Первыми снялись с места горожане побогаче. Среди них было немало флорентийцев и венецианцев. Прямо на глазах угасала торговля, угасала жизнь.

Жители прятались по домам, вечерами запирая окна прочными ставнями. Радоваться могли только торговцы едой. Горожане с поспешностью запасались провизией и водой.

Однажды вечером сеньор Гвиччардини, который последнее время почти непрерывно проводил в своем торговом доме, вернулся домой не один. С ним был темноволосый молодой человек с большими круглыми глазами, которого старик-флорентиец представил как своего помощника Пьерлуиджи Банарриво.

За ужином сеньор Гвиччардини сказал Фьоре:

– В городе уже появились первые больные чумой. Я принял решение немедленно покинуть Авиньон. Вместо себя я оставляю управляющим Пьерлуиджи, своего помощника. Он в курсе всех дел, которые ведутся нашим торговым домом. Мы уже подписали необходимые документы, чтобы он мог немедленно приступить к работе. Пьерлуиджи молод, умен, крепок телом и духом. Он не боится чумы и готов оставаться в Авиньоне до тех пор, пока не минуют смутные времена. Молю бога, чтобы зараза обошла его стороной.

– А как же вы? – спросила Фьора.– Вы вернетесь во Флоренцию?

– Нет,– решительно ответил старик.– Во Флоренции, конечно, нет чумы, но там есть Медичи. Ты слышала о том, как они расправились с банкиром Пацци? Его обвинили в государственной измене и предали суду. Один из самых известных и богатых купеческих домов Пацци перестал существовать. Я не хочу, чтобы то же самое случилось с торговым домом Бельтрами.

– Но ведь в Рим вам тоже нельзя ехать,– с сомнением сказала Фьора. Святой престол считает своими врагами всех флорентийцев.

– Да,– тяжело вздохнул старик.– Дорога в Италию для меня закрыта. Во Франции тоже оставаться нельзя. Однако выход есть.

– Какой же?

– Как ты знаешь, мой племянник Пьетро Гвиччардини работал в иностранной коллегии во Флоренции. Он достиг в своем деле не малого. Именно ему я обязан тем, что Объединенный совет Флорентийской республики и Венеции, куда входили представители дожа, назначил меня послом-губернатором на остров Крит.

Фьора обалдело хлопала глазами.

– Но ведь это просто невероятно. Вы отправляетесь на остров Крит?

– Да,– подтвердил сеньор Гвиччардини.– Но не сразу. Вначале я намереваюсь посетить Египет.

– Но ведь там турки, наши злейшие враги,– ужаснулась Фьора.

Ее пугала даже одна мысль о том, что добрейший сеньор Гвиччардини может попасть в руки кровожадных янычар, которые непременно изрубят его ятаганами на мелкие кусочки. Она вспомнила следы от той ужасной раны, которую видела на руке у капитана Понтоново.

– Вы собираетесь добровольно отправиться к туркам? – еще раз переспросила Фьора.

Неожиданно для нее сеньор Гвиччардини рассмеялся и успокаивающе махнул рукой.

– Ты не должна так близко принимать это к сердцу, Фьора,– сказал он.– Я отправляюсь в Египет по торговым делам. Как ты знаешь, мы, итальянцы, никогда не воевали с турками. Мы умеем лишь торговать. Но торгуем лучше всех. На Востоке находятся мои одни из самых надежных партнеров. Дело в том, что я не могу покинуть Францию, увозя с собой большие капиталы. Солдаты Карла VIII просто расправятся со мной при попытке выезда из страны, если обнаружат в моем багаже звонкую наличность. Я могу уехать отсюда только голым и босым. И это несмотря на то, что я уже давно гражданин Франции. Я еще не говорил тебе, Фьора, что совсем недавно первый министр короля Карла VIII отдал распоряжение о том, чтобы наложить запрет на переводы крупных денежных сумм французскими банками и представительствами итальянских финансовых контор за пределы Франции. К сожалению, сейчас я могу полагаться только на тех торговых партнеров в Александрии и Каире. Они располагают некоторыми значительными денежными суммами, которые принадлежат мне. С последним кораблем, ушедшим на Восток, я отправил своим друзьям письма с просьбой о том, чтобы эти деньги оставались у них до тех пор, пока за ними не приеду либо я сам, либо мое доверенное лицо.

– Но ведь это опасно,– сдавленным голосом произнесла Фьора.

Она все еще не могла прийти в себя после сообщения сеньора Гвиччардини.

– Да, это опасно,– кивнул старик.– Но не более опасно, чем оставаться здесь и ждать, пока в твой дом придет чума или – что ни чуть не лучше – солдаты Карла VIII, которые конфискуют все твои богатства и сбережения. Умереть в тюрьме, считаясь врагом страны, в которой ты прожил целую жизнь, может быть, еще более горько, чем в собственной постели от мучительной болезни.

– Неужели нет никакого другого выбора? – со страхом пролепетала Фьора.

– Выбора нет, потому что я назначен на должность посла-губернатора и должен благодарить бога за то, что еще удалось так счастливо отделаться.

Вначале напуганная словами сеньора Гвиччардини, Фьора стала постепенно приходить в себя. Возможно, старик-флоренциец прав,– и– немедленный– отъезд из Авиньона является единственно правильным выходом в сложившемся положении. Но как же поступить ей? Она мечтала о путешествии по Европе, а теперь все ее планы рушатся.

И тут ее посетила счастливая мысль: все складывается так или почти так, как она для себя решила. Планы сеньора Гвиччардини нисколько не расходятся с ее собственными. Оставаться сейчас в Авиньоне значило бы подвергнуть собственную жизнь опасности.

Сеньор Гвиччардини помог ей расплатиться с долгами, и она обязана отплатить ему благодарностью.

Все эти мысли вихрем пронеслись у нее в голове, и старый флорентиец Гвиччардини еще не успел открыть рот, когда Фьора неожиданно выпалила:

– Я поеду с вами.

За столом воцарилась недоуменная тишина, а затем сеньор Гвиччардини медленно произнес:

– Я только что хотел просить тебя об этом, дочь моя. С тех пор, как ты приехала в Авиньон, моя жизнь наполнилась смыслом. К сожалению, господь бог не вознаградил меня сыном, но и без излишних юридических формальностей я готов считать тебя своей дочерью. Я буду только счастлив, если ты отправишься вместе со мной. Конечно, путешествие будет опасным, однако иного выхода нет.

– Решено,– твердо сказала Фьора.– Я еду с вами. Когда мы отправляемся из Авиньона?

– Через два дня,– ответил старик.– Сначала в Арле, потом в Марсель.

– На чем?

– На корабле «Санта-Исабель».

На маленькой и проворной бискайской урке «Санта-Исабель» путешественники поневоле одолели путь вниз по течению реки Роны от Авиньона до Арле и Мартига.

День пути занял переход от Мартига до Марселя, а затем до Генуи.

Здесь, в Генуе, сеньора Паоло Гвиччардини встретил его племянник Джанлука. Он вручил дяде подписанную веницианским дожем грамоту, удостоверявшую, что податель сей бумаги является представителем и Флоренции на острове Крит.

Здесь же, в Генуе, была сформирована небольшая флотилия кораблей, отправлявшихся на ближний Восток. В ее состав входила принадлежавшая торговому дому Бельтрами каравелла «Санта-Маддалена», которая выглядела куда более надежным судном для путешествия по Средиземному морю, чем быстрая и проворная, но Маленькая и не слишком вместительная урка «Санта-Исабель».

Сеньор Гвиччардини, Фьора и Леонарда со своим нехитрым дорожным скарбом перебрались на «Санту-Маддалену».

В ясный теплый майский день при попутном северном ветре от пристани Генуи по направлению к югу отчалила небольшая флотилия, состоявшая из одного фрегата, нескольких галер и тартан с пестрыми парусами, каравеллы «Санта-Маддалена» и урки «Санта-Исабель». Корабли шли под флагами Генуи, Венеции и Флоренции.

В те времена такое путешествие по Средиземному морю к побережью Африки было, конечно, делом очень опасным и трудным. Мореходу, был ли он человеком торговым или простым путешественником, следовало иметь в запасе не только воду, провиант, изрядное количество оружия и ядер к пушкам, но и немалое мужество и отвагу.

Мавританские и турецкие корсары подобно жадным чайкам, высматривающим добычу, стерегли европейские суда и, чаще всего, овладевали ими после отчаянного сопротивления.