Он искал утешение в окружавших его людях — грубоватых, простых женщинах и мужчинах, выбравших для жилья этот безрадостный уголок. Они отличались здравым смыслом, добытым всей их непростой жизнью, и этот здравый смысл мог удержать Гарри на пороге безумия. Он не решался обратиться к ним за помощью прямо (в городке уже косо на него поглядывали), зато слушал их разговоры в надеж де, что простой бесхитростный разум защитит его от подкрадывавшегося хаоса. Но опоры он не нашел. В разговорах местных жителей звучали тоска, злость и растерянность, и они ничем не отличались от всех прочих людей на свете. Днем они прятали свои чувства, угрюмо выполняя тупую работу. По вечерам мужчины напивались, а женщины сидели дома и смотрели по телевидению дурацкие сериалы и шоу, от которых у всех на этом континенте, от восточного побережья до западного, начинается размягчение мозга.

Потом Гарри увидел в газете заметку про массовое убийство в Далате и с радостью уехал в Миннесоту, надеясь напасть на след. Надежда не оправдалась. Через день после его прибытия убийцы — двое братьев и их общая подружка, члены какой-то секты, все в состоянии тяжелого психоза, — были арестованы и во всем сознались.

Понимая, что вот-вот потеряет след, Гарри стал подумывать о поездке в Небраску, а потом к Грилло в Омаху. Он долго не хотел звонить Грилло — еще не улеглась обида, — но все больше и больше склонялся к мысли, что выбора нет. Он решил подождать еще сутки. На следующий день, осушив для уверенности полбутылки скотча, Гарри набрал номер Грилло, но оказалось, что Грилло нет дома. Сообщения на автоответчик Гарри не оставил, как обычно опасаясь, что оно дойдет до чужих ушей. В итоге он прикончил бутылку и отправился спать пьяный, чего с ним не случалось много лет.

Во сне ему привиделось, что он опять попал в ту зловонную комнату на Уикофф-стрит и стоит рядом с демоном, убившим отца Гесса, Желтая, как янтарь, кожа демона мерцала, то вспыхивая, то тускнея.

За те долгие часы, что они провели в одной комнате, демон называл себя и Молотобойцем, и Петром Кочевником, и Лентяйкой Сьюзан* (* Лентяйка Сьюзан — вертящееся блюдо (менажница), собр.: вертящееся приспособление в автомобиле под полом с несколькими отделениями, как в менажнице). Но под конец, то ли одурев от усталости, то ли от скуки, демон стал называть себя «Д'Амур».

— Я — Д'Амур, — повторял он снова и снова. — Я есть ты, ты есть любовь, потому-то и крутится мир.

Он повторил эту чушь раз двести или, может быть, триста, всякий раз по-новому — то как проповедь с кафедры, то как приглашение к совокуплению, то как эстрадный шля гер, — пока слова навечно не отпечатались у Гарри в мозгу.

Проснулся он до странности спокойным. Словно подсознание, вернувшись во сне к началу всех злоключений, вы числило взаимосвязи, ускользавшие наяву.

С гудящей головой он сел за руль и поехал искать ночной магазин, где бы продавали кофе. Он нашел лавку на бензозаправке и просидел там до рассвета, размышляя над словами демона Конечно, он ломал над ними голову и прежде. Он забыл многое, приятные минуты навсегда канули в прошлое, но слова демона он помнил.

— Я есть ты, — сказал демон.

Ну, с этим достаточно просто. Какое адское создание не пытается убедить жертву в том, что само оно — всего лишь ее отражение?

— Ты есть любовь, — твердил демон.

Тоже не нужно много ума, чтобы догадаться. Д'Амур по-французски означает «любовь».

— На том стоит мир, — внушал демон. Всего-навсего штамп, от частоты повторений почти утративший значение.

Никакого глубинного смысла здесь нет.

И все-таки смысл должен быть, в этом Гарри не сомневался. Слова — это ловушка, все попадаются на иллюзию их важности. Но Гарри не понимал этой важности. Он не раз гадал загадки и сейчас, просидев в забегаловке на заправке до рассвета, а утром, после пяти выпитых за ночь чашек кофе, заказав себе яичницу из трех яиц с «канадским» беконом. Но ни бекон, ни пять чашек не помогли найти ответ. Пора было идти, ехать дальше и надеяться, что судьба сама приведет его к Киссуну.

Подкрепившись, он вернулся в мотель и снова склонился над картой, найденной на Морнингсайд-Хайтс.

Кроме Джеймстауна и Нью-Йорка на ней оставалось еще несколько мест, пусть не до такой степени, но тоже густо помеченных символами. Одно во Флориде, другое в Орегоне, еще два в Аризоне, и еще шесть или семь. Откуда начать? Он выбрал Аризону — потому что когда-то любил женщину, которая родилась и выросла в Фениксе.

Дорога заняла пять дней и пролегла через городок под названием Маммот в Аризоне, где на одном перекрестке его окликнула по имени женщина с голосом чистым, будто журчание воды по камням. Она была крошечной, ее кожа напоминала темную папиросную бумагу, а глаза были посажены так глубоко, что он не мог разобрать их цвета.

— Меня зовут Мария Лурдес Назарено, — проговорила она. — Я жду тебя шестнадцать дней.

— Я не знал, что меня кто-то ждет, — отозвался Гарри.

— Тебя всегда кто-то ждет, — сказала женщина — Между прочим, как поживает Тесла?

— Вы знакомы?

— Я видела ее на этом самом месте три года назад.

— Забавное место, — отозвался Гарри. — Интересно знать, что в нем особенного.

— Да, действительно, — рассмеялась женщина. — А особенная в нем я. Как Тесла?

— Как всегда. Сумасшедшая. По крайней мере, была та кой, когда мы с ней виделись в последний раз, — сказал Гарри.

— А ты? Ты тоже сумасшедший?

— Очень может быть.

Ответ, похоже, понравился женщине. Она подняла голову, и Гарри впервые разглядел ее глаза. Зрачки отливали золотом.

— Я дала Тесле револьвер, — сообщила она — Он все еще у нее?

Гарри молчал.

— Д'Амур!

— Скажи, ты та, про кого я думаю? — вместо ответа спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Сама знаешь.

Она снова улыбнулась.

— Глаза выдали, да? Тесла не заметила. Хотя… в тот день она была не в себе.

— Вас тут много?

— Очень мало, причем почти все ассимилировались. Но я вот настолько… — Мария показала кончик мизинца, — вот настолько помню Субстанцию. И это дает мне знание.

— Например, какое?

— Например, где появишься ты или Тесла.

— И это все?

— Почему же? Есть ли у тебя сейчас цель?

— Есть.

— И что это?

— Киссун.

Ее передернуло:

— Так он и есть твоя цель.

— Он здесь?

— Нет.

— Он был здесь?

— Нет. С какой стати? Ты думаешь, он здесь появится?

— Боюсь, что да.

Женщина огорчилась.

— Мы думали, мы здесь в безопасности, — проговорила она. — Мы не пытались открыть нейрику. Нам пока не хватает силы. Но мы думали, он нас не найдет.

— Боюсь, он уже знает, что вы здесь.

— Мне пора. Я должна предупредить остальных. — Она взяла Гарри за руку, ладонь у нее была влажная. — Спасибо. Я найду способ тебя отблагодарить.

— В этом нет необходимости.

— Есть, — сказала она и, прежде чем. Гарри успел возразить, перешла улицу и скрылась из виду.

Он остался в Маммоте на ночь, хотя был уверен, что женщина по имени Назарено говорила правду и Киссуна по близости нет. Гарри провел в дороге уже не одну неделю и очень устал. Он рано лег, но поспать не удалось — его разбудил тихий стук в дверь.

— Кто там? — проворчал Гарри, нашаривая выключатель.

В ответ он услышал не имя, а адрес.

— Сто двадцать один, Спиро-стрит, — тихо произнес хрипловатый голос.

— Мария? — спросил он, взял револьвер и подошел к двери. Но когда он ее открыл, в коридоре никого не оказалось.

Гарри оделся, спустился вниз, спросил у портье, как найти Спиро-стрит, и вышел на улицу. Спиро-стрит находилась на краю города, и многие дома там были в таком состоянии, что Гарри удивился, заметив признаки жизни: на подъездных дорожках старые автомобили и мешки с мусором, выставленные на вытоптанные газоны. Дом под номером сто двадцать один выглядел чуть лучше остальных, но глаз тоже не радовал. Чувствуя, как револьвер приятно оттягивает карман, Гарри подошел к приоткрытой двери.