– Верно. Я проверил. Линда Мейсон действительно живет в Абердине с тем парнем. Работает в клинике. Адрес есть. – Детектив похлопал по папке. – Питер Мейсон тоже отыскался. Он сейчас в Лондоне. Адрес имеется. Постоянной работы нет. Никаких связей ни с детьми, ни с бывшей женой не поддерживает. Что касается сына, Стэнли, то его найти пока не удалось. Если хотите, я могу продолжить поиски, но сразу предупреждаю – результат не гарантирую.

Пол кивнул.

– Хорошо, я подумаю и дам вам знать через пару дней. – Он все-таки чиркнул зажигалкой, затянулся, выдохнул дым. – Что с самой мисс Мейсон?

– Пока ничего. Те, с кем она общалась на работе, ничего не знают. Близких подруг у нее не было.

– И что же, никаких перспектив?

– Кое-что есть, – осторожно ответил детектив. – Я нашел таксиста, который приезжал за ней по старому адресу. Парень вспомнил, что высадил ее у трехэтажного особняка. Скорее всего, мисс Мейсон нашла жилье по объявлению. Буду искать в этом районе. Ну и работа. Пройдусь по юридическим фирмам. Если, конечно, заказ остается в силе.

– Остается. – Пол достал конверт из внутреннего кармана пиджака и положил на стол. – Здесь деньги, аванс. И фотография мисс Мейсон.

Сыщик взял конверт, пересчитал не вытаскивая банкноты, кивнул и коротко взглянул на снимок.

– Хорошо. Когда отчитаться?

– Если будут результаты, свяжитесь со мной незамедлительно. Относительно Стэнли Мейсона я позвоню вам сам через пару дней.

– Ясно. Что-нибудь еще?

– Нет.

Детектив поднялся, убрал конверт, застегнул плащ и посмотрел на Хардстоуна.

– В таких делах, сэр, результат бывает почти всегда, но иногда поиски длятся годами. Подумайте, стоит ли овчинка выделки.

Оставшись один, Пол Хардстоун поднялся из-за стола. Прошелся по кабинету. Остановился у окна, из которого открывался вид на огромный город. Кабинет был для него символом карьерного успеха, успеха, добытого немалыми трудами. Ради того чтобы подняться так высоко, он не останавливался ни перед чем, защищал мерзавцев, втаптывал в грязь и выставлял в неприглядном виде честных, порядочных людей, манипулировал присяжными, запугивал и подкупал свидетелей. Ради этого кабинета с дубовым письменным столом и обитым кожей креслом, толстым ковром под ногами и картинами на стенах он отказался от личной жизни, от любви, от душевного покоя и уважения к самому себе. В жертву этому проклятому кабинету, этим красивым, но пустым и холодным безделушкам он принес Грейс. Неудивительно, что она бежала от него, как бежала когда-то от опостылевшей прошлой жизни.

Он вспомнил, как она уходила отсюда после того, что случилось на этом вот массивном столе, уходила униженная, растоптанная.

Ненависть к себе самому всколыхнулась мутной волной, застилая глаза. Пол схватил тяжелый письменный прибор из малахита – подарок Доджсона ко дню рождения – и с силой запустил в стену.

– Будь оно все проклято!

Он постоял, глядя на разлетевшиеся по ковру каменные осколки, потом вернулся за стол, положил перед собой чистый лист, вынул из кармана «шефер» с золотым пером и на мгновение закрыл глаза.

– Я найду тебя, Грейс.

– Что с тобой сегодня? – Она лежала на спине и смотрела не на него, а в потолок.

– Со мной? Ничего. А что? – Он приподнялся, опершись на локоть. – Что ты имеешь в виду?

– Ты какой-то… чужой, – прошептала Тара. – И все твои мысли где-то далеко-далеко.

– Какая ерунда, – рассмеялся Грегори. – Женщинам вечно что-то мерещится. И потом…

– Ты так хорошо знаешь женщин, что уже позволяешь себе делать обобщения?

Начинается, подумал он.

– Нет, конечно. Извини. Я думаю только о тебе. Весь вечер думал.

– Так думал, что забыл позвонить?

Гроза приближалась, Грегори уже слышал раскаты грома. Он наклонился, положил руку ей на бедро и прильнул к сухим губам таким долгим поцелуем, что она едва не задохнулась.

Она бежала по дороге. Точнее, пыталась бежать, потому что, как ни старалась, все равно оставалась на месте, словно ее удерживали невидимые эластичные нити. В голове шумело, легким не хватало воздуха, и они высыхали, превращаясь в сморщенные листочки. Над головой у нее тонко жужжала муха, но она знала – это не муха, а огромное черное чудовище, которое ударит ее в спину, как только она оглянется или остановится. Ноги наливались свинцом, и ей казалось, что из груди, как из топки, вот-вот вырвется пламя.

Внезапно полотно дороги ушло из-под ног, и она поняла, что падает в пропасть.

– Марти!..

Несколько минут Шеннон лежала неподвижно, стараясь дышать глубоко и медленно. Пару недель назад она прочитала в какой-то брошюре, что кошмары с преследованием чаще всего связаны с комплексом вины, которую человек не признает, но которую ощущает на подсознательном уровне. Если так, то получается, что она чувствует себя ответственной за смерть Марти?

Шеннон закрыла глаза.

В тот раз Марти приехал на целых три дня. Два из них стали самыми счастливыми в ее жизни. Они гуляли, ходили в кино и по магазинам, сидели в кафе. Все было чудесно. Все было, как раньше. Вечером второго дня он пригласил ее пообедать к себе домой. Разумеется, Шеннон знала его родителей, как знала и то, что они не питают к ней теплых чувств, вероятно считая, что их сын вполне может найти пару и получше.

Тем не менее все прошло относительно неплохо. Гринуэй-старший расспрашивал Шеннон о планах на будущее и, кажется, остался доволен как ее серьезностью, так и умением вести себя. Миссис Гринуэй, державшаяся поначалу сдержанно и холодновато, к концу обеда оттаяла и даже пригласила гостью посмотреть семейный альбом.

После обеда перешли в гостиную. Гринуэй-старший достал бутылку старого портвейна. В какой-то момент Марти подмигнул ей, а она улыбнулась в ответ. Он вдруг поднялся. Все почему-то замерли.

– Ты готова выйти за меня замуж?

Наверное, это было временное помутнение рассудка.

– Я готова хоть завтра.

Он наклонился, поцеловал ее в губы и, повернувшись к родителям, сказал:

– Завтра мы с Шеннон поженимся.

Он приехал за ней около полудня.

– Слетаю за кольцами в Лондон.

– Зачем так далеко?

– Видел отличную пару. Итальянская работа.

Она замялась.

– В чем дело?

– Ты уверен, что мы правильно все делаем?

– На все сто. Я люблю тебя.

Шеннон все еще мялась.

– Я рассказала маме. Она говорит, что лучше было бы подождать, пока ты закончишь университет.

– Ты тоже так думаешь?

– Не знаю. Я хочу быть с тобой, но…

– Тогда ни слова больше. Вернусь часа через два. – Он помахал ей рукой. – Смотри не выскочи за кого-нибудь, пока меня не будет.

Шеннон рассмеялась.

– Будь осторожен. Ночью подморозило, и на дорогах скользко.

– Я всегда осторожен, ты разве не заметила? – Марти надел черный гребенчатый шлем, опустил очки и стал похож на инопланетянина.

Таким она его и запомнила.

Через три часа позвонила его мать. Еще через час – отец. К тому времени Шеннон уже не находила себе места и после звонка поспешила к Гринуэям. Она подходила к дому, когда ее обогнала полицейская машина. Миссис Гринуэй стояла у ворот. Двое вышедших из машины полицейских направились к ней. Один из них, постарше, что-то сказал, и мать Марти покачнулась и начала падать. Второй полицейский подхватил ее, и тут же из дома выбежал отец. Миссис Гринуэй унесли внутрь. Последнее, что запомнила Шеннон, был ледяной, полный ненависти взгляд ее несостоявшегося свекра. А потом небо и земля задрожали, наклонились и поменялись местами.

Марти похоронили двумя днями позже. Шеннон провела в больнице две недели. Через палату от нее лежала миссис Гринуэй. Шеннон не знала и не хотела знать, как он погиб, и только через несколько месяцев набралась сил открыть местную газету.

На первую годовщину его смерти, почти накануне Рождества, почтальон принес маленький пакет. Развернув бумагу, Шеннон обнаружила изящный футляр, в котором лежали два тонких золотых колечка итальянской работы.