— Что с тобой?
— Нога… Царапнуло чем-то…
— Надо отходить. Ты ползти можешь?
Саша попробовал подвинуться вперёд, но только болезненно вскрикнул…
— Я догоню… Ты иди…
— Ладно, помолчи, — перебила Клава.
Она разрезала набрякшую кровью штанину и, достав из сумки бинт, принялась дрожащими руками делать перевязку. Вот уж не думала Клава, что так неожиданно ей придётся оказывать первую помощь! Потом, забрав свою и Сашину винтовки, она подставила Саше спину, заставила юношу схватить её за шею и поползла к кладбищу. Это было тяжело и непривычно. Клава часто останавливалась, переводила дыхание, прислушивалась. Сзади всё ещё рвались мины и повизгивали пули.
Клава не помнила, сколько времени она тащила на себе раненого Сашу, но когда добралась до кладбища, там никого уже не было.
Куда же девались ребята из истребительного батальона? То ли они отступили из города, то ли продолжают вести бой с десантниками? И что было делать ей, Клаве? Саше нужна срочная помощь. Но появляться в городе с раненым, да ещё с винтовками, когда вот-вот туда ворвутся фашисты, было бы совсем неразумно.
И тут Клава вспомнила про городскую больницу. Ведь там лежит много раненых красноармейцев, и, наверное, кто-нибудь из врачей остался с ними. К тому же больница находится на окраине города, недалеко от кладбища, надо только перебраться через овраг.
Клава прошла в глубь кладбища, отыскала старинный купеческий склеп, засунула под могильную плиту винтовки и отверстие прикрыла травой. Потом, вернувшись к Саше, вновь взвалила его на спину и потащила через овраг.
В больнице было темно и тихо, и Клава в первую минуту подумала, что больные эвакуированы и вместе с ними уехали все врачи и сёстры.
Положив Сашу на крыльцо, Клава вытерла взмокшее лицо и постучала в дверь. Никто не отозвался.
Клава постучала сильнее.
— Что надо? Здесь больница, — раздался, наконец, из-за двери приглушённый испуганный голос.
— Раненого примите, — вполголоса попросила Клава. — Плохо ему… Да ну же, скорее!
Дверь наконец приоткрылась, и Клава увидела в коридоре медсестру Зину Бахареву. Осунувшаяся, с запавшими глазами, девушка держала в руках семилинейную лампу и с тревогой смотрела на Клаву.
— Ой, Клаша, я думала, что это уже они… — Девушка прислушалась: из-за реки доносились взрывы снарядов, перестрелка — там, видно, шёл бой.
— А ты знаешь, сколько у нас раненых в больнице стало? Все палаты полны. И что теперь будет с ними? А что за раненый с тобой?
— Наш, островский… Саша Бондарин. Да позови ты врача скорее! Кто-нибудь остался из них или ты одна на всю больницу?
— Кто-нибудь остался, — раздался негромкий голос, и из темноты выступила заведующая больницей Елена Александровна Петровская. — Что случилось, Клава? — встревоженно спросила она. — Где ваш батальон? Вы разве не уехали? Где Дима?
Клава коротко рассказала, что произошло.
Елена Александровна побледнела.
— Бой! Вы приняли бой… Попали под обстрел миномётов!
— Не волнуйтесь! — принялась успокаивать её Клава. — Я уверена, что все ребята благополучно выбрались из города. Я отходила последней. Только вот Саше Бондарину не повезло.
Сжав сухие обветренные губы, Елена Александровна приказала внести Бондарина в приёмную. Потом, осмотрев рану, она велела Зине готовиться к операции. Клава осталась ждать в приёмной. Не прошло и двух недель с начала войны, а сколько уже испытаний свалилось на ребят! Бомбёжки, истребительный батальон, бой с парашютистами, обстрел из миномётов… Давно ли Саша Бондарин был её пионером? Молчаливый, сдержанный, большой любитель собирать цветы и травы, выслеживать птиц и зверей, думал ли он, что в первом же бою прольёт свою кровь?
А что стало с другими ребятами, какие ещё испытания ждут их впереди?
В дверях показалась Елена Александровна.
Клава бросилась ей навстречу.
— Ранение серьёзное. Извлекла четыре осколка. Лежать ему придётся довольно долго. — Елена Александровна задумалась. — И знаете что, Клаша, в больнице ему лучше не оставаться. Неизвестно ещё, как немцы отнесутся к раненым. Тем более, что у Саши свежее ранение… Больше будет подозрений, придирок.
— Так что же делать? — всполошилась Клава. — Домой нельзя, родители у него уехали… Может, ко мне перенести, я за ним присматривать буду?
— Нет, Клаша, это невозможно, — покачала головой Елена Александровна. — Слышишь, что в городе делается? Да к тому же присмотра за Сашей мало. Его лечить надо. Пожалуй, вот что. Заберу-ка я его к себе на квартиру. Если опасность какая, скажу, что мой сын или племянник.
Клава с благодарностью посмотрела на сумрачное, усталое лицо врача. Ночью Клава и Зина перенесли Сашу Бондарина на квартиру Елены Александровны. Её квартира находилась тут же на территории больницы.
Чёрные дни
Только перед рассветом Клава добралась к себе домой. В комнате никого не было. Девушка попыталась прибрать разбросанные вещи, но усталость взяла своё. Не раздеваясь, она прилегла на кровать и мгновенно заснула.
И так же мгновенно проснулась. С улицы доносился протяжный, сиплый вой моторов.
Клава припала к стеклу. Начинало светать, река, подёрнутая туманом, порозовела. Над прибрежными тополями и ивами всполошённо кружились стаи галок. Вой моторов становился всё ближе и ближе.
Клава поднялась на чердак и через слуховое окно вылезла на крышу. Отсюда город был виден как на ладони.
В Остров входили фашистские войска. Через цепной мост длинной вереницей двигались грязно-зелёные грузовики с солдатами. За грузовиками тянулись тягачи с пушками разных калибров, крытые брезентом машины, фургоны. Старый мост прогибался и покачивался.
Переехав мост, машины и орудия растекались по улицам: одни шли к военному городку, другие задерживались на базарной площади, третьи двигались по шоссейной дороге дальше, на Псков и Порхов.
И всюду по городу из конца в конец, всё разведывая и проверяя, с бешеной скоростью носились группы мотоциклистов в железных шлемах.
Прижавшись к трубе, Клава следила за потоком машин.
Что же случилось? Почему фашисты в Острове, в её родном городе? Неужели это конец, конец всему дорогому, близкому, с чем сжилась, с чем выросла, что стало твоим воздухом, душой, всей твоей жизнью?
За годы своей работы с детьми Клава привыкла на любой ребячий вопрос отвечать не мудрствуя лукаво, прямо, ясно и с твёрдой убеждённостью. А что сейчас ответит вожатая, доведись ей встретиться с пионерами? Да и как ей самой понять всё то, что произошло? Клава не помнит, сколько времени она просидела на крыше. Наконец она спустилась вниз, на первый этаж. В полутёмных сенцах, заставленных кадушками, вёдрами, тазами, поглядывая на улицу через оконце, толпились перепуганные соседки.
— Господи, Клаша! — воскликнула портниха Самарина, моложавая, остролицая женщина в мужском ватнике. — Откуда? Ты разве с матерью не уехала?
— Не успела… Задержалась… — Клава отвела глаза в сторону.
Мария Степановна Самарина была великая труженица, целые дни просиживала за шитьём, и Клава всегда удивлялась когда же эта женщина отдыхает.
Клава нередко заглядывала к ней в комнату и вызывалась помогать, но кончалось это чаще всего тем, что Мария Степановна прогоняла её вместе со своей дочерью Раей гулять. «Мне легче заново сшить, чем пороть после вас», — ворчливо говорила она.
— А вы, тётя Маша, почему не эвакуировались? — спросила Клава.
— Да где там! — Самарина тоскливо махнула рукой. — Пошла было с дочками пешком на Порхов, да уж поздно. Немец дорогу перерезал, назад всех завернул. Только вещи растеряли. — Она сердобольно оглядела Клаву. — Ну, да с меня какой спрос… Я портниха, надомница, женщина неприметная. А ты ведь комсомолка, пионервожатая, почти что партийная. Тебя здесь каждая собака знает…
Клава промолчала.
Из-за спины Самариной вынырнула Рая, худенькая, веснушчатая девушка.
— А это правда, что вы фашистов пулями встретили? Ну там, у станции… Ох, говорят, и набили вы им!..
