И он двинулся в глубь острова. Он почти отбросил мечту о силе, с какой отправился в путешествие. Осталось лишь одно простое желание: увидеть то, что можно увидеть, узнать то, что можно узнать, пока он окончательно не потерял собственную силу.

Когда Феба и Муснакаф вошли в Ливерпуль, город поначалу показался довольно мрачным: общественные здания пусты и сумрачны, жилые дома темнеют унылыми рядами. Но вскоре впечатление переменилось. Они проходили мимо особняков, где шумело веселье, порой выплескивающееся на улицу. На площадях жгли праздничные костры, вокруг них плясали люди. По пути Фебе и ее провожатому встретилась даже колонна детей, громко распевавших какую-то песню.

— Что у вас за праздник? — спросила Феба.

— Это не праздник, — ответил Муснакаф. — Они просто используют время, какое у них еще осталось.

— До прихода иадов? Он кивнул.

— А почему они не пытаются покинуть город?

— Многие так и сделали. Но другие решили, что смысла в этом нет. Зачем бежать в Трофетт или Плетозиак, куда иады все равно доберутся, если можно встретить их дома, среди друзей и семьи, упившись до бесчувствия.

— А у вас есть семья?

— Моя семья — госпожа, — отозвался он. — Больше мне никто не нужен. И никогда не был нужен.

— Вы же сказали, что она сумасшедшая.

— Это преувеличение, — добродушно отозвался он. — Так, самую малость не в себе.

Наконец они подошли к трехэтажному дому, стоявшему в глубине присыпанного снегам сада. Во всех его окнах горел свет, но вечеринки здесь не было. Слышались лишь крики чаек: они сидели на крыше и на каминных трубах, наблюдая за тем, что творилось на море. С этого места вид открывался отличный, и Феба залюбовалась шпилями и белыми от снега крышами, спускавшимися к докам и к гавани, где стояло на якоре не менее десятка судов. Феба мало понимала в кораблях, но при виде их что-то дрогнуло в душе, будто она снова вернулась в те времена, когда мир казался ей тайной. Теперь для нее осталось лишь одно не исследованное море — море сновидений, где плавали вот такие элегантные стройные парусники.

— На этом наша госпожа и сделала свое состояние, — проговорил Муснакаф, увидев, куда смотрит Феба.

— На кораблях?

— На торговле. Она у нас торговала грезами и нагрезила себе столько денег, что не сосчитать. И счастье у нее было. Пока не появился Король.

Муснакаф, как и пообещал, по пути рассказал Фебе про Короля Тексаса, и это оказалась печальная история. Король соблазнил госпожу, а потом она ему надоела, и он ушел к другой женщине. Она ужасно по нему тосковала и несколько раз пыталась покончить с собой, но, наверное, жизнь не хотела ее отпускать, потому что она всякий раз оставалась жива.

А потом, много лет спустя, Король вернулся и попросил прощения. Он хотел, чтобы она снова пустила его в свое сердце и в свою постель. Против всех ожиданий, госпожа отказала ему. Он изменился, сказала она. Того, кого она любила, и потеряла, и оплакивала всю жизнь, больше нет.

— Если бы ты остался, — сказала она, — может быть, мы изменились бы вместе и не перестали друг друга любить. Но сейчас мне от тебя ничего не нужно. Ты — лишь воспоминание.

История показалась Фебе невыносимо печальной, как; и упомянутая торговля грезами, хотя она с трудом представляла себе, что это значит.

— Разве можно продавать и покупать сны? — спросила Феба.

— Продавать и покупать можно все, — ответил Муснакаф. — Вы же из Косма, вы должны знать.

— Но сны…

Он поднял руку, останавливая ее расспросы, подошел к воротам, открыл их ключом, висевшим у него на поясе, и они с Фебой двинулись к парадному крыльцу. Там он остановился и дал ей последний совет:

— Госпожа непременно начнет расспрашивать вас о Косме. Отвечайте ей, что это юдоль слез, и она будет счастлива.

— Ведь так и есть, — согласилась Феба.

— Вот и хорошо, — кивнул он и начал подниматься по ступенькам. — Да, еще одно, — добавил он. — Вполне возможно, что вы решите ей поведать, как я спас вас от неминуемой смерти. Если захотите немного приврать, не стесняйтесь. Пусть наша история будет немного более…

— Героической?

— Драматической.

— О да, конечно. Драматической, — повторила Феба, улыбаясь. — Разумеется.

— С тех пор, как к нам не заходят моряки, у нее остался только я. А я хочу, чтобы она чувствовала себя защищенной. Понимаете?

— Понимаю, — ответила Феба. — Вы ее любите так же, как Король Тексас.

— Я этого не говорил.

— И не нужно говорить.

— Нет, это. — Я не это… Она про это… — Его красноречие разом куда-то исчезло.

— Вы хотите сказать, она не знает об этом?

— Я хочу сказать… — пробормотал он, не отрывая глаз от пола, — я хочу сказать, если бы она и знала, ничего бы не изменилось.

Пряча глаза от Фебы, он отвернулся и быстро одолел остававшиеся до двери ступеньки. Дверь открылась, и он вошел в полутемную прихожую, где прикрученные лампы едва горели и в их полумраке можно было легко спрятать свою печаль.

Феба последовала за ним. Муснакаф повел ее по узкому коридору с высокими потолками в заднюю половину дома.

— В кухне вы найдете еду. Угощайтесь.

С этими словами он оставил ее и двинулся наверх по укрытой пышным ковром лестнице, а колечки его позвякивали в тишине.

Кухня, как оказалось, была устроена очень современно по мерке примерно двадцатых годов, но вполне годилась для того, чтобы усталое тяжелое тело Фебы наконец-то передохнуло. Там горел камин, куда она сразу же подбросила пару поленьев, имелась огромная железная плита с огромными кастрюлями, в которых можно было бы сварить обед чело век на пятьдесят, и не меньшее количество запасов. На полках стояли консервы, горшки и корзинки с овощами, фруктами, хлебом, сыром и кофе. Отогреваясь, Феба постояла пару минут возле камина, а потом принялась сооружать себе сэндвич. Она нашла говядину, свежую и мягкую, как сливочное масло; хлеб был как из печки, пикантный сыр — в меру вызревший. У Фебы слюнки текли, пока она все это резала и складывала. Вышло очень вкусно. Она налила себе фруктового сока и уселась в кресло возле огня.

Она ела, пила, а мысли ее тем временем плыли обрат но — на берег, к трещине, и назад, в Эвервилль. Ей казалось, будто прошло много дней с тех пор, как они с Теслой стояли в пробке на Мейн-стрит и спорили, реальны люди или нет. Сейчас тот спор показался ей совсем глупым. Она сидела перед настоящим камином в доме, где торговали снами, ела сэндвич с говядиной, и все это было не менее реально, чем тот мир, откуда она пришла, Феба нашла в этом огромное для себя утешение. Реальность событий означала, что Феба играет по правилам. Она здесь не научится летать, но за ней и не станет охотиться дьявол. Это просто другая страна. Кое-что, разумеется, выглядит странно, но ничуть не более, чем Африка или Китай. Нужно просто привыкнуть, вот и все.

— Госпожа хочет вас видеть, — возвестил Муснакаф, появляясь в двери.

— Хорошо, — откликнулась Феба. Она встала, и вдруг у нее закружилась голова. — Ой, — сказала она, заглянув в чашку. — Сок-то у вас забродил.

Муснакаф позволил себе улыбнуться.

— Это брусничный, — сказал он. — Неужели никогда не пробовали?

Она покачала головой, и зря: перед глазами все поплыло.

— Боже мой! — воскликнула она, снова опускаясь в кресло. — Может, мне подождать несколько минут?

— Нет. Она хочет видеть вас сейчас. Поверьте, ей наплевать, трезвая вы или нет. Она и сама редко бывает трезвой. — Он подошел к Фебе и помог ей подняться. — Не забудьте, о чем я вам сказал.

— Король Тексас, — промямлила она, пытаясь привести мысли в порядок.

— Нет! — воскликнул он. — Не смейте даже упоминать о нем!

— А что тогда? — спросила она.

— Про юдоль слез, — напомнил он.

— Ах да Конечно. Косм — юдоль слез.

На всякий случай она повторила это еще раз про себя.

— Запомнили?