Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Пепелище

Километрах в четырёх от Острова они наткнулись на изрытую окопами и ходами сообщения небольшую возвышенность. Земля кругом была обезображена воронками от фугасных бомб, проутюжена гусеницами танков, усыпана осколками снарядов. По всем признакам здесь не так давно шёл бой. Вокруг не было ни души. Ребята с волнением спустились в извилистый ход сообщения. Он был довольно свежий, ещё не успел осыпаться, на дне заметны следы тяжёлых солдатских ботинок. Ход сообщения привёл к окопу. Бруствер окопа выложен дёрном, утыкан увядшими стеблями пшеницы, кругом валялись стреляные винтовочные патроны.

— Наши оборону держали, — тихо сказал Федя, осматривая гильзу со следами пороховой гари. Он заметил глубокие рубчатые следы гусениц, подходившие к самым окопам, и постарался представить себе картину боя.

Фашисты с танками наступали… Жарко здесь было…

Неожиданно Федя увидел красноармейскую пилотку: белёсая, выгоревшая от солнца, со щербатой алой звёздочкой, она была вдавлена чьей-то ногой во влажную землю.

Как она очутилась здесь? То ли взрывной волной сорвало её с головы бойца, то ли потерял её раненый, когда его выносили из окопа? И где он теперь, что стало с ним?

Федя бережно поднял пилотку и сунул её в рюкзак.

— Здесь кто-то есть! — шепнул Капелюхин. — Может, опять немцы…

Ребята присели и прислушались. Из соседнего окопа доносилась приглушённая русская речь.

— Наши, наши! — облегчённо вздохнул Капелюхин. — Пошли к ним.

Ребята пробрались ходом сообщения в соседний окоп. Там, орудуя сапёрными лопатками, копались в земле юноша и девушка. Девушка, заслышав позади шорох, оглянулась и, схватив юношу за плечи, испуганно вскрикнула.

— Кто? Что надо? — хрипло спросил юноша.

— Володька? Аржанцев! — обрадованно завопил Федя.

— Погоди, погоди, — опешил Аржанцев. — Никак, Сушков и Капелюхин? Откуда, какими судьбами? Вы же в Ленинград уехали. Ну и видик! Вас что, ограбили по дороге?

— Угадал, — признался Капелюхин. — А вы что здесь делаете?

Аржанцев рассказал о последних событиях в Острове: об истребительном батальоне, о схватке с воздушным десантом, о неудачной попытке пробиться к Красной Армии.

— Короче говоря, разбрелись все кто куда, — хмуро закончил Володя. — Мы вот с Аней в деревню вернулись. Живём и не знаем, что завтра будет…

— А зачем в окопе копаетесь? — поинтересовался Федя. — Нашли что-нибудь?

— Здесь найти не трудно. Видишь, что землёй присыпано? — показал Аржанцев на дно окопа и, взяв сапёрную лопату, принялся разгребать землю. Вскоре он извлёк оттуда видавшую виды винтовку.

— Немецкая? — спросил Капелюхин.

— Нет, наша. Семизарядная… У меня дома и ещё кое-что есть. Тут походить да покопаться, немало чего наберёшь.

— А зачем оружие собираешь? — вполголоса спросил Федя. — Задание, что ли, такое? От кого?

Аржанцев пожал плечами.

— Задания, скажем, никакого нет. Сами по себе собираем… Война всё-таки. Может, и пригодится.

Федя в душе согласился с Аржанцевым и спросил, как им лучше пробраться в город.

— Днём лучше туда не ходите, — посоветовал Аржанцев, — да ещё в таком виде.

Ребята расстались с Аржанцевым и Аней, прошли ещё несколько километров, залегли в посевах хлебов и, дождавшись темноты, осторожно вошли в город.

— Теперь разойдёмся, — предложил Федя. — Так лучше будет.

Договорившись встретиться на другой день, ребята начали пробираться к своим домам.

Тихими, безлюдными переулками Федя вышел на Горную улицу. Вот сейчас он бесшумно нажмёт щеколду, откроется калитка, войдёт в родной дом, встретит отца и тётю Лизу. Вымоется, наденет чистое бельё, с удовольствием напьётся чаю, потом они с отцом поговорят обо всём, как взрослые, а утром вся семья начнёт готовиться к отъезду.

К отъезду? А разве теперь выберешься из города, если на каждой дороге дозорят заградительные отряды и полицаи?

Федя по привычке отсчитал пятую раскидистую иву, что стояла напротив дома Сушковых, и обмер. Не было ни дома, ни высокого забора с калиткой, ни палисадника. В темноте смутно чернела груда обугленных брёвен, одиноко торчала печная труба и остро пахло гарью и дымом.

Спотыкаясь, Федя сделал несколько шагов, чтобы увидеть сад. И здесь стоял невыветрившийся запах гари. Грядки были вытоптаны, яблони и груши спалены и не шумели, как обычно.

Пожар уничтожил всё.

Растерянно топчась на месте, Федя не знал, что делать дальше. Что же стало с его родными, где они? Может быть временно живут у соседей?

Но соседних домов тоже не было — огонь истребил почти всю улицу.

Федя побежал в верхнюю часть города, где находился маленький, ветхий дом бабушки. В окнах было темно.

Федя постучал, но, видимо, слишком резко и властно, потому что долго никто не отвечал, хотя он и услышал за окном испуганный шёпот.

— Бабушка, не бойся, открой… Это я, Федя.

Наконец дверь приоткрылась, и простоволосая тётя Лиза впустила в дом племянника.

— Господи, Феденька! — испуганно ахнула она. — Откуда ты? И почти голый..

— Немцы поживились. Костюмы им наши приглянулись. — Федя объяснил, что с ним произошло. — А где папа?

— Выехал со своим учреждением. Через три дня после тебя. На Волхов его повезли. Отец собирался к тебе заглянуть в Ленинград. А мы вот с бабкой остались.

— Выехал? — Поражённый Федя опустился на лавку.

— И дома нашего нет… сгорел, — продолжала тётя Лиза. — Только отец уехал, немец начал город обстреливать. Сгорела почти вся Горная улица. Всё наше добро в огне погибло. Никакой одёжки, обувки не осталось.

Она с сожалением поглядела на полуголого племянника.

— И зачем ты, Федя, к врагам пришёл? Ты же комсомолец. Чего ты к ним в пасть лезешь? — Тётка привлекла Федю к себе и заплакала.

— Так уж вышло! — Федя растерянно пожал плечами и, помолчав, спросил тётку, остался ли в городе кто-нибудь из ребят.

— Да какие тебе ребята! — Тётя Лиза недовольно махнула рукой. — Кто не уехал, в щели законурился, молчит. Как в тюрьме все живём — того нельзя, этого не смей. Вечером после восьми на улицу не покажись… В Клашу Назарову на днях немец из пистолета палил…

— Клаша здесь? — обрадовался Федя.

— Задержалась себе на беду. Только ты не думай бегать к ней: за вами, комсомольцами, во все глаза следят. Сиди пока тихо, за порог носа не показывай.

Федя не стал спорить с тёткой, но весть о том, что Клава Назарова в Острове, наполнила его радостью, — значит, он не напрасно пробирался в родные места.

Первое дело

Утром к Клаве Назаровой забежал Петька Свищёв, ставший её осведомителем.

С мальчишеским проворством он успевал побывать в разных концах города, ловко пробираясь под самым носом у немцев, и был переполнен новостями и наблюдениями.

Он знал, сколько военных машин перешло через мост, какие привезли орудия, у кого квартируют фашистские офицеры, кого вчера доставили в городскую тюрьму.

Сегодня, как обычно, Петька бесшумно проскользнул по лестнице и, пользуясь азбукой Морзе, осторожно выстучал в дверь первые буквы своей фамилии: «Свищ».

— Входи, входи! — Клава радушно открыла дверь и пропустила мальчика в комнату. — Уже на ногах, бегунок? Когда же ты спишь?

— А мне много не надо. — Петька присел на табуретку у двери и приготовился рассказывать.

— Погоди, — сказала Клава. — Давай сначала поедим.

— Да я уже сытый, — сконфуженно отказался Петька.

Клава достала хлеб, варёную картошку, открыла банку консервов, заварила чай, потом усадила мальчишку рядом с собой за стол, и «сытый» Петька с завидным аппетитом принялся за еду.

— Вот теперь докладывай, — попросила Клава, когда мальчик насытился и, отдуваясь, прислонился к стене.

Для начала Петька доложил о том, что в Доме культуры для фашистских офицеров открылось кино. Фильмы крутят каждый вечер, и во время сеансов в зале стоит оглушительный гогот, словно ржут жеребцы в конюшне.

38
{"b":"111442","o":1}