Он вытащил из пакета морковь, фасоль, сельдерей, салат, выложил все на кухонный стол – сейчас можно и ужином заняться; ну вот, теперь к холодильнику – она ему освободила полочки слева – туда можно положить яйца, обезжиренное молоко и йогурт. Справа, где хранились ее продукты, почти пусто – две плитки «Сникерса», баночка лукового соуса, коробка с остатками масла да корка еще какая-то. Он улыбнулся про себя: надо будет ей объяснить, что такое правильное питание.

Включил кран, стал промывать салат. Прекрасное у него получится овощное рагу – на двоих в самый раз. Только, что если она опять явится на ночь глядя, а то и вообще не придет? Тогда чего ради стараться? А, черт с ним, лучше пойти сегодня к Милту. Он набрал номер, тая надежду, что трубку снимет сам Милт (скучно и думать, как придется объясняться с Сарой из-за этой Бренды).

– Привет вам, дорогой, – весело проговорил в трубку Милт.

Бену всегда казались странными эти ужимки, которым его приятель выучился в Голливуде, – что за дела, мужской разговор, а воркуют, как голубки.

– Знаешь, хочу вас с Сарой пригласить где-нибудь пообедать, – начал Бен, пуская в ход обычный свой прием, за которым должно было последовать приглашение прийти к ним.

– Ой братец, мы бы тебя с радостью к себе позвали, только ты нас еле застал – бежим, со всех ног бежим.

– Куда это?

– В «Мэдисон-сквер-гарден» Сэму помочь, коллеге моему, который должен следить за Доном Арнольдом.

– Сэму?

– Ну конечно.

Бен ухмыльнулся. Милту уж точно достается, какой-то сумасшедший дом да и только. Было слышно, как Сара тормошит мужа: хватит болтать, опоздаем же.

– Ну, мне правда пора, хочу еще посмотреть на эту девку, которую вместо Джо пригласили. Увидимся завтра на тренажерах.

Чуть разочарованный, Бен вернулся к своему салату Быстро темнело. Листья высокого клена подступали к самому окну. Он подумал: «Надо будет ветки подкоротить, попомни, пожалуйста, может, в выходные и сделать, только вот, черт, ножовка-то со всем багажом уехала на склад. Ну и пусть, в конце концов он тут ненадолго».

Бен зажег верхний свет и поставил влажный салат в сушилку.

День был длинный, тяжелый, и Эллен чувствовала это особенно: спина, уж эта ее спина. Да и спала она у Рихарда неважно, а потом почти одиннадцать часов трудилась без перерыва, только разок кофе попила с Голди, чего же удивляться, что что-то болит.

Ладно, как-нибудь, скоро она будет дома. Эллен вышла в холл приемного отделения. Хотя времени было уже восемь с лишним, больница продолжала действовать так же активно, как и утром. Ее всегда это удивляло: смена кончается, начинается другая, а активность не спадает ни на минуту. Посторонних, правда, стало к вечеру поменьше, некоторые кабинеты закрыты, но коридоры все освещены, и свет просто ослепительный. Тут никогда не кончающийся полдень. А ночи как будто вообще не существует в природе. И смерти тоже не существует Больница живет полноценной жизнью круглые сутки, и круглые сутки она отрицает факт смерти, каких бы усилий это не стоило. Если же смерть все-таки брала свое, это означало, что медицина не справилась со своим делом. И такое стремились как можно скорее забыть.

Стараясь отделаться от печальных мыслей, Эллен поспешила на улицу. Был прохладный летний вечер, от реки тянуло свежим ветерком. Она застегнула молнию на курточке и поспешила к станции метро, находившейся в конце Оушен-паркуэй.

Звук приближающегося поезда заставил ее ускорить шаг, потом пуститься бегом. Она вскочила в вагон, когда двери уже закрывались.

Пассажиров было немного, можно выбрать местечко поуютнее. Эллен свернулась клубочком, расслабилась. Людям чаще всего противно ездить в метро, а вот ей нравится. Всегда любопытно наблюдать, до чего разный собирается тут народ: отлично одетые чиновники с чемоданчиками, а рядом – тетки, разговаривающие друг с другом по-испански, в платьях, явно купленных на дешевой распродаже. Нью-йоркская подземка – самый радикальный из демократов, для нее все одинаковые – пассажиры только и всего.

Поезд, повизгивая на рельсах, несся эстакадами, переброшенными через улицы, и только у Проспект-парк снова нырнул под землю в туннель.

Проехали «Бруклин колледж», и тут она заметила, что но вагону идут двое – один худой и низкорослый, другой высокий, но тоже худой – и что-то поют дуэтом. Ага, Колесико и Карузо за работой, стало быть. Эллен улыбнулась. Хорошая примета их встретить. Пели они замечательно, отлично дополняли друг друга и в такт песне потряхивали коробкой, где гремела мелочь: «Ты сыграй мне, ты сыграй, мистер Тромбонист, есть охота, есть охота, а карман мой чист».

Она поспешила извлечь из сумочки два четвертака и бросила им в коробку. Они, узнав се, раскланялись, но тут же, продолжая петь, двинулись дальше. Конечно, уж ей-то не надо было им подавать, она знает, на что пойдут эти деньги, да и как не знать – только нюхни, и все ясно, но сделать с собой Эллен ничего не могла. Песня была живая, радостная, но какая-то тоска примешивалась к мелодии и глубоко трогала ее сердце.

«Да, сыграю, моя крошка, а еще спою, только все никак не вспомню песенку твою…»

На углу Седьмой авеню и Флэтбуш она вышла, жалея, что так быстро добралась. Шум отъезжающего состава заглушил их голоса, но в проплывающие мимо окна она видела эту парочку, пока поезд не скрылся в туннеле.

Проходя мимо, Эллен взглянула на афишу кинотеатра «Плаза». Уже нет Марлона Брандо. Теперь другое:

Глория Суо сон

в фильме

БУЛЬ Р САНСЕТ

У них что, трубок неоновых не хватает, чтобы сделать надпись как следует?

Она пошла по Седьмой, напевая песенку, услышанную в метро: «Я напомню, я напомню, добрый Тромбонист…» Мелодия придала ей сил. Ей стало легко и радостно. С Рихардом, похоже, у нее и впрямь все хорошо. Она уже не сомневается, что он к ней переедет еще до того, как они поженятся. Неужели и правда поженятся? Господи, и подумать-то страшно! При мысли об этом браке в ней все начинало петь – возьмет, вот, и воспарит сейчас высоко в небо.

Она уже жалела, что связалась с Беном. Глупость с ее стороны. И что это она вечно поддается своим настроениям! Ну что она на этом выиграла, несколько сот долларов в уплату за квартиру, и только-то? Так денег можно было занять и не ставить себя в неудобное положение перед Рихардом.

Может, Бена и нет дома сейчас. Или он решил вообще не переезжать. Поначалу он вроде бы колебался, глядишь, и вовсе передумал. Хотя нет, он же ей деньги вперед заплатил, получая ключи.

Скрестив пальцы с пожеланием, чтобы Бен все-таки раздумал и не переезжал, она побежала по лестнице вверх и распахнула дверь. Напрасно старалась: квартира так и вибрирует, оттого что он на полную громкость запустил танго. Вот досада!

Бен стоял у раковины, затягивая ослабевшую гайку на кране.

– Привет, – радостно воскликнул он, увидев ее.

– Вы чем это заняты там? Мороженое приготовить собрались?

– Нет, чиню кран, а потом буду делать салат. Лук вот только нарежу.

– И для этого вам надо машинку запускать?

– Да, я люблю, чтобы было мелко, а ножом так не получается.

Она смотрела, как он перемешивает лук в большом деревянном блюде, где уже было полно овощей.

– Не составите мне компанию?

– Я не могу эту коровью пищу есть.

– Ну конечно, предпочитаете собачью, как я мог убедиться, – сказал Бен, показывая жестом на холодильник.

– Послушайте, что вам за дело, какая еда на моей половине?

– Вы исключительно приветливы, благодарю вас, – он уселся за стол, приготовившись ужинать. – Но все равно присаживайтесь-ка – салата и на трех человек хватит.

– Мне больше нравятся бутерброды и желе, – она вытащила из холодильника корку и стала ее намазывать маслом.

– Какие же бутерброды, это просто хлеб с маслом.

– Остальное кончилось, а я не успела зайти в лавку.

– Хотите, вместе в супермаркет съездим.