Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Во время прогулок она иногда проходит вдоль каменной ограды и насаждений, окружающих владения ее бывшего ПГД, находящиеся в ландах над самым морем. Это самое красивое место на острове. За воротами стоят шикарные машины. Элиана вспоминает поведение и позы этого нелепого капиталиста, уверившегося, будто он новый Рембо. Она мысленно определяет, олицетворением чего он является: претензий правящих классов; скрытой диктатуры, которая сводит весь мир к денежным отношениям, основанным на силе и коррупции; мрачного капиталистического фарса, разоряющего людей и предприятия, чтобы обеспечить состояние немногочисленным привилегированным. Сводится же это все вот к чему: он имеет то, чего не имеет она, – прекрасное поместье и пожизненную ренту.

Домик, который снимает Элиана, расположен далеко от моря. Из кухни ей виден сосновый лесок, но в основном то самое строение из сборных блоков, где трудятся рабочие. Она обдумывает стратегический план, но ее раздражает шум: то бетономешалка, то пилы, то шлифовальные круги… И она продолжает бродить часы напролет на невысоких береговых скалах, исхлестанных ветром, нависающих над каменистыми островками. Проходит мимо овец, которые щиплют серую траву, поглядывая на океан; вдалеке видны руины замка, рыбачьи суда. Элиана открывает зонтик: опять начался ливень. Уже целый месяц над всей Европой почти без передышки льет дождь. Элиана обеспокоена: уж не несется ли человечество к катастрофе по причине слепого наращивания производства и безудержного потребления? Она задается вопросом, не являются ли транснациональные финансовые корпорации, порождающие непомерную страсть к потреблению, могильщиками человечества. И думает о том, что надо бы вернуться к простой жизни и, быть может, описать свой опыт женщины, живущей в гуще заблудившегося человечества.

Иногда, возвращаясь с прогулки, она заходит на пор-жуэнвильское кладбище, идет по дорожкам среди надгробий до могилы маршала Петена,[25] который мирно покоится здесь, словно порядочный человек. «Такой чистенький и такой гад», – думает Элиана в воинственном задоре. Менантро и Петен – это практически одно и то же; ВСЕКАКО и Виши[26] – принцип практически один и тот же; нацизм и капитализм – практически та же самая система, стремящаяся поработить человека. Ах, с каким наслаждением она нагрянула бы сюда с народными массами и била бы этот надгробный камень, чтобы он разлетелся на осколки. Однако она отправляется домой и улыбается, оттачивая детали своего плана.

2

Ори-ги-нал,
Орн-ги-нал,
Да, я большой оригинал!

В доме звучит ария Оффенбаха, которую радостно распевает несильный тенорок. Марк Менантро с детства любил петь: эстраду, рок, оперу и даже куплеты из оперетт, которые мурлыкала его бабушка. Нагруженный грудой папок, он проделал несколько танцевальных па и стал подпевать певцу, чей голос шелестел на пластинке. Чем дольше жил Марк, тем больше он сетовал на отсутствие фантазии, на недостаток воображения. Потому-то в это утро он слушал Оффенбаха, потому-то надел вместо халата яркое пончо, которое купил во время деловой поездки в Боливию. Правда, внутри его вилла свидетельствует скорее о классическом вкусе. Стены гостиной обшиты дубовыми панелями – стиль «английский адмирал». В камине потрескивают поленья. Кожаные корешки Полного собрания сочинений Вальтера Скотта украшают библиотечные полки. Деревянная лестница с резными перилами ведет в длинный темноватый коридор к комнатам второго этажа. Марк сделал выбор: здесь, в этом доме, он начнет новую жизнь. Он хорошо чувствовал себя у моря, отделенный от континента широким проливом, среди спокойного комфорта, который позволял заниматься чтением великих писателей (он только что приступил к Маргерит Дюрас), прежде чем задремать над страницами своего собственного романа. Он запел второй куплет, изменив слова:

Нет никого оригинальней,
Чем я, такой оригинальный!

Марк вошел в небольшой кабинет, где его ждал друг:

– Вот мои архивы ВСЕКАКОНЕТ. Не знаю, что ты сможешь из них извлечь, но это все, что у меня сохранилось.

За несколько месяцев Менантро полностью изменил свой облик. Начать хотя бы с очков: впервые в жизни он изменил классической модели прямоугольной формы ради треугольных стекол в оранжевой оправе, что придавало ему модный вид, прямо с рекламной картинки. Равно и жесты: уже не такие сдерживаемые воспитанием, не вполне соответствующие требованиям делового сообщества. А его ужимки в этой гостиной – если учесть еще и пончо – выглядели сверхнепринужденными. Он покачивался в ритме музыки, потом стал замирать в театральных позах. Лишь белокурые пряди на голове да волевой подбородок по-прежнему придавали ему вид отличника, решившего преуспеть во всем. Сейчас он желал блистать на поприще гомосексуализма.

Эта мутация ошеломила окружение Менантро. Патрон ВСЕКАКО в частной жизни слыл благоразумным отцом семейства, любящим жену и двоих детей, а ко всему прочему слишком занятым своим делом, чтобы заводить любовные интрижки на стороне. Никто не обращал внимания на любострастные взгляды, какие он иногда бросал, по большей части неосознанно, на молодых менеджеров из ВСЕКАКО, а чаще на красивых парней, встреченных на улице. Его простоватый облик как бы не вызывал подозрений. Сам он долго думал, что это автоматическое влечение в конце концов само прекратится, тем паче что моральное давление полученного воспитания, а главное, память о матери (которая ненавидела педиков) мешали ему сделать первый шаг.

Но монумент нравственных принципов стал давать трещины вместе с началом экспансии ВСЕКАКО и с открытием Марком мира шоу-бизнеса. Унылая и строгая мораль, окутывавшая его с детства, постепенно стала отступать перед концепцией жизни, в которой доминируют склонность к выставлению себя напоказ и вкус к игре. И тут мир обнаружил нового Марка, готового на все, чтобы спеть песенку перед телекамерой. Каждый вечер он возвращался домой, выезжал с женой; иногда в журналах появлялись фото, на которых он целовал в щечку дочурку, как и положено современному отцу после изнурительного трудового дня. А когда он принялся активно разъезжать по свету, пошли рушиться остальные барьеры. Во всем мире интенсивная реклама обнаженного тела и пухлых сладострастных губ изо всех сил старалась увлечь его на рынок наслаждений. Во время одной из поездок в Монреаль он, пользуясь анонимностью, впервые отправился вечером в бар, где демонстрировали себя обнаженные стриптизеры, которых он мог гладить за несколько долларов, а завершил он ночь в сауне в объятиях шри-ланкийского повара.

Отстранение от дел могло бы заставить его опомниться. Однако Марк воспринял свою отставку без всякого огорчения, как стимул к утверждению своей личности. В течение нескольких месяцев ПГД ходил к психоаналитику, который представил Марку его неудачу как успех; теперь он должен двигаться дальше, быть в большей степени самим собой, навсегда отринуть роль традиционного менеджера; краны открылись, ничто больше не должно было сдерживать изливающуюся энергию, которая прямым путем вела его к outing'y. Meнантро объявил жене, что он выезжает из их дома в Нейи и поселяется в парижской квартире неподалеку от мэрии. Его жена, бывшая манекенщица, красивая и холодная, с которой он прожил пять лет, для проформы обронила несколько слезинок, однако у нее была своя собственная жизнь, и она полагала, что умело проведенный бракоразводный процесс обеспечит ей солидные алименты. Единственно, она боялась, что Марко бросает ее ради более красивой женщины. Когда же он объявил ей: «Скажу тебе откровенно: я люблю мальчиков!» – она с трудом удержалась от смеха, представив себе этого скованного приличиями буржуа, предающегося гомосексуальным забавам.

вернуться

25

Маршал Петен в 1945 г. был приговорен к смертной казни; казнь была заменена пожизненным заключением. Он умер на острове Йе и там же похоронен.

вернуться

26

Виши – курортный город, в котором после капитуляции Франции и оккупации немцами половины ее территории находилось коллаборационистское правительство, возглавлявшееся маршалом Петеном.

42
{"b":"111485","o":1}