– Такси! – кричала Эллен во весь голос. – Эй, такси!

Парочка, торопившаяся на пляж, окинула ее подозрительным взглядом, но Эллен ни на что не обращала внимания.

Она увидела, что из-за угла выезжает машина, и кинулась через улицу, едва увернувшись от проезжавшего микроавтобуса. «Куда лезешь, сука!» – заорал на нее водитель, но она его даже не услышала.

Бросилась на сиденье, еле переведя дух, прошептала: «В больницу "Сент-Джозеф"».

Что там стряслось с Джелло? Взял вдруг и свалился с ног? На прошлой неделе, когда она его последний раз видела, он, правда, покашливал, но ведь кашляет он всегда. Слава Богу, что у Рихарда, видимо, не записывал автоответчик, вот он и приехал сюда утром, не получив ее извещения. Вся ее надежда была на то, что Рихард не опоздал, успел что-то для Джелло сделать. Колесико рассказал такое, что у нее от ужаса кровь в жилах остановилась. Но ведь Рихард самый лучший врач в мире. Джелло хоть в этом повезло: если что-то возможно предпринять, Рихард все сделает. Все, что в человеческих силах.

При мысли об этом она немного успокоилась. Да уж, на Рихарда в этом смысле она может положиться.

Он швырнул перчатки в бак, сбросил халат, отправившийся в корзинку с бельем для прачечной, окровавленные инструменты сложил в ящичек для стерилизации. Все должно быть сделано по правилам, как бы он ни спешил.

Гомес зашивал тело.

– Спасибо. – О вежливости Рихард тоже никогда не забывал. – Денек нынче чудесный, правда ведь?

– Точно, док. – Гомес в мыслях был уже далеко, смакуя оставшийся на тарелке вишневый торт.

Не выпуская из рук холодильную камеру, Рихард спустился на лифте и через запасной выход прошел на стоянку. Его уход из больницы никто не заметил.

Прежде чем завести свой «мерседес», он достал из кармана переносной телефон: «Доктор Вандерманн. Можете начинать. Я еду».

Через пустую стоянку он добрался до ворот, миновал их и затормозил. Дальше пути не было. Улица от тротуара до тротуара заполнилась толпой евреев-хасидов в длиннющих черных плащах и котелках. Некоторые держали над головами плакатики: «В этой больнице убивают евреев». Так, понятно, демонстрация протеста из-за неудачной операции, сделанной Мойше.

Толпа ритмично топала, размахивала кулаками, вопила. Подход к отделению Неотложной помощи был расчищен полицией, но ему-то что с того.

– Сержант! – охваченный яростью, крикнул он в окошко. – Послушайте, сержант!

Полицейский, следивший за демонстрантами, искоса взглянул на него, но не стронулся с места.

– Сержант!

– Ну, что случилось? – он нехотя подошел к машине.

– Мне необходимо немедленно отсюда выбраться.

– А я что могу сделать? У них есть разрешение на митинг.

– Я врач, и у меня срочная консультация.

– Не знаю, в администрации сказали, что эта парковка по выходным не используется.

– Ошиблись они, понимаете, ошиблись.

– Ничем не могу вам помочь.

– Но речь идет о жизни пациента!

– Вечно у вас, докторов, одно и то же: о жизни, о смерти… – Махнув рукой, полицейский двинулся прочь.

– Но поймите же, мне надо немедленно ехать на Манхэттен.

– Вот и поезжайте. В метро, как все.

И, не желая тратить время на этого склочника-иностранца, сержант вернулся на свой пост.

– Опять от этих чертовых евреев жизни нет, – проворчал водитель.

– Что? – Эллен с трудом оторвалась от собственных мыслей. Осмотрелась. Улица перегорожена толпой мужчин сплошь в черном.

Таксист попробовал проехать по переулку. «Тоже никак. Вот только там свободно». Они подъезжали к отделению Неотложной помощи.

На счетчике было два с мелочью, она сунула пятерку и не потребовала сдачи. Со всех ног кинулась в больницу.

– Мне надо видеть доктора Вандерманна. Незнакомая дежурная включила компьютер, потом протянула ей анкету:

– Заполните и сдайте мне, я вас вызову.

– Да нет же, – нетерпеливо поправила ее Эллен, – я не пациентка. Я хочу переговорить насчет больного, который сегодня поступил.

– А с чем его привезли?

– Не знаю… вот потому мне и нужен доктор Вандерманн.

– А где он сейчас?

– Я об этом вас и спрашиваю.

– Успокойтесь, мисс, я не о докторе Вандерманне спрашиваю, а о пациенте: куда его поместили?

Эллен тяжело вздохнула. Понятно, слишком уж она разволновалась, не может толком объяснить, что ей необходимо.

– Пациента привезли сегодня утром, доктор Вандерманн сам его доставил. Вот поэтому мне и хотелось бы с ним повидаться.

– Ах вот что, ну, теперь понятно. Фамилия пациента?

– Джелло. То есть, фамилия Бивгейн, Джелло Бив-гейн.

Дежурная набрала несколько строк на компьютере. Нахмурилась.

– В списках поступивших такого имени нет.

– Но я совершенно точно знаю, что примерно час тому назад его сюда привезла «скорая».

– «Скорая»? Час назад? Минуточку. – Она полистала какие-то бумажки на столе. – Так, вот это, – и не глядя на Эллен, дежурная протянула ей бумагу со штампом.

На ней стояло: «Свидетельство о смерти. Штат Нью-Йорк».

Эллен чуть не рухнула прямо на стойку. По всему телу вдруг закололо, защекотало, словно кровь, отлив от лица, пульсировала в каждой жилке.

– Вам нехорошо? Она молчала.

– Это ваш родственник? – в голосе дежурной чувствовалось ненаигранное сочувствие.

Эллен закусила губу, сдерживая рыдания. Покачала головой:

– Нет, просто знакомый.

– Вы, видно, очень с ним дружили? Эллен кивнула. И едва слышно произнесла:

– А где… ну, вы понимаете… – Слово не выговаривалось, хотя вертелось на языке.

– В морге.

Она медленно отошла от столика дежурной.

Резкий звонок – телефон стоял прямо у двери операционной – вывел их из полудремы. Рон вскочил, покосившись на Милта. Опять звонит, а ни одной сестры поблизости. «Милт, послушайте», – хрипло прошептал Майкелсон.

Тот не возражал. «Да?» С минуту он держал трубку, внимательно слушая. «Это Милт Шульц, доктор Вандерманн… А они все там, внутри».

– Где он, Господи? – умоляюще шептал ему Рон.

Милт только отмахнулся.

– Метро? – переспросил он. – Ну да, экспрессом, линия Д, остановка есть прямо рядом с клиникой… Как до Бродвея доберетесь, пересадку сделайте, станция «Лафайет»… да-да, шестая линия, которая по Лексингтон идет… Только вот что, доктор, по выходным там интервалы большие.

Он повесил трубку, обернулся. Рон с выражением ужаса накинулся на него, прошипел:

– Какого хера он там мудохается?

– Сам не пойму, что такое случилось. Только едет он сюда не машиной, а в метро.

Как заведенная, Эллен медленно брела пыльными подвальными коридорами больницы. Было неясное ощущение, что все это ей уже приходилось видеть. Когда-то она тут вроде бы побывала, только не вспомнить, когда.

Свернула направо, в глаза бросилась крупная надпись «Морг».

Дверь была открыта. У входа сидел служитель и, чавкая, поглощал вишневый торт. С набитым ртом взглянул на нее, не отрываясь от тарелки.

– Я насчет Джелло, – выдавила она из себя.

– Чего?

– Джелло.

– Какого еще джема? Дерьмо собачье этот джем, а вот когда вишни кладут настоящие, – он повертел на вилке кусочек торта, – то это в аккурат для меня.

Эллен чуть не охватил приступ истерического хохота. Какой-то сплошной абсурд, не прекращающийся с той самой минуты, как она переступила порог больницы.

– Сегодня утром вам доставили…

– Ну и что?

– Можно посмотреть?

– Что, на мертвяка полюбоваться заявились? – Гомес, опять приступивший к своему пиршеству, с любопытством на нее поглядывал.

– Понимаете, этот человек… то есть он был… – голос ее задрожал. – В общем, я очень его любила. Можно на него взглянуть?

Он пожал плечами, отложил вилку – какое-то дурацкое нынче выдалось воскресенье! – и повел ее вдоль стены из нержавеющей стали, напоминавшей какой-то огромный секретер. Выдвинул ящик внизу. Грохот железа о железо гулко отозвался под сводами, в лицо Эллен ударило холодным воздухом. Она еле распознала очертания тела, прикрытого испачканной белой простыней.