Они помолчали. Лорд Эмсворт поправил пенсне. Первым заговорил Бакстер.

— Я тут путешествую, леди Констанс, и решил зайти…

— Как же, как же! Мы бы вам никогда не простили… А, Кларенс?

— Э?

— Я спросила, а?

— Что «а»?

Леди Констанс поджала губы, и секунду-другую серебряная чернильница вполне могла сняться со своего места. Но сильная женщина — это сильная женщина.

— Так вы путешествуете, мистер Бакстер?

— Да, в крытом грузовике. Он в парке.

— Погостите у нас! В замке, — она повысила голос, чтобы заглушить странное бульканье, производимое ее братом, — никого нет и не будет еще примерно месяц. Погостите, искренне вас прошу! Сейчас я пошлю за вещами.

— Спасибо большое, леди Констанс.

— Мы так вам рады. А, Кларенс?

— Э?

— Я сказала, «а?»

— Что «а»?

Рука его сестры затрепетала около чернильницы, словно испуганный мотылек.

— Не правда ли, как мило, что мистер Бакстер у нас погостит? — сказала, наконец, леди Констанс, глядя на брата взглядом гипнотизера.

— Пойду-ка я к свинье, — сказал лорд Эмсворт.

Снова воцарилось молчание; так бывает, когда вынесли гроб. Потом леди Констанс отряхнулась.

— Как я вам рада! — сказала она. — Как это умно! Все очень естественно.

— Да, я так и хотел.

— Всегда вы обо всем думаете!

Руперт Бакстер подошел к двери, открыл ее, взглянул в коридор и вернулся туда, где был.

— У вас неприятности, леди Констанс? — осведомился он.

— Ужасные, мистер Бакстер.

Если бы он был другим, а она — другой, он бы похлопал ее по руке; а так — придвинул стул на вершок поближе.

— Что я могу сделать?

— Только вы и можете. Мне так неудобно…

— Что вы, что вы! Все, что в моих силах… Он придвинулся еще на вершок.

— Вы… знаете моего брата?

Бакстер растерялся, но тут же сообразил, в чем дело.

— А, вы имеете в виду…

— Да, да! Галахада, конечно, не лорда же Эмсворта.

— Нет, мы не знакомы. Оба раза, что я жил в замке, его не было. А сейчас?

— Он здесь. Пишет мемуары.

— Да, я видел в какой-то газете.

Леди Констанс сделала то, что так близко к «ломанию рук».

— Там ужасные вещи, мистер Бакстер! Сплошная клевета на всех наших друзей. У нас вообще друзей не останется. Галахад знал буквально каждого, а запомнил — самое нелепое и позорное. И я…

— Вы хотите, чтобы я завладел рукописью и ее уничтожил? Леди Констанс застыла, пораженная такой проницательностью.

— Да, — проговорила она. — Это странно, я понимаю…

— Ничуть, ничуть.

— … но лорд Эмсворт не хочет ничего делать. Вы же его знаете.

— Еще бы, еще бы!

— Такая беспомощность!.. Такая рассеянность!.. Глупость, я бы сказала.

— Вот именно.

— Мистер Бакстер, вся надежда на вас. Бакстер снял очки, протер и надел.

— Я сочту за честь, леди Констанс, помочь вам. Завладеть рукописью нетрудно. Сколько экземпляров, один?

— Да, да, да. Я уверена. Галахад говорил, что еще не отдал машинистке.

— Тогда беспокоиться не о чем.

Какое-то время леди Констанс не могла найти слов.

— О, мистер Бакстер! — наконец сказала она.

Ноги занесли Ронни Фиша в ту часть угодий, где он ощутил знакомый острый запах, а поглядев, увидел, что находится рядом с резиденцией Императрицы. Подойдя ближе, он узрел и прославленную свинью. Склонив голову, дрожа хвостиком, она увлеченно ела.

Всякий любит смотреть, как другой ест. Ронни перегнулся через перильца и рассеянно бросил свой мячик. Тот ударился о спину медалистки и замечательно отскочил, очень уж поверхность хорошая. Минуту-другую так они и развлекались — Императрица ела, Ронни швырял мячик, пока ему не пришла в голову прекрасная мысль.

Дядя Кларенс любит природу. Он очень рад, когда кто-нибудь к ней возвращается. Следовательно, надо пойти и сказать, что ты прозрел и увидел: будущее Англии — в деревне. А потом попросить денег на образцовое хозяйство.

Сейчас, сейчас, сейчас… Не просто «хозяйство», а такое, где разводят свиней! Да дядя Кларенс осыплет золотом! А там — немедленно жениться.

Мячик в последний раз проговорил «плямц!», ударившись о гостеприимную спину, и окрыленный Роналд помчался дорабатывать свой замысел.

Часто бывает, что со второго взгляда блестящие замыслы кажутся пустыми. С Ронни этого не случилось.

— Э, дядя Кларенс, — сказал он, входя через полчаса в библиотеку. — Насчет этих денег…

— Прости?

— Ну, моих денег. Я вот подумал, не взять ли мне немного…

— Ты хочешь открыть кафе?

— Нет, нет! Как можно! Честно говоря, Лондон мне надоел. Я хочу вернуться к земле. Города надо разгрузить. Земля — вот будущее Англии. Это мое мнение.

Что-то было не так. Лорд Эмсворт не смягчался. Может быть, плохо слышит?

— Земля, — сказал он погромче. — Надо к ней вернуться. Хочу завести ферму. — Он помолчал для эффекта. — Чтобы разводить свиней.

Лорд Эмсворт протирал пенсне. Глаза его в неприкрытом виде были еще неприятней.

— Свиней! — заорал Ронни, борясь с тревогой.

— Свиней?

— Свиней.

— Ты хочешь их разводить?

— Да, да, да, — проревел Ронни. — Сви-и-ней!!! — И вымученно улыбнулся.

Лорд Эмсворт надел пенсне.

— Для того, — проговорил он, дрожа всем телом, — чтобы целые дни бросать в них мячик?

— А… а… а?.. — проговорил и Ронни.

Лорд Эмсворт встал. Казалось бы, в старой куртке с продранными локтями не выразишь оскорбленного величия — но нет! Он выпрямился во весь рост, а это немало, и прогрохотал:

— Я все видел! Нет, мячик! Что же это такое? — Пламя вырвалось из-под пенсне. — Ты понимаешь, что она — нервное, тонкое создание? Какие-то дурацкие мячики…

— Я…а…э…

— Что?

— Я не думал…

— Ты вообще не думаешь. То-то и плохо. Разводить свиней! Это ты? Ха-ха! Последний человек в мире…

Ронни Фиш ухватился за стол.

— Эй, в чем дело? — спросил Галахад, потревоженный воплями в маленькой комнате за библиотекой, где он писал свои мемуары. — Ты не мог бы, Кларенс, декламировать попозже?

— Он бросал в нее мячик! — горестно вскричал лорд Эмсворт.

Галахад не выразил ужаса.

— Ты хочешь сказать, — строго осведомился он, — что вы губите мою работу из-за этой свиньи?

— Этой! — вскричал лорд Эмсворт. — Господи! Неужели никто из моих родных не понимает, что она — лучшая свинья Англии? Кто получил два раза подряд медаль на выставке? А она получит, если некоторые не будут швырять в нее теннисные мячи.

Галахад нахмурился. Он не любил считать свиней по осени.

— Не зарывайся, Кларенс, — сурово сказал он. — На днях я зашел выпить пива в «Герб Эмсвортов», и там какой-то тип ставил три к одному на Красу Матчингема. Рыжий такой, косит. Не совсем трезв.

Лорд Эмсворт забыл и Ронни, и теннисный мяч — он забыл все. Именно этого он боялся.

— Это свинья сэра Грегори, — сказал он. — Пари предлагал его свинарь, Джордж Сирил Бурбон. Он служил у меня, ты же знаешь, но Парслоу его переманил. Подлость — неслыханная.

Галахад свистнул.

— А, вот что! — сказал он. — Значит, свинарь Парслоу предлагает такое пари?

— Несомненно. Эта Краса получила в прошлом году вторую премию. С Императрицей ее не сравнить.

— Ты смотри, Кларенс, — посоветовал его брат. — Парслоу ее испортит.

— Испортит?

— Да. А не сможет — украдет.

— Что ты говоришь! Это немыслимо.

— Мыслимо. Парслоу — истинный угорь. Он бы бабушку свою испортил, если нужно. Я его знал в юности и скажу со всей уверенностью: если бы его бабушка выступала по классу жирных свиней, а он хотел ее устранить, он бы подсыпал яду в болтанку или там в желуди.

— Ой, Господи! — сказал потрясенный граф.

— Вот послушай. Намечался собачий бой. У меня был отличный пес, звали Кнут — и что же? Встретившись с его Банджо, он повалился на бок, зевнул и заснул. Я кричу, молю — безуспешно. Спит, как убитый. Я абсолютно уверен, что юный Парслоу скормил ему шесть фунтов чистой вырезки с луком. Доказать не могу, но изо рта у него пахло, как из кухмистерской в Сохо летним вечером. Вот тебе твой Парслоу.