— Здравствуй, здравствуй, Максимушка, здравствуй, дорогой, — раскатистым баритоном пропел толстячок. — Сколько лет, сколько зим.

— Здорово, Валюха! Все жируешь? — Макс добродушно потрепал толстячка по щеке.

— Да какое там? Сам ведь знаешь, какие времена нынче.

— Ладно, ладно, не прибедняйся. Как жена, дети?

— Слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу. А что же ты не познакомишь меня со своим другом?

— Станислав, — снова представил Максим, и Стас пожал Валентину мягкую ладошку.

— Очень приятно. Валентин. Желаете у нас остановиться?

— Да, на ночку, если не возражаешь, — ответил Макс.

— Что ты такое говоришь? — развел Валя руками. — Возражаю ли я? Как можно? Ты и твои друзья для меня самые дорогие гости. Вот, — толстячок протянул Максиму ключ. — Двенадцатый, люкс. Чувствуйте себя как дома. Утром вам принесут завтрак, а потом мы с тобой уж и поболтаем как следует.

— Спасибо тебе, Валь. Ты уж извини, но мы и правда подустали с дороги.

— Давай, давай, давай, — похлопал толстячок Максима по спине, провожая к лестнице наверх. — Завтра все-все обсудим.

Подойдя к номеру, Максим огляделся вокруг и жестом подозвал Стаса.

— Я понимаю, — прошептал он. — Валя… это… немножко странный, но ты не подумай, он нормальный мужик, не пидор.

— Да упаси Боже. Ничего такого мне и в голову не пришло, — соврал Стас.

Комната действительно оказалась вполне приличной: с двумя кроватями, тумбочками, шкафом, столом и стульями. Даже более того — здесь был настоящий душ. С теплой водой! Стоя под приятно щекочущими тело струями и смывая многодневную грязь, Стас действительно начал проникаться симпатией к этому гостеприимному толстячку с нежным именем Валентин.

— Макс, слушай, я немного не понял, а как насчет оплаты за апартаменты? — поинтересовался Стас, выходя из душа.

— Не переживай. Валя мне кое-чем обязан, так что…

Стас охотно последовал этому совету. Переживать о чем-то, сейчас, после душа — не-ет. Он упал на кровать, уткнулся носом в чистую, мягкую подушку с накрахмаленной наволочкой и заснул, думая о том, как же хорошо, что есть еще на свете люди, помнящие о своих долгах.

Утро выдалось хмурым. За окном моросил пакостный мелкий дождичек, превративший немощеные улочки вокруг гостиницы в грязное месиво.

Стас сидел на кровати, смотрел в окно и с аппетитом поглощал недавно принесенный завтрак, состоящий из яичницы с беконом, черного хлеба и стакана молока. Максим свою порцию уже успел оприходовать и спустился вниз «перетереть с Валей». Отчаливать на север он собирался ближе к полудню, посему Стас решил не мешать душевной беседе старых знакомых, а вместо этого выйти из гостиницы и осмотреться.

Набросив плащ и прихватив на всякий случай автомат, Стас спустился вниз, коротко поприветствовал Валентина, который о чем-то увлеченно рассказывал Максу, сидящему рядом за столиком, и вышел на улицу.

При дневном свете муромские трущобы выглядели еще плачевнее. Дождь и глиняное месиво под ногами органично дополняли гнетущую картину, и настроение у Стаса как-то сразу испортилось. Он уже начал подумывать о том, чтобы повернуть назад и поваляться еще часика полтора-два на кровати в уютном гостиничном номере, но все же сумел себя перебороть и самоотверженно направился осматривать окрестности.

Лачуги Стаса мало интересовали, ему любопытно было взглянуть на город или хотя бы на городскую стену, которая скрывала за собой лучшую жизнь. От гостиницы стены видно не было, но направление он запомнил и, повернув от крыльца налево, пошел вдоль мокрых и, казалось, даже пахнущих сыростью домишек к цели своей экскурсии.

Узкие тропинки петляли между постройками, недовольно похрюкивали в сараях замерзшие свиньи, надрывно орал чей-то ребенок, маленькие халупы сменялись халупами побольше. И чем дальше, тем сильнее нарастал гул. Сначала он был слабым, едва различимым на фоне дождя, но вскоре стали слышны отдельные звуки — скрип телег, ржание лошадей, крики, урчание моторов.

Вдруг скопище убогой серости пригородных трущоб расступилось, и перед Стасом возникла картина поистине эпического размаха. Широченная дорога разделяла город и пригород, а по ней двигались ряды всевозможных машин и повозок, целые караваны. Одни шли от ворот, другие — к воротам. Коровы, лошади, грузовики, чадящие копотью — вся эта пестрая разнородная масса бурлила, переливалась, жила своей коллективной жизнью. А надо всем этим возвышалась она — Стена Города Муром.

Стас сразу невольно представил себе, как будет смотреться стена ныне почившего форта Кутузовского на фоне этого циклопического сооружения, и тут же нашел подходящее определение — «жалко». Около двенадцати метров в высоту и черт знает сколько километров в длину, муромский рукотворный монстр, казалось, впитал в себя все, что только способны были принести ему в жертву люди. Кирпич и камень, рельсы, железобетонные сваи и плиты, громадные куски металла, вырезанные, судя по всему, из вагонов — ничего не пропало без дела. Вместо непременной в таких постройках колючей проволоки по верху этого чудовища тянулась труба с шипами, торчащими из нее во все стороны.

Ворот Стасу видно не было, только небольшое возвышение правее по стене указывало на их наличие. Ему захотелось немедленно собственными глазами оценить это инженерное чудо. В том, что ворота такой стены должны представлять собой нечто экстраординарное, Стас не сомневался. Однако, взглянув на часы, он решил повременить с продолжением экскурсии. Стрелки показывали уже половину одиннадцатого, и скоро Максим должен был покинуть здешние места в поисках лучшей доли на севере. Расставаться, не попрощавшись, Стасу не хотелось, и он пошел к гостинице.

Внизу Максима не оказалось, и Стас решил подняться в номер. Но и там было пусто. Рядом с кроватью стоял его рюкзак, вещей Макса не было. Сделалось даже немного обидно. Знакомы они были всего пару дней, но уж попрощаться-то труда особого не составляет, тем более что до полудня еще далековато.

Стас вздохнул, закинул рюкзак за спину, запер номер и пошел сдавать ключ. Он спустился по лестнице, подошел к стойке, но Валентина на месте так же не обнаружилось. И тут из-за двери слева послышался знакомый раскатистый хохот.

— Да, да. Ты еще скажи, что не поверил, — из комнаты за стойкой появился Максим в сопровождении весело хихикающего радушного хозяина. — О, Стас! А я уж испугался, что больше не увидимся. Ты куда свинтил-то?

— С достопримечательностями знакомился, — ответил тот и положил ключ на стойку.

— Ну и как оно?

— Впечатляет.

— До стены дошел?

— Ага.

— А вам известно, что стену эту начали строить тридцать пять лет назад и что до сих пор около двух километров остаются недостроенными? — обратился к Стасу Валентин.

— Нет, я не знал. Интересно.

— Ну, ладно, Валя, спасибо тебе за приют, за новости, — Макс пожал Валентину руку. — Буду еще в ваших краях — загляну.

— Непременно заходи, всегда рад видеть, — расплылся в улыбке Валентин.

— Стас, идем, побазарить надо, — сказал Максим и вышел за дверь.

Стас сдержанно поблагодарил Валентина за гостеприимство, попрощался и вышел следом.

Отойдя от гостиницы на некоторое отдаление, чтобы разговор не был слышен охраннику, Максим остановился.

— Я это… о чем поговорить-то хотел, — начал он слегка неуверенно. — Ты, если все же за стену проберешься, о заварухе в Кутузовском не особо распространяйся. Да и здесь тоже незачем болтать. Ну а если совсем уж невмоготу язык за зубами держать будет, тогда хотя бы моего имени не упоминай. Лады?

— Как скажешь. Я, в общем-то, болтать и не собирался. А что, проблемы какие есть?

— Нет, пока нет… Ладно, ты на этом особо не заморачивайся, просто имей в виду, — Максим улыбнулся и положил руку Стасу на плечо. — Хороший ты парень, Стас, только добрый слишком.

— С чего это вдруг такие выводы?

— Да по роже видно. Добрый и доверчивый. Хорошее в людях ищешь, а искать не нужно. Если что-то есть хорошее в человеке, то оно на поверхности все. Незачем его прятать-то. Искать плохое надо, это оно обычно хитро заныкано. Я тебе так скажу, в жизни нашей верить никому нельзя, ни хорошим, ни плохим. Друг предаст, баба бросит, наниматель любой на твою могилу плюнет и деньгам сэкономленным порадуется. Я лично только в две вещи верю и на них во всем уповаю. Еда и патроны. Вот без них не прожить, а все остальное — преходящее.