– Приснилось? Мне ничего не приснилось, ваша честь,– плачущим голосом сказал он.– Этот негодяй лишил меня всего состояния. Я – бедный Торговец. Почти все деньги, которые у меня были, я вложил в этот груз ванили, надеясь хоть что-то заработать. А все деньги, которые у меня были с собой, этот капитан Рэд забрал. Так я лишился всего своего состояния...

Кто знает, куда бы завела старого пирата его буйная фантазия, не обрати он внимание на тарелку с овсяной кашей, стоявшую у изголовья кровати командора де Лепельера.

Не в силах сдержать обильно льющуюся слюну, он умолк и с жадностью уставился на овсянку. Испытывая жалость к самому себе и собственному желудку, капитан Рэд слезно пробормотал:

– Судьба всегда была несправедлива ко мне... Отняла у меня ногу... Сбросила мне на нее бочку с ванилью...

Командор де Лепельер прочувствованно взглянул на седеющего старика.

– Как давно это случилось? – спросил он.

– В нежном возрасте двадцати трех лет. Я всегда торговал ванилью. С тех пор прошло восемнадцать лет.

Видите, как я постарел?.. Но такова, наверное, воля Господня...

Воспользовавшись тем, что надсмотрщики ослабили внимание и отпустили допрашиваемых, капитан Рэд стал медленно и едва заметно подбираться к тарелке с овсяной кашей.

– А этот шрам? – неожиданно спросил командор де Лепельер.

Капитан Рэд вздрогнул.

– Какой шрам?

– Мне кажется, что у вас шрам на левом виске, да и на правом, кажется, тоже есть...– с сомнением произнес командор.– Это что, тоже следы от бочки с ванилью?

– Нет-нет! – тут же возразил капитан Рэд.– Вовсе нет. Это след от щипцов, которыми меня вытаскивали из утробы моей бедной-бедной мамочки.

Он снова закатил глаза, будто скорбя о судьбе своей родительницы.

– Надеюсь, ваша честь, что вы не доставили такой неприятности вашей маме?

Дюрасье, которому не терпелось почесать руки, с размаху ударил капитана Рэда по шее.

– Будь почтительным к командору, собака! – заорал он.

Не устояв, старый морской бродяга упал на колени, но тут же воспользовался такой возможностью, чтобы подобраться к тарелке с овсяной кашей и уткнуть в нее морду, подобно тому, как это делают свиньи, поедающие отруби из корыта.

Хрюкая и чавкая словно боров, капитан Рэд принялся расправляться с кашей.

Лягушонок, который чувствовал себя голодным не меньше, а, может быть, и больше капитана Рэда, тут же последовал его примеру.

– Отвратительно! – воскликнул Дюрасье.– Ваша честь, вы видите, что я был прав? Так могут поступать только английские свиньи.

Де Лепельер застонал и отвернулся.

– Уберите их отсюда! Да поскорее!..

Бедный лекарь в ужасе закрыл лицо руками и пробормотал:

– Они съели всю кашу, ваша честь. Боже мой, какая неприятность.

Надсмотрщики схватили Лягушонка и капитана Рэда за ноги и вытащили их за порог каюты.

Первый помощник капитана остался наедине с командором де Лепельером.

– Ваша честь,– сказал он,– если мне будет позволено, то я отправил бы их обратно в трюм, раз уж вы не разрешаете мне вздернуть их на рее.

– Я не разрешил бы вам повесить их, даже если бы они были англичанами. А учитывая, что эти несчастные – французы, приказываю вам взять их на довольствие как матросов.

Дюрасье недовольно засопел.

– Если относительно юнги мне что-то понятно,– сказал он,– но что делать с этим одноногим, я не знаю. От него ни малейшего толку, его даже на вахту поставить нельзя.

Де Лепельер вяло взмахнул слабеющей рукой.

– Пусть драит палубу. Это лучше, чем кормить крыс в трюме.

На лице первого помощника капитана заиграли желваки. Сквозь плотно сжатые губы он процедил:

– И все-таки я бы их повесил. С вашего разрешения я удаляюсь.

Как и распорядился командор де Лепельер, Лягушонка и капитана Рэда определили в матросы.

Это было все-таки лучше, чем сидеть запертыми в трюме без воды и света.

Старого одноногого старика заставили скрести грязные палубные доски вместе с Лягушонком.

Именно за этим занятием они и услышали высокий женский голос в сопровождении лютни.

Фьора сидела на баке у кормы. Рядом с ней стояла Леонарда.

Мягко перебирая струны своими тонкими пальцами, она пела. Это была баллада, сочиненная каким-то неизвестным рыцарем во славу возлюбленной им женщины.

Услышав песню, Лягушонок неспокойно заерзал на месте.

– Что это?

Старый пират брезгливо махнул рукой.

– Обыкновенная баба. Ты что, женщин никогда не видел?

– Откуда здесь, на военном корабле, женщина? Капитан Рэд пожал плечами.

– Не знаю, может быть, дочка капитана. Ты же слышал, что сказал Бамако? Эти французы – сумасшедшие. Они даже баб с собой в море берут. Да будь моя воля, я бы их всех утопил! От них на корабле только несчастья.

В этот момент возле Лягушонка и капитана Рэда остановился надсмотрщик.

– Нечего болтать! – заорал он:– Почище скребите палубу! А ты,– он ткнул пальцем в Лягушонка,– лезь на ванты. Видишь, вон там сидит матрос? Ему нужно отнести иголку с ниткой. И поможешь ему зашить парус.

Лягушонок на мгновение замешкался, и надсмотрщик, грубо схватив его за шиворот, поставил юнгу на ноги.

– Шевелись, собака!

Через минуту юноша уже сидел на толстой рее вместе с чернобородым испанцем. Отсюда была хорошо видна девушка с лютней, сидевшая на корме.

– Карамба!..– прохрипел испанец.– Ты только посмотри – она поет... Какая сдобная штучка! Карамба!.. У меня бы она запела песенку, и лютня бы не понадобилась, поверь мне.

Он захохотал, обнажив гнилые зубы.

– Ты не знаешь, кто она такая? – спросил Лягушонок.

Испанец пожал плечами.

– Да нет, я ее только второй раз вижу. Кажется, в Египте ее подцепили. Ты только посмотри, какие у нее волосы! Эх, если бы я был офицером... Тебя как звать?

– На корабле, где я плавал раньше, меня звали Лягушонком.

Испанец снова расхохотался.

– Хорошее прозвище. Я смотрю, ты резво лазишь по вантам. А меня зовут Гарсия. Я из Астурии.

– А что ты делаешь на французском военном корабле?

– То же самое, что делают матросы на всех кораблях – лажу по мачтам и глотаю вонючую похлебку.

Когда ремонт паруса был закончен, Лягушонок спустился вниз.

Капитан Рэд по-прежнему уныло скреб грязные доски.

Над палубой разнесся голос надсмотрщика:

– Эй, шелудивые собаки, получайте свою порцию жратвы!

Получив по миске баланды и куску ржавого сухаря, Лягушонок и. капитан Рэд уселись на палубе.

В мгновение ока расправившись с похлебкой, капитан сунул сухарь за пазуху.

– На всякий случай,– ответил он на удивленный взгляд Лягушонка.– Всегда нужно иметь в запасе сухарь на черный день.

Потом он посмотрел на свой изувеченный протез и выругался:

– Тысяча чертей! Надо с этим что-то сделать. Опытным взглядом он окинул палубу и, пробормотав что-то вроде «рискнем», поковылял к противоположному борту.

Там, меланхолично пожевывая сухарь, сидел корабельный плотник, рядом с которым лежал его нехитрый инструмент.

Капитан Рэд направлялся именно к нему.