– Нет, до Бена никогда не пускала. – Эллен повернулась к Саре, сохраняя ту же спокойную приветливость, с какой отвечала Мэрион.

– И вас это не смущает?

– Смущает? Почему? Наоборот, я считаю, что с Беном мне очень повезло.

– Сара! – поспешил вмешаться Бен, предотвращая очередную ее идиотскую выходку. – А чашку кофе в твоем доме можно получить? – Хватит, надо было ему раньше вступить в эту беседу. Как он мог бросить Эллен на произвол судьбы? Хотя она, уж это точно, справляется и без него.

– Ой, что же это я! – Вдруг вспомнив про свои обязанности, Сара заторопилась на кухню. – Одну минуточку!

– Пойдемте обратно в гостиную, там удобнее, – предложил Милт.

– Вы меня простите, но мне пора идти, хотя терпеть не могу подниматься из-за стола, как только поели, – сказала Эллен. – Но мне еще сводку доканчивать, патологоанатомы попросили сделать к утру.

– Я принесу наши пальто, – предложил Бен, но она жестом остановила его. – Что вы, Бен, останьтесь, – она исподтишка подмигнула ему. – Вам, наверное, и с дочкой есть о чем потолковать.

Именно этого Бен больше всего и опасался.

– А на дорожку ничего выпить не хотите? – поспешил к буфету Милт.

– Нет, спасибо, – улыбнулась Эллен. Милт и правда ей понравился, а вот про Сару она бы этого не сказала. Однако, увидев, что та вышла с нею проститься, поблагодарила Сару со всей вежливостью: – Чудесный был вечер, миссис Шульц, чудесный, так жаль, что мне пора уходить.

– Мне тоже очень жаль, – отозвалась Сара, всем своим видом демонстрируя прямо противоположное чувство.

– Действительно, жаль, я надеялась, мы с вами познакомимся поближе, – добавила Мэрион.

– Ну что вы, этак мне от своего эдипова комплекса деваться станет некуда, – Эллен насмехалась над нею совершенно открыто.

Не готовая к столь прямой атаке, Мэрион опять утратила самообладание, засуетилась. А Эллен развивала успех:

– Вы не находите, что фрейдовские доктрины иной раз слишком упрощают дело?

– Не понимаю, о чем вы говорите, мисс Риччо. Эллен повернулась к Бену и сказала, глядя ему прямо в глаза:

– Молодых может тянуть к немолодым что-то и помимо желания заменить недостающего отца. Может быть, тут самое важное – это попытка понять, что значит в жизни человека его возраст, или, допустим, приучить себя к мысли, что ты тоже постареешь и умрешь… не знаю, возможно, такое просто нельзя объяснить.

– Послушайте, мисс Риччо…

Но Эллен не позволила себя прервать.

– Что касается лично меня, доктор Джекобс, то никаких особых сложностей искать не нужно… – Она смотрела прямо в глаза Мэрион. – Просто мне нравится, когда у мужчины такие ласковые руки.

Сказано это было с таким вызовом, с такой откровенностью, что в гостиной Шульцев точно разорвалась бомба.

Сара метнула непонимающий, обеспокоенный взгляд на Мэрион. А у той от изумления даже рот приоткрылся.

Эллен, сопровождаемая Милтом, пошла к выходу, чеканя каждый шаг своими высокими каблучками, а он приобнял ее за плечи, легонько клюнул в щеку: «Молодец, ну и молодец, ничего не скажу. Ах, Бен, сукин он сын, как же ему повезло».

– Увидимся дома, Бен, – крикнула Эллен, когда Милт закрывал за нею дверь.

– Неплохо она вас всех послала в то самое место, – подытожил Милт, вернувшись.

– Я же просила, никаких грубостей, пожалуйста!

– Да, отец, не могу тебе позавидовать, никак не могу, – Мэрион наконец-то стала приходить в себя от возмущения.

– Остановись сразу же, хорошо? – Бену все это надоело.

На помощь ему попробовал прийти Милт.

– Ох, Мэрион, ты еще непонятливее, чем Сара. Ну, поживет человек пару месяцев в свое удовольствие, что тут такого?

– Пару месяцев! – фыркнула Мэрион. – Это поначалу так говорилось, а живет он там уже целых восемь!

– А хоть бы и десять, тебе-то что? – Милт открыто принял на себя роль адвоката Бена.

– Да ничего, Милт, дорогой мой, конечно, ничего, – вмешалась в разговор Сара. – Вот я умру, так знай, я тебе разрешаю подцепить на углу первую же наркоманку и переехать к ней жить, особенно если она еще недавно на горшок ходила.

Бен резко встал.

– Мне лучше уйти.

– Конечно, отец, конечно, тебе же еще предстоит перепечатывать эту ее сводку для патологоанатомов.

Не обращая внимания на эти колкости, Бен подошел к Саре, поцеловал ее в щеку.

– Говори что угодно, Сара, а все равно я тебя считал и считаю выдающейся женщиной! – Потом повернулся к дочери. – А тебя попрошу оставить при себе недовольство Эллен, очень попрошу.

– Никакого недовольства. Мне она совершенно безразлична. – Лицо ее так и пылало от гнева. – Мне только одно нужно, чтобы никто не вздумал тобой пользоваться, как тряпкой.

– Не беспокойся, ведь ты за мной следишь, разве не так?

Мэрион промолчала.

И вдруг Бену стало ее жаль. Она сюда явилась вывести Эллен на чистую воду… нет, еще хуже, она хотела ее унизить, а вышло так, что Мэрион разбита по всем статьям, и положение у нее самое незавидное: одинокая женщина, читает всем нравоучения, а при этом ревнует отца к его любовнице.

Милт проводил его, дружески похлопав по плечу. Милт все понимал.

Он ехал домой, преследуемый грустными мыслями. Из этого ужина ничего хорошего не получилось, так он и знал. Надо, надо было как-то отвертеться. Хотя чего еще было ждать от его дочери? А вот Сара! Додумалась ведь пригласить Мэрион, ему такое и в голову не приходило. Странная она какая-то: так ему сочувствовала, когда он лишился жены, но стоило на его горизонте появиться другой женщине, и она просто из себя выходит от негодования. Словно ей больше по душе видеть его несчастным.

И неужели она не понимает, какая Эллен замечательная? Ведь с Эллен он даже опять смеяться выучился. И с удовольствием ездит на Кони-Айленд раздавать бутерброды членам БВГ. Нравится ему помогать Эллен во всех ее делах. Да нет, это она сама ему нравится. Какое там нравится, он в жизни не чувствовал себя таким счастливым. Настоящие друзья только радоваться должны, видя, что их другу хорошо. Вот как Милт этому радуется.

Перед тем как отъехать, Бен немножко прошелся по улице. Для февраля было не так уж и холодно. В воздухе стояла легкая дымка, влажная, успокаивающая – предвестие дождей, которые скоро принесут весну. В машине он включил кассету – танго, конечно. Взглянул на Ист-ривер, по ней шел буксир, время от времени издавая низкий плачущий звук, который исчезал в тумане над водой. Но если вслушаться, то не жалобный это был гудок, а какой-то другой. Ностальгический, вот что. И вместе с туманом он рассеивался где-то во тьме. Бен посидел в машине, отстукивая пальцами ритм танго и разглядывая неясные очертания небоскребов там, за рекой, где все терялось в светло-серых парах. Никогда он не мог оторваться от этого пейзажа – просто магия какая-то, настоящее волшебство. Вдали мигали сквозь ночь смягченные расстоянием огни, и Бен неожиданно испытал прилив оптимизма, словно особая радость исходила от тех фонарей и реклам.

Когда он ехал по пустым улицам, в нем что-то звенело от счастья, от сознания чуда, происходящего прямо сейчас в его жизни. Ему верилось, что он опять молод и полон сил, что это туман вымыл, вычистил его душу.

Чем ближе он подъезжал к их дому, тем крепче становилось это чувство.

– А почему бы тебе со мной вместе не слетать, это же всего полчаса в воздухе, – ему до того было больно расставаться с Эллен, что впервые за все это время он попросил сопроводить его на Файр-Айленд.

– Ну что ты, мне противно видеть, как мужчины потом обливаются, – лукаво подмигнула ему Эллен.

– А видеть это тебе и необязательно, можешь просто по пляжу погулять.

– Холодно уж очень. Постарайся поскорее там управиться, хорошо? Через два часа я буду здесь на машине. Успеешь обернуться?

– Я раньше успею.

– Ах, ну да, я и забыла. Ты же считаешь, что с гимнастикой не следует перенапрягаться.

– Вообще не надо перенапрягаться ни в чем.