— Бывают хорошие раны?

— Да, бывают, — покивал доктор, завязывая концы бинтов. — Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Повязку нужно будет менять каждые два дня, не реже.

— А вы разве этим заниматься уже не планируете? — попытался Стас разведать обстановку наводящим вопросом.

— Имею подозрения, что нет.

— Доктор, чего долго так? — в проеме между дверью и косяком появилось широкое скуластое лицо с приплюснутым носом. — Командир сердится.

— Мы уже закончили, — ответил Лаврентий Кузьмич. — Можешь здесь подождать.

— Ага, подожду, — дверь открылась, и монгол вошел в избу. — Я эта… одежку принес, тут положу.

Стас подвигал плечами, проверяя свежие бинты, взял из стопки одежды свои штаны и нахмурился, пытаясь вспомнить, когда же он успел их снять.

— Я портки тоже постирал, — ответил монгол, предугадав вопрос. — Сильно грязные были, все кровью заляпанные. В карманах на месте все, я назад положил.

Стас недоверчиво поглядел на скалящегося круглолицего человека с едва заметными щелками глаз, а потом натянул штаны. Они действительно оказались чистыми, и, что самое удивительное, все содержимое карманов осталось на месте. Рубашка и куртка также были постираны и даже заштопаны. Облачившись в обновленный гардероб, Стас зашнуровал ботинки, одернул куртку и с выражением готовности к дальнейшим действиям посмотрел на монгола.

— За мной иди, — позвал тот, — командир ждет уже.

Стас молча пожал доктору руку, кивнул и вышел.

Утро встретило его свежей прохладой и туманом. Старые ели-великаны с почти черной хвоей, окружающие базу, в белесой дымке выглядели еще более величественно, чем накануне вечером. Стас шагал за монголом по тропинке, среди низкорослой травы, покрытой росой, и внимательно поглядывал вокруг, стараясь запомнить как можно больше подробностей. Делал он это скорее по привычке, нежели осознанно, как всегда поступал в новых, незнакомых местах. Передвигаться было больно, каждый шаг отзывался ломотой в покореженных ребрах, но терпимо.

База больше напоминала обычную деревню, чем военный лагерь. Прямая, относительно широкая улица, полтора десятка изб по обе стороны. Сквозь кусты можжевельника просвечивает невысокий частокол. То тут, то там — угрюмые спросонья мужики в телогрейках и бушлатах носят воду, чистят лошадей, смазывают телеги. Смотрят косо, недоверчиво. Древний дед с солидной окладистой бородой сидит на крыльце слегка покосившейся избушки, стучит молотком по каблуку, сапог чинит. Завидев монгола со Стасом, дед перестаёт стучать и, прищурив слезящиеся глаза под густыми бровями, следит за непрошенным гостем. Усы его медленно и едва различимо шевелятся под неразборчивое ворчание. На завалинке примостился тот самый молчаливый парнишка с фингалом, усердно чистит вертикалку, крутит ее в руках, взвешивает, улыбается. Ему, похоже, ни до чего другого и дела нет.

— Сюда нам, — монгол махнул рукой на избу в середине улицы, ничем особым не приметную, разве что ставнями на окнах. — Командир тут.

Стас поднялся на высокое крыльцо следом за провожатым.

— Командир, я привел, — монгол перешагнул порог, жестом пригласил Стаса внутрь и, дождавшись, когда тот войдет, покинул помещение.

Комната была большая и хорошо отделанная. На стенах, обитых мореной вагонкой, красовались охотничьи трофеи: лосиные рога, голова вепря с пятнадцатисантиметровыми бивнями, черепа, некоторые из которых имели весьма причудливые очертания. У противоположной входу стены стоял массивный сервант, заполненный книгами. Слева разместился большой письменный стол с обитой зеленым сукном столешницей. Прямо перед ним на дощатом полу лежала шкура волколака, а на ней, сверкая начищенными сапогами, стоял командир и вертел в руках СВУ с камуфляжной черно-кирпичной раскраской.

Мельком взглянув на Стаса, командир повернулся к нему спиной, широким чеканным шагом проследовал к столу, обошел его и повесил винтовку на кованые крюки, вмонтированные в резное деревянное панно. Стас присмотрелся и прочел под СВУ рельефную надпись:

— Нравится? — спросил командир, усаживаясь в кресло.

— Неплохой агрегат, но точность слегка хромает, — блеснул Стас познаниями. — Я бы предпочел СВД.

Командир приподнял брови, изобразив легкое удивление.

— Доводилось общаться? — указал он рукою на предмет обсуждения, поблескивающий свежей смазкой.

— Доводилось. Один раз.

— Как звать? — резко сменил тему командир.

— Стас.

— Сразу хочу расставить точки над «и». Стас, ты мне не нравишься. Если по-хорошему, то таких, как ты, нужно давить. Лично для меня ваша прослойка олицетворяет все худшее в людях. Вы — стервятники, слетающиеся на кровь. Причем вам абсолютно наплевать на происхождение этой самой крови. Мрази и выродки. Я больше чем уверен, что твоя мать подохла где-нибудь в грязных трущобах под Владимиром, пока ты просаживал с блядьми деньги, полученные за резню в очередной деревушке, поля которой приглянулись ее более богатым и сильным соседям, — командир замолчал и, не моргая, уставился на объект своего негодования, ожидая ответной реакции.

Стас глубоко вздохнул, сосчитал до пяти и выдохнул.

— Я подобными вещами не занимаюсь, — ответил он спокойно, как только мог. — Мне платят за другое.

Командир продолжал молча смотреть на собеседника, но больше ничего не услышал.

— Зачем таскаешь с собой пакет гаек?

Стас растеряно нахмурился, пытаясь сообразить, о чем идет речь, и даже обернулся, дабы удостовериться, что сзади никого нет и нелепый вопрос адресован именно ему.

— Вы о чем?

Командир молча выдвинул ящик, достал оттуда коричневый бумажный сверток и бросил его на стол. Из надорванного края, позвякивая, высыпались широкие плоские гайки.

— Сука, — шепотом процедил Стас и усмехнулся.

— Не понял…

— Кинули меня. Да, признаюсь честно, два раза за один день кинули как последнего лоха.

— А, кроме того, еще и заказали. Да?

— Возможно. Я так понимаю — у вас имеются некоторые соображения по этому поводу?

— Имеются, — командир откинулся в кресле, сцепив пальцы за головой. — Вчера днем я собирался подвесить тебя в амбаре за ноги да поокунать башкой в бадью, пока ты не изложишь в доходчивой форме историю заказа и не назовешь имя заказчика. Но ты, изворотливая тварь, сделал финт ушами и, скажем прямо, спас мне жизнь. Ты вообще представляешь себе, насколько это омерзительно — быть обязанным жизнью такому ублюдку? Это… Это — словно в грязи изваляться. Как будто твое говно теперь и ко мне прилипло, — командир состроил брезгливую гримасу, расцепил пальцы, облокотился о стол и снова молча уставился на Стаса в ожидании ответа.

«Да, представляю. Вы ведь мне тоже в некотором роде жизнь спасли», — завертелось у Стаса на языке, но, вовремя спохватившись, он сумел подавить этот вредоносный позыв.

— Нет, не представляю. Мне жаль, что у вас сложилось обо мне такое мнение. Намерения мои были исключительно добрыми.

— Добрыми намерениями вымощена дорога в ад, — назидательным тоном сообщил командир. — Знаешь, откуда это? — вопрос носил, видимо, риторический характер, поэтому он сразу же продолжил, не дожидаясь ответа: — Я почти весь вчерашний день, вечер и всю ночь ломал голову над тем, как теперь с тобой поступить. Веришь? Не спал! Мучался. Пару раз уже решался — все, точка, пулю в лоб и кончено. А потом — полежу, полежу и снова в душе черви копошиться начинают, роются, роются, ворошат дерьмо. Твое дерьмо! «Как же так?! — думаю. — Он мне жизнь спас, а я его возьму да и грохну?» Лежу, смотрю в потолок и представляю, как черви эти уже не в душе у меня копошатся, а в брюхе, в голове, в жопе моей ползают, печень мою жрут, глаза выцеживают, из ушей сыплются. Ты знаешь, страшно мне стало, жутко. Ведь если бы не ты, скотина недобитая, так бы оно все и было. Жрали бы меня сейчас черви да личинки. Хотя, справедливости ради, нужно отметить, что и тебя на пару со мной они бы тоже уминали за обе щеки. Ты ведь не мою жизнь спасал, ты свою шкуру покоцанную с того света вытягивал. А потом взвесил я все «за» и «против», прикинул расклад и решил, что шкура твоя всяко дешевле моей выходит. Сделка-то охрененно выгодная. Так что повезло тебе, поживешь еще немного, вкусишь чуток радостей шакальих. Сегодня парни мои отвезут тебя к дороге на Муром. После этого можешь уебывать куда глаза глядят. Доволен?