Санни протянула Маку клубнику.

– Давай на время оставим Клэй в покое. Скажи лучше, как наша поездка в Саратогу? Я упаковала все, что ты просил, и взяла пять бальных платьев. Может быть, захватить еще?

– Ты будешь там самой красивой женщиной, жду не дождусь возможности показаться с тобой на людях.

– Понимаю тебя, милый, а пока давай поднимемся в спальню. – Санни прикрыла глаза. – Мне так нравится быть наедине с тобой…

Мак нежно обнял жену. Санни волновала его больше других женщин, казалось, ее способностям доставлять ему удовольствие нет предела.

– Тогда придется поспешить, – сказал он. – Я обещал Клэй отправиться с ней на конную прогулку.

Санни улыбнулась. Она была почти уверена, что уже очень скоро в ее руках окажется лекарство против рабской привязанности Мака к своей дочери.

На аукционе жеребят в Саратоге ферма Уиллоуз выступила с большим успехом: потомок Граустарка принес хозяевам пятьсот тысяч долларов, а цена за отпрыска Нашуа перевалила за полмиллиона. Остальные четырнадцать были проданы в среднем за пятьдесят тысяч каждый. Под конец аукциона Мак Фитцджеральд скромно поведал окружающим, что своей удачей всецело обязан Санни.

В следующую субботу по возвращении домой была устроена вечеринка, на которой присутствовали друзья и деловые партнеры Мака. Еще за несколько лет до того, как началось расширение унаследованного от отца предприятия, Мак взял в дело двух инвесторов, а затем заручился поддержкой еще нескольких компаньонов: коневодство всегда было рискованным бизнесом, и прибыльные года сменялись неудачными, а расходы на транспорт и представительство были очень высоки, так же как и затраты на содержание Уиллоуз – пастбищ, конюшен, главной усадьбы и вспомогательных строений. Тем не менее в интересах дела Мак Фитцджеральд никогда не скупился на средства.

Санни расхаживала по заново отделанной гостиной в черном с блестками платье от Билла Бласса и изредка поглядывала на ошеломленную подругу.

– Ах, Санни. – Казалось, Розмари просто не знала, как выразить свое восхищение. – Я потрясена тем, что ты сотворила с этой комнатой.

– Нравится? Приятно слышать.

Одна Клэй была далека от восторга по поводу тех изменений, которые по воле Санни претерпели помещения первого этажа. Здесь не только переклеили обои и обновили мебель, но также задвинули подальше любимые безделушки ее матери якобы для того, чтобы освободить пространство: антикварные напольные часы 1832 года выпуска, ранее украшавшие верхнюю площадку лестницы, были перенесены в библиотеку, редкостные призматические светильники на китовьем жиру перебрались из столовой на столик эпохи королевы Анны, который прежде стоял в гостиной, а теперь сиротливо прозябал в вестибюле. У Санни даже хватило нахальства заменить в малой гостиной деревянные панели, которые висели там с момента постройки дома.

Робин Рэндольф отыскала Клэй в толпе.

– Почему ты в джинсах – я думала, ты приоденешься к празднику…

– Я и собиралась, даже специально купила вот эту тряпку. – Клэй показала подруге сине-зеленую шифоновую блузку в цветочек, но Робин, понизив голос, уже переключилась на свое:

– Я только что впервые по-настоящему поговорила с Бью. Господи, он такой замкнутый! В сущности, это был даже не разговор, я болтала, а он молча пил. Но я попробую еще разок. – Робин глянула в зеркало и, взбив свои темные волнистые волосы, умчалась прочь.

С того памятного вечера Клэй ни разу не виделась с Бью наедине; при посторонних же он никогда не вспоминал о неприятном происшествии, и она также избегала этой темы.

Когда Клэй вошла в столовую, слуги накрывали стол для ужина а-ля фуршет, состоявшего из всевозможных копченостей, фрикасе из кролика, новоорлеанского крабового печенья, оладьев, кукурузного пудинга, креольского фруктового пюре и дюжины других блюд.

– Ты не видела папу? – обратилась она к Ноне.

– Он только что танцевал на террасе с миз Джефферсон…

– Спасибо, но вряд ли я смогу различить кого-нибудь в этой темноте. – Дело было в том, что место ламп в доме заняли двадцать дюжин свечей – романтическая фантазия Санни.

– А, вот ты где! – Одри, незаметно подкравшаяся к Клэй сзади, вдруг выскочила перед ней, как чертик из табакерки. Ее длинное трикотажное платье с разрезом до середины бедра целиком обнажало спину. – Послушай, я повсюду тебя ищу.

– Ну вот, теперь нашла, – равнодушно отозвалась Клэй. На ее взгляд, за лето Одри почти не изменилась, она оставалась все такой же эгоистичной, видя в окружающих лишь средство для достижения своих целей.

– Хм-м… Ты отлично выглядишь сегодня. Особенно мне нравится твоя блузка, но если честно, я никак не пойму твоей неприязни к красивой одежде. Будь Мак моим родным отцом, я бы одевалась лучше всех девчонок в штате…

– По-моему, ты и так не в обносках, – все так же равнодушно заметила Клэй.

– Я уже надевала это платье бессчетное количество раз.

– Когда у девушки такая фигура, кто станет обращать внимание на одежду? – Подошедший Джордж Рэндольф обнял Одри за талию. Он был явно влюблен в ее сводную сестру, и это одновременно раздражало Клэй и вызывало у нее жалость. Ей было совершенно ясно: Одри попросту использовала Джорджа, чтобы познакомиться с другими молодыми людьми, после чего давала понять, что больше не нуждается в его обществе.

– Дорогой Джордж, ты здесь немного некстати – я хочу поговорить с Клэй с глазу на глаз…

– Ухожу, ухожу, но не забывай, ты должна мне танец. И ты тоже, Клэй, – вежливо добавил Джордж.

– Через пару минут, дорогуша. – Одри кисло улыбнулась и, когда Джордж оказался вне пределов слышимости, пожаловалась: – Он не отходит от меня ни на шаг, даже не знаю, что и делать. Но это все чепуха. Идем со мной. – Она потащила Клэй в гостиную. – Ты еще не подцепила себе парня на сегодняшний вечер?

– Ну как же… Он дожидается меня в спальне. Одри рассмеялась:

– Ах, Клэй, у тебя замечательное чувство юмора! Подожди секунду… – Она схватила с подноса два бокала «Фиш-Хаус» и протянула один из них Клэй. – Я знаю, тебе не нравится спиртное, но даже ты не откажешься выпить, услышав то, о чем я хочу рассказать!

– Ну и в чем же дело?

Одри указала на середину комнаты:

– Посмотри на мамочку.

Санни и Мак стояли бок о бок, оживленно беседуя с друзьями, при этом Мак обнимал сияющую Санни за плечи и бросал на нее восхищенные взгляды.

– Ну и что? – непонимающе спросила Клэй.

– Когда она повернется боком, присмотрись к ее животу.

– К чему?

– Да смотри же! Видишь? Мамочка заметно поправилась в талии. А если учесть, что она постоянно следит за своим весом, это может означать только… – Одри захихикала.

– Но… этого не может быть! Санни слишком стара, чтобы заводить ребенка.

– Тридцать девять лет – еще не старость, так что тут нет ничего удивительного.

– Она сама тебе сказала?

– Нет, конечно, я только предполагаю. Но с большой долей вероятности.

Клэй пригубила пунш, и ей показалось, что она обожгла язык.

– Ребенок в их-то возрасте! Нет, я решительно отказываюсь в это поверить.

Одри пожала плечами:

– Может быть, я и ошибаюсь, но скоро все прояснится… Ага, вот и Джеффри, мой парень. Мне пора, Клэй, увидимся позже.

Допив пунш, Клэй взяла еще один бокал, она не спускала глаз с отца и мачехи. До сих пор ей в голову не приходило, что они могут зачать ребенка, тем более что она никогда не интересовалась возрастом Санни, полагая, что той уже за сорок, как и Маку. Что ж, в тридцать девять лет женщина вполне способна произвести на свет ребенка; даже мать Робин Рэндольф справилась с этой задачей.

Клэй подумала, что, если в доме появится младенец, она уже не будет единственной дочерью для своего отца, и от этой мысли по ее телу пробежал холодок. Она нетвердым шагом двинулась в сад.

– Не хочешь потанцевать? – окликнул ее Джордж Рэндольф.

– Спасибо, в другой раз. Что-то мне не по себе, пожалуй, прокачусь на Мультяшке.