

— Так я и сделаю.

— Кроме того, вы должны иметь наши визитки в кармане и вручать их там всем присутствующим.

— Это, пожалуй, перебор.

— Не смеши меня, сынок. Карпатиу — это политик из политиков, и у него есть все основания, чтобы ты работал у него. Так что он будет стараться облегчить для тебя уход из «Глобал уикли».

— У меня нет таких планов, сэр.

— Я понимаю, что нет. Послушай, как ты думаешь, если ты не полетишь туда вместе с делегацией ООН, сможешь ли ты быть в кругу договаривающихся сторон в момент подписания? Я имею в виду непосредственно в тот момент, когда это будет происходить.

— Я не знаю. Могу спросить.

— Спроси. Я приобрету билет на коммерческий рейс, чтобы ты не полетел туда за счет ООН. Я не хочу, чтобы ты был в долгу у Карпатиу, но я готов дорого заплатить за то, чтобы увидеть, как ты стоишь у него за спиной, когда он будет подписывать этот договор.

Баку пришлась по душе идея устроить себе свободный день не потому, что у него были какие-то грандиозные планы. Он занялся устройством кабинета в пустой комнате. Когда вся аппаратура была установлена и протестирована, он первым делом включил электронную почту и обнаружил длинное письмо от Джеймса Борланда, редактора отдела вопросов религии «Глобал уикли».

«Вот это да!» — подумал он.

«Бак, я мог бы воспользоваться телефоном и поговорить с вами лично. Но мне кажется, будет лучше, если я выскажу свою точку зрения письменно. Я бы хотел изложить кое-что, прежде чем получу ваши обычные оправдания. Вам хорошо известно, что статья о подписании договора пойдет в моей рубрике. Камерон, это событие произойдет в религиозной столице мира. Как вы считаете, кто же в этом случае должен его освещать?

Одно только то обстоятельство, что я, по-вашему мнению, не тот журналист, который умеет писать статьи, представляющие лицо журнала, и на самом деле пока не опубликовал ни одной такой статьи, совсем не означает, что я вообще не способен написать статью такого уровня. Я мог бы попытаться обратиться к вам за советом или чем-нибудь в этом роде, но, очевидно, тогда вы захотели бы, чтобы статья пошла с двумя подписями, причем ваша фамилия должна стоять на первом месте.

Старик сказал мне, это он решил поручить вам написание этой статьи, но я думаю, что произошло это не без вашего участия. Что ж, я тоже поеду в Израиль. Я буду держаться от вас подальше, если вы, со своей стороны, не станете приближаться ко мне».

Бак немедленно позвонил Борланду.

— Джимми, — сказал он, — это Бак.

— Вы получили мое письмо по электронной почте?

— Получил.

— Мне больше нечего вам сказать.

— Думаю, что действительно нечего, — откликнулся Бак, — вы высказались достаточно ясно.

— Так чего же вы хотите?

— Просто внести ясность.

— Ну да, вы попытаетесь убедить меня в том, в чем убеждал меня Бейли: что вы не просили, чтобы он дал вам это поручение.

— Я скажу вам правду, Джим. Я действительно сказал Бейли, что считаю это событие скорее политическим, чем религиозным, что я удивлен тем, что его посчитали относящимся к вашей тематике.

— А вы не подумали о том, что, если меня отстраняют от работы над этой статьей, то ее поручат написать вам?

— Может быть, это и так, Джим, но это получилось непреднамеренно. Приношу свои извинения, и если это имеет для вас такое значение, я буду настаивать на том, чтобы статью готовили вы.

— А что вы хотите за это?

— Я хочу получить ваши текущие сюжеты, и еще одну новость в придачу.

— Хотите забрать какую-то мою сенсацию?

— Всего на несколько недель. На мой взгляд, у вас самая завидная рубрика в журнале.

— Почему я должен вам верить, Бак? Это звучит так, будто Том Сойер уговаривает меня заняться покраской его забора.

— Я говорю совершенно серьезно. Вы передаете мне «диную религию, восстановление Храма, двух проповедников у Стены Плача, выборы нового папы, и еще что-нибудь из вашего портфеля, о чем я еще не сказал, а за это получаете статью о договоре.

— Я могу заинтересоваться. Какую же это большую сенсацию я здесь упустил?

— Вы ее не упустили. Просто у меня есть друг, который оказался в нужное время в нужном месте.

— Кто? Каким образом?

— Свой источник я не буду вам раскрывать, но я узнал, что рабби Цион бен-Иегуда…

— Я знаю его.

— Знаете?

— Ну, точнее, знаю о нем. Все его знают. Производит сильное впечатление.

— Вы слышали, что он сейчас затевает?

— Какой-нибудь исследовательский проект, верно? Какое-нибудь очередное занудство?

— Значит, вам это не нужно. А вообще получается так, будто я прошу у вас Балтийское и Средиземное море, а взамен предлагаю Бордуок и Парк-Плейс.

— Именно так это и звучит, Бак. Я ведь не дурак.

— Конечно, нет, Джимми. Вы не понимаете только того, что я вам не враг.

— Но конкурент, который подгребает под себя ключевые темы.

— Я же только что предложил вам одну из них!

— Так не пойдет, Бак. Конференция по единой мировой религии суха, как пыль. И сама эта идея никогда не реализуется. Ничего особенного не представляет собой восстановление евреями их Храма, потому что это интересует только евреев. Признаю, что те двое у Стены Плача могли бы быть великолепной темой, но люди, которые пытались к ним приблизиться, погибали. Я склонен думать, что любой журналист мира хотел бы получить такой эксклюзивный материал, но у всех у них кишка тонка для такого дела. Кто станет новым папой известно всем. И кто может заинтересоваться исследованиями старого раввина?

— Остановитесь на секунду, Джим, — попросил Бак. — Меня заинтересовал вопрос о папе, потому что я ничего не знаю о том, кто станет новым.

— Не говорите так, Бак! Где ваши глаза? Все делают ставку на архиепископа Мэтью из…

— Из Цинциннати? В самом деле? Я брал у него интервью…

— Да знаю, Бак, читал я его. Тут, кстати, все прочат вас в лауреаты Пулитцеровской премии…[15]

Бак промолчал. Воистину, зависть не знает границ. Борланд, наверное, почувствовал, что хватил через край.

— По правде говоря, я готов отдать вам вам эту тему. Может получиться хорошее чтиво. Но вы же представления не имеете о том, каким путем он поднялся к власти.

— Ни малейшего.

— Он хороший хитрец. Использовал протекцию, и вообще ему везет. Таких людей много.

— Ну что ж, поскольку я знаком с ним, и, думаю, он мне доверяет, вы не возражаете, если и эту тему мы включим в сделку?

— Так мы что же, заключаем сейчас сделку? — спросил Джимми.

— А почему бы и нет? Насколько плохой должна быть статья?

— Бак, вы думаете, я не знаю, что вы поедете на подписание договора в составе делегации ООН и собираетесь надеть блайзер, шапочку или что-нибудь еще с надписью «Глобал уикли», чтобы разыграть маленький спектакль?