Она повернулась: в дверях стоял Валентин.

– И ты тоже уходи, – сказала она дрогнувшим голосом. – Мне надо побыть одной. Сегодня вечером я оставлю всю информацию в соседней квартире, у Лены. А где буду сама – еще не знаю.

Логинов молча смотрел на нее и, пожалуй, впервые в своей жизни не знал, как ему поступить. Он был готов ей простить все, если бы почувствовал, что она раскаивается, что ей не хочется терять его… Но она вела себя так странно, так независимо, что он просто потерял дар речи.

Что касается Валентина, то он, тоже не ожидая такого поворота событий, молча взял свою сумку и ушел, не сказав ни слова.

Чувствуя, что Логинов просто так не уйдет, Наталия резко повернулась к нему и, уперев свои маленькие кулачки ему в грудь, стала попросту выталкивать его из кухни.

– Уходи! Я устала и не могу сейчас ничего объяснять. Да и не хочу. Это ты во всем виноват: и в том, что отпустил меня одну в Москву, и что не дал мне охраны, и – и это главное – что ты никогда не верил в меня…

Любимый ее жест – закрыть лицо руками и спрятаться от всего мира – спас ее. Когда она отняла руки от лица, в квартире уже никого не было.

Она налила себе коньяку и, немного успокоившись, принялась наводить порядок в квартире. Перемыла везде полы, убрала спальню, вытерла пыль, полила цветы и позвонила Лене.

– Вот тебе письмо, прочитай его, а потом поговорим…

Пока Лена читала, Наталия вернулась в спальню и, узнав по справочной телефон антикварного магазина на Арбате, позвонила Агееву:

– Михаил Александрович, это я, Виктория, помните?

– Да, конечно… Ну как, вы пообщались с Фальком?

– Да, он просто прелесть и обещал мне помочь… А теперь скажите, только честно… ведь Селиванов вас провел? Ведь ему привезли не двенадцать картин, а все двадцать четыре? – И, не дожидаясь ответа, положила трубку.

«Не все коту масленица». И какая теперь разница, по ошибке люди Родионова погрузили в машину все картины Лотара или это было сделано как-то иначе? Скорее всего, Агеев сам лично упаковывал копии коллекции, чтобы здоровенные ребята Родионова, телохранители или просто доверенные лица, погрузили их в машину и отвезли в С. И как случилось, что они прихватили и копии, и подлинники, Агеев никогда в жизни не признается. Другое дело, что он заказывал не одну копию, а потому сумел выгодно перепродать их в Париже, выдавая за подлинники… И все было бы тихо, если бы краски, которыми пользовались нанятые им художники, не растворились в воздухе. Вот каналья Агеев! Как его только земля носит…

Она подошла к окну и распахнула его. Из соседней комнаты доносилось чуть слышное всхлипывание. Наталия подошла к зеркалу, села на низкий мягкий пуф и взглянула на себя. «Ты похудела, Наташа, – обратилась она к своему отражению, – и тебе это не идет… Да, впрочем, какая разница, раз я сегодня потеряла сразу двух своих мужчин…»

Она махнула рукой и задела стоящий на самом краю туалетного столика ларчик из яшмы, где Полина хранила не самые свои дорогие украшения: бриллианты и золото с изумрудами она возила с собой в С. По паркету рассыпались серебряные колечки, цепи, броши, кулоны… Один кулон привлек ее внимание своей необычной формой. Она подняла его с пола и зажала в руке. Так, с капсулой в зажатой ладони, она вошла в гостиную, где сидела потрясенная письмом Елена.

– Скажи, невнимательный и рассеянный ты человек, ты видела мужчину, которому Полина передавала пленку?

– Ну видела…

– Как он выглядел?

– Высокий, молодой, с нахальным лицом, на нем была красная трикотажная кофта…

– То есть передача происходила здесь, в квартире?

– Да, Полина специально пригласила Давыдова и Куренкова, своих друзей, чтобы ее не обманули…

– И что сказал человек в красной кофте, когда получил пленку?

– Он посмотрел ее при помощи специального устройства, кивнул, оставил портфель с деньгами и ушел. Я видела из окна, как он сел в большую черную машину – я в марках не разбираюсь – и уехал. И больше я его не видела…

– Понятно. Мы с тобой потом поговорим… Извини…

Она снова вернулась в спальню, разжала ладонь и посмотрела на маленькую металлическую капсулу, развинтила ее, и оттуда выпали два крохотных снимка.

Ей потребовалось полтора часа, чтобы съездить в фотоателье и увеличить их. Когда ей выдали снимки, она была поражена. На одном из них была изображена рыжая девушка с кофейником – фотография с картины, с той лишь разницей, что кофейник был словно зачеркнут двумя жирными синими линиями. А на второй – точно такая же картинка, но только скрещенные синие линии зачеркивали рыжеволосую голову девушки.

– Ну и дела… – произнесла Наталия, ничего не понимая. – Что же это за головоломка такая?

Парень-фотограф, который ждал, когда она заплатит ему за работу, усмехнулся:

– В ребусы играете? Все очень просто: сюрприз находится в кофейнике, приблизительно таком же, как этот, поищите у себя в доме. А второй – либо в шиньоне, либо в ящике, где хранятся расчески или шампуни. Или же за репродукцией этой картины, именно в том месте, где находится голова этой симпатичной девушки… Это кто, Ренуар?

– Нет. – Наталия быстро расплатилась и почти выбежала из ателье.

Вернувшись на квартиру Полины, она застала Лену всю в слезах.

– Знаешь, что я тебе посоветую: соберись с мыслями и силами, сложи в папку все документы Полины на недвижимость, сходи к адвокату Кирсанову и объясни ему суть проблемы. Я тебе оставлю свой телефон, если почувствуешь, что тебя хотят надуть, срочно звони мне, и я помогу тебе. Главное, все надо делать оперативно и хладнокровно. И нечего плакать. Тебе повезло, что ты работаешь за стойкой в кафе, а не в постелях пресыщенных мужчин. Помни, о чем тебе не раз говорила Полина…

– Неужели и особняк в Цюрихе – тоже теперь будет мой?

– Конечно. Еще раз повторяю, если у тебя возникнут проблемы с цюрихским особняком или с продажей квартиры, звони мне. Я бы осталась, чтобы помочь тебе, но не могу. И вообще, я очень спешу… Ко мне никто не приходил?

– Приходили: и Валентин, и тот, что был утром.

– А ты откуда знаешь?

– Подглядывала в глазок. С тех пор как уехала Полина, я часто смотрю в глазок. Это плохо?

– Да нет… И что им надо было?

– Вас.

– Понятно. Если они приедут еще раз, то скажи, что я ночным рейсом вылетела в С. А теперь помоги мне собраться…

В самолете она думала о своих отношениях с Валентином и Игорем. Жизнь хотя бы без одного из них представлялась ей пустой и серой. В идеале ей был нужен один мужчина, но который совмещал бы в себе черты обоих этих мужчин. Но где такого найти? Что касается Логинова, то он сам все испортил: зачем приехал в Москву без предупреждения? Подумаешь, проявил героизм: вычислил адрес Полины… Да будучи прокурором, узнать адрес – ничего не стоит, мягко говоря. Тем более что ключи есть – второй комплект, помимо того, что взяла на время Наталия, в прокуратуре, среди прочих вещдоков. Приехал, удивил! А ведь хотел порадовать, наверное.

Мысли путались, она выплывала из дремы, только когда вспоминала свои ощущения, которые охватили ее при виде стоящего на пороге спальни Логинова. Можно ли было назвать это шоком? Не то слово. Это похлеще, чем шок. Это было подобно электрическому удару. А что Валентин? Он умный, он все поймет.

В результате раздумий Наталия приняла важное для себя решение: дома при встрече с Логиновым или Валентином вести себя так, словно ничего не произошло. Если они поймут и примут ее условия, то жизнь вернется в прежнее русло и она сохранит, таким образом, обоих своих мужчин. Если же они откажутся от нее, значит, они далеко не те мужчины, за каких она их принимала. В таком случае и жалеть-то будет не о чем.

С тем и уснула.

А когда проснулась, поняла, что в С. идет ливень.

Пока Наталия, выйдя из аэропорта, ловила такси, вымокла до нитки. Уже в машине, назвав адрес, почувствовала себя более уверенной: сейчас она пересядет в свою родную машину, включит на полную мощь Милен Фармер и помчится по мокрым блестящим улицам… Она вышла у своего гаража, открыла его, села в машину и испытала самое настоящее счастье. «Я люблю тебя больше Логинова и Валентина», – прошептала она, нежно поглаживая велюровую поверхность сиденья и испытывая легкое головокружение от счастья, что она вновь в родном городе, в родной машине…