– Значит, первую операцию он провел в двенадцатом часу?

– Да.

– А когда появились бандиты?

– Около шести.

– Сколько операций вы сделали в тот день?

– Подождите минуточку, я сейчас принесу журнал…

Она вернулась через пару минут с журналом, открыла страницу, на которой стояла дата «30 мая».

– Шесть операций. И все – аппендицит. Причем пять из них – плановые. И только последнюю девушку привезли с перитонитом, с гнойным воспалением… Бурковиц собрался уже уходить, как ему позвонили и сообщили, что поступила пациентка с тяжелым случаем…

– Скажи, неужели он был в состоянии сделать шесть операций за один день?

– Ему ассистировала Ольга Петровна, которая очень хорошо и быстро накладывает швы.

– А где она, кстати?

– На море. Она сразу же после похорон Льва Иосифовича взяла отпуск и уехала в Сочи.

– Понятно. – Наталия достала свой блокнот и, взглянув на список больных, которых оперировал в тот день Бурковиц, вздрогнула, увидев под первым номером Перову Ольгу Викторовну…

– Скажи, Маша, кто-нибудь, кроме меня, интересовался уже этим списком?

– Конечно. Здесь было много ваших людей.

– И кто-нибудь из них переписывал фамилии, как вот сейчас собираюсь это сделать я?

– Только один. Симпатичный такой, черненький… молодой и, как мне показалось, не совсем здоровый.

– А почему ты так решила?

– Потому что он был очень бледный и один раз, когда нечаянно задел плечом дверь, аж скривился от боли…

– Он показывал тебе какой-нибудь документ?

– Да, конечно. Он из ФСБ. Хотя мне показалось, что я уже видела его раньше в больнице… Возможно, он лежал у нас.

– Хорошо. Итак, начнем с самого начала. Они ворвались, ударили Ольгу Петровну чем-то по голове, и она упала на пол… Что было дальше?

– Один из них подошел к Бурковицу и что-то спросил у него.

– Как отреагировал Бурковиц?

– Он что-то проговорил и развел руками, как обычно делают люди, когда хотят сказать, что произошло недоразумение или что-нибудь в этом роде… Тогда ему заломили руки за спину, Лев Иосифович скривился от боли и выкрикнул какую-то фразу, словно бросил им в лицо, после чего глаза его закатились и он начал оседать… Один из мужчин, тот, что заломил ему руку за спину, пытался даже как-то поддержать его. Но Лев Иосифович уже умер… Между прочим, я почему-то тогда подумала, что все это как-то связано с его хобби.

– А что у него за хобби?

– Он же всю жизнь занимается антиквариатом. К нему люди со всей страны приезжают. Я была у него дома, всего одну минуту, так у него там целый музей! Картины разные, статуэтки…

– Понятно… Итак, ему заломили руки за спину, и потом? Что было потом?

– А потом началась стрельба.

– То есть мимо тебя пробежали милиционеры, в которых начали стрелять бандиты, так?

– Да, так. Но и они тоже стали стрелять, ранили одного из бандитов, правда, ему удалось сбежать…

– Но каким образом?

Маша повернула голову:

– Видите?

Наталия посмотрела в ту сторону, куда повернулась Маша, и в противоположном конце коридорчика, в котором они находились, увидела железную дверь.

– Что это, неужели грузовой лифт?

– Вот именно. Сюда, на второй этаж, при помощи этого лифта поднимают продукты из столовой и прочее…

– Значит, ты видела его совсем рядом?

– Видела. – Она опустила голову. – Но ничего не могла поделать…

– Я понимаю… Странно было бы, если бы ты попыталась ему помешать. То есть он успел открыть дверь лифта, прежде чем сюда прибыла милиция?

– Наверное, хотя, возможно, дверь была открыта заранее…

– Подожди, но ведь ты же сказала, что он был ранен.

– Выстрелы раздались до того, как люди из милиции ворвались в операционную, бандиты палили в распахнутую дверь, едва увидели милиционеров… Те, естественно, открыли ответную стрельбу и ранили этого… Но он успел сбежать…

– Ему, стало быть, фантастически повезло… А теперь скажи, что же такое выкрикнул Бурковиц перед смертью?

– Очень странную фразу… или даже одно слово: «девушка»… или «девушки».

«Или „в девушке“, – вдруг поняла Наталия.

– И что было потом? Они стали что-то искать в пациентке, которая лежала на столе? Как ее фамилия?

– Вот здесь… в списке она последняя: Гольцева Юлия Александровна.

Наталия повнимательнее взглянула на список:

1. Перова Ольга Викторовна

2. Жабинковская Вера Николаевна

3. Соляная Ирина Васильевна

4. Курочкина Елена Владимировна

5. Царева Полина Валентиновна

6. Гольцева Юлия Александровна

Головокружение, вызванное пятым пунктом, грозило перейти в обморок. Наверное, Наталия резко побледнела, потому что, когда очнулась, она, как сквозь свист ветра, услышала: «Что с вами? Вам плохо?»

Романов, увидев ее, был удивлен.

– Тебе понравилось здесь?

– Очень. – Наталия посмотрела на него так, что он понял: ей не до шуток.

– Хочешь выпить?

– Я за рулем. Мне надо взглянуть на… Полину… – Она не могла произнести слово «тело» или «труп», поскольку еще не успела привыкнуть к мысли, что больше никогда в жизни не услышит Полинин голос, ее азартного смеха, или, точнее, заразительного хохота.

– Это кто такая?

– Красивая, рыжая, тебе привезли ее пятнадцатого числа.

– Понятно, проходи.

И снова этот прохладный зал, пропитанный густым и липким запахом разлагающейся плоти, хлора или карболки… А за ним другая комната с металлическими контейнерами, в одном из которых лежала мертвая Полина.

– Послушай, как можно привыкнуть к такой работе? Меня это всегда интересовало… Как к этому относятся в твоей семье?

– Плохо. Но мне все равно.

Она не стала задавать лишних вопросов. Подошла к Полине и увидела шрам в низу живота, справа. Это помимо огромного грубого разреза от грудины до самого паха, оставшегося в результате вскрытия…

– Василий Петрович…

– Можно просто Василий.

– Василий, ты не мог бы мне объяснить происхождение этого шрама? – Она имела в виду маленький, тот, что справа.

– Объясняю. Такой шрам бывает после операции аппендицита, ты и сама это отлично видишь.

– И больше ты мне ничего не можешь сказать?

– Могу. Я даже это зафиксировал сегодня в документальной, так сказать, форме. Шов был воспален и при жизни доставлял немало хлопот этой девушке.

– Ее звали Полина…

– Полина смазывала его специальной мазью, «Флоретином», так, во всяком случае, показали анализы.

– Он был воспален? Но из-за чего?

– Просто не зажил, да и все. Ей наложили шов совсем недавно, числа десятого или, может, чуть пораньше. Ей надо было лежать, а она, наверное, скакала как ненормальная. Вот он и раскрылся, воспалился, загноился и все такое…

– Это все, что ты можешь сказать?

– А что ты хочешь услышать? Самого аппендикса там нет, я уже проверял. Единственное, что меня смутило, это то, что шрам вроде бы какой-то двойной…

– По второму разу? – Она посмотрела на Василия в упор. – Скажи, по второму разу? Как у тех, которых потрошил какой-то ненормальный?

– Похоже, что так.

– А ты это записал в акте вскрытия?

– Я не уверен…

– Тогда проверь и запиши. И позвони Логинову или Сапрыкину и скажи об этом. Какой-то идиот оперирует женщин по второму разу… Почему? С какой целью?

– Между прочим, твоя Полина была беременна. Срок – ничтожный, всего три недели. Но, быть может, это важно…

Наталия испытала шок. Она сразу представила себе Полину, купающуюся в лучах яркого солнца на фоне сочной зелени с малышом на руках…

– Да, это очень важно. Было очень важно.

Она, пошатываясь, вышла из морга, забыв даже попрощаться с Романовым, села в машину, доехала до первого таксофона и позвонила Сапрыкину: