Весной Марк предложил Фариду отправиться с ним вместе в его сельский дом на острове Йе. В Пор-Жуэнвиль они приплыли под проливным дождем. Вместе с ними в трюме прибыло множество картонных ящиков с компьютерным оборудованием, которое должно было позволить Фариду создать систему для контролирования деятельности рождающейся компании. Оба они, горячие сторонники использования всех технологических новинок, чувствовали себя в авангарде борьбы за прогресс. Пиратство ширилось по всему миру, угрожая финансовому равновесию фирм-производителей, которые не могли продавать свои диски или фильмы, поскольку миллионы шустрых пользователей бесплатно скачивали их из Интернета. Политические лозунги первых хакеров, вступавших в рукопашную с капиталистическим Интернетом, испарились, а на их место пришел гигантский черный рынок всепланетного масштаба. Как сделать, чтобы у подающих надежды интернавтов сохранялось ощущение свободного доступа к неисчерпаемым интеллектуальным копям, но при этом крупные фирмы не теряли перышки? Человек, которому удастся решить это уравнение, станет героем начинающегося столетия.

Фарид, в сотый раз просматривавший перед выпуском на рынок компьютерную игру, которую он задумал несколько месяцев назад, почувствовал на плечах руки Марка, и надо признать, этот ласковый жест не был ему неприятен.

Внезапно Менантро воскликнул:

– Пойду-ка приготовлю салатик, а потом пройдемся по Пор-Жуэнвилю. Мэр прислал мне mail, хочет встретиться со мной в семнадцать часов в «Корсаре».

Сосредоточенный на виртуальных окнах, открытых на трех плоских экранах, Фарид поднял голову, взглянул в реальное окно и увидел подплывающий паром, который уже второй раз за день привозил пассажиров из Фромантена на остров Йе.

Опершись на леер, Ольга Ротенбергер смотрела на небольшой зеленый остров и думала, что природа определенно развратила этих лодырей-французов. Судьба несправедливо отнеслась к разным странам. Можно родиться красивым или уродливым, темпераментным или слабосильным, и точно такие же различия существуют между государствами, их географией и историей. Некоторые народы без передышки боролись за то, чтобы выжить на суровой земле. А вот французы ни за что ни про что были облагодетельствованы мягким климатом и разнообразием пейзажей; история не была с ними слишком жестока, и тем не менее они только и делают, что жалуются. Из всякой ситуации они пытаются извлечь хоть какую-то выгоду; они унижались перед немцами, перед тем как вместе с союзниками принять от них капитуляцию; они копируют Америку и при этом высокомерно убеждены в своем культурном величии. Они беспрестанно бастуют, а потом возмущаются, что время забастовки им не оплачивают. Противопоставляя себя общности великих западных наций, они бессовестно объявляют себя великой державой, хотя таковой давно уже не являются. Французы, так комфортабельно устроившиеся в чудесных декорациях своих побережий, гор и цветущих равнин, вызывают раздражение. Однако, невзирая на бросающуюся в глаза склонность клянчить деньги и беззастенчивость, Ольга все-таки видит в стране, где она сейчас живет, нечто достойное зависти: то, что осталось от былого искусства жизни, и неодолимый, на немецкий взгляд, вкус к удовольствиям.

В Марке же Менантро воплотились наихудшие недостатки его соотечественников: дурацкая манера заниматься делами, воображая себя человеком искусства, пылко произносить речи, исполненные гуманизма, не отходя меж тем от кассы. Еще до того, как его отстранили от дел, ему удалось провести через административный совет, чуть ли не сплошь состоявший из его приятелей по Национальной школе администрации, которые автоматически десантировались в руководство бывших государственных предприятий, совершенно галлюцинативную компенсацию – десять миллионов евро, – причем свободную от налоговых вычетов! Он считает, что достоин именно такой суммы, и это в тот самый момент, когда акции упали до самого низкого уровня за все существование ВСЕКАКО. А ведь годом раньше он заявлял: «В соответствии с моей концепцией капитализма глава фирмы должен принимать риск на себя. Если он выиграет, то стоит того, чтобы ему платили много. Ну а если проиграет, он ничего не стоит» (интервью в «Экспресс»). «Лично я не потребую никакого возмещения, если административный совет решит, что мне больше не место во главе корпорации» {речь на Капри). И, давая громогласно подобные обещания, он заставил проголосовать за возмещение себе в таком размере! Пойманный некоторыми газетами на расхождении слов и поступков, он ничуть не устыдился.

Сегодня Ольга Ротенбергер лично прибыла на остров Йе, куда бывший патрон в некотором смысле вызвал ее, чтобы обсудить размер возмещения. Опубликованные в средствах массовой информации сведения о «золотом парашюте» совершенно справедливо вызвали возмущение некоторых разоренных акционеров, и Ольга отказалась выплачивать компенсацию своему предшественнику. Но у Менантро осталось множество друзей среди политиков и промышленников, против которых она была бессильна; ее вызвал некий министр и попросил уладить этот вопрос без шума и скандала. Менантро упирал на клаузулу в его контракте… до прошлой недели и вдруг прислал Ольге несколько mail'oв, приглашая ее в свое пристанище на острове Йе, чтобы вместе отыскать разумное решение. Экзотичность и секретность встречи обострила любопытство Ольги. Последнее послание подтвердило, что встреча состоится «в субботу в семнадцать часов в кафе „Корсар", расположенном на набережной в Пор-Жуэнвиле». Ранним утром Ольга выехала из Парижа в машине, которую вел ее личный шофер. В порту Фромантена, застланного холодным моросящим дождем, она села на паром, который, прежде чем выйти в море, проплыл под мостом Нуармутье.

Поскольку дождь усиливался, Ольга спустилась в бар, выпила кофе, а потом перешла в зал, где терпеливо ждали прибытия на остров Йе бледные пассажиры, страдавшие от качки. Она сразу же увидела сидящего через три ряда Сиприана де Реаля, который, склонясь над калькулятором, быстро-быстро набирал вереницы цифр. Рот у него при этом был полуоткрыт, и создавалось впечатление, будто его волевая челюсть отвисла. Ольга собралась незаметно ретироваться в бар. Но было уже поздно: барон поднял голову с завитками волос на висках. Какой-то миг он еще весь пребывал в своих расчетах, но тут же расплылся в радостной улыбке, словно наконец-то вновь обрел утраченную подругу. Немка тоже улыбнулась в ответ, но вдруг удивленно вытаращила глаза, так как, вместо того чтобы встать, Сиприан покатился к ней. Сунув калькулятор в карман, он положил руку на подлокотник, нажал на кнопку, снял с тормоза хромированное кресло на колесах, стоявшее на месте для инвалидов, и вот оно покатило вперед на тонких велосипедных шинах.

Растерянная, Ольга наморщила лоб в несколько недоуменном ожидании. Барон же, как обычно пребывающий в прекрасном настроении и увлеченный новым своим планом, поспешил успокоить ее:

– Ничего особенного, дорогой друг! Был небольшой ударчик.

Не без героических ноток он подробнейшим образом поведал ей свою драму. Среди ночи дочка обнаружила его лежащим без сознания возле холодильника в кухне их замка; и все-таки, как ни велико было несчастье, ему повезло: инсульт был небольшой, хотя рука и нога оказались парализованными. Правда, в эйфории Сиприана чувствовалась некоторая деланость. С тех пор как барону пришлось возмещать бездействие своих членов механикой кресла на колесах, стала еще явственней некая механическая принужденность его поведения: желание обязательно продемонстрировать, какой он жизнеспособный, активный и волевой, упрямое стремление не сдаваться и выглядеть жизнерадостным во что бы то ни стало.

– Дорогая Ольга, как я рад видеть вас!

И после паузы, уже не так громогласно, он сообщил заговорщицким тоном:

– Я еду по одному сумасшедше выгодному делу. На острове Йе предполагается установить две сотни ветродвигателей… Не хотите выпить бокал вина?

Судно взлетало с волны на волну. Барон пытался направить свое кресло к бару, но колеса не могли преодолеть постоянно возникающий подъем, и Ольга предложила помощь. Она подкатила барона к стойке, и там он, поставив свой экипаж на тормоз, заказал бокал белого вина. Голова его была чуть ниже стойки, которая находилась на уровне подбородка генерального директора, и это как-то способствовало их сближению. Ольга, которая была потрясена тем, что произошло с бароном, заказала еще чашечку кофе и воскликнула: