— А ты понимаешь? — спросила Мэв.

— Не до конца, Я знаю, что семьи враждуют. Они убивали друг друга многие поколения. Свадьба должна была положить конец вражде. Ребенок стал бы гарантией мира.

— Из-за чего началась вражда?

Он пожал плечами:

— Никто не знает, кроме членов семей. А теперь… — Он оглянулся на склон, усеянный мертвыми телами. — Теперь знающих станет еще меньше.

— Все равно глупо, — настаивала девочка, — убивать друг друга из-за какой-то старой распри. На свете столько всего, ради чего стоит жить.

Мэв по-прежнему держала его за руку, и он втянул коготь.

— Сегодня я потеряла отца, — продолжала она серьез но. — Я не хочу потерять еще и тебя.

— Ты говоришь более убедительно, чем кое-кто из знакомых мне Посвященных, — тихо сказал Кокер. В его голосе зазвучали нотки благоговения. — Откуда ты такая, дитя?

— Из Ирландии, — ответила Мэв. — Ну, мы идем?

Она оглянулась на трещину. Земля у основания двигалась, а от тепла той силы, что открыла проход и ушла обратно, снег растаял, и даже камни размягчились. Мэв бесстрашно шагнула туда, но ее остановила легшая на плечо рука Кокера.

— Понимаешь ли ты, что делаешь? — спросил он.

— Да, — сказала она немного нетерпеливо.

Ей хотелось туда, на край, где темнела очистившаяся от снега почва. Хотелось почувствовать ее под ногами. Но Кокер не закончил.

— Это Субстанция, море мечтаний и грез, — сказал он. — Земли на его берегах не похожи на те, какие ты видела.

— Америка тоже не похожа.

— Они не похожи на Америку. Они рождаются здесь. — Он постучал пальцем по ее виску.

— Люди создают их в мечтах?

— В мечтах или во сне. Люди создают не только земли. Птиц, и зверей, и города, и книги, и луны, и звезды.

— Все создают одинаковые книги и одинаковых птиц? — удивилась Мэв.

— Вещи различаются по форме, — проговорил Кокер не совсем уверенно, — но душа у них одна.

Мэв смотрела с недоумением

— Ну, как скажешь, — согласилась она.

— Нет. Нужно, чтобы ты поняла, — возразил он. Кокер нахмурился и на мгновение замолчал, словно ждал озарения, и оно не заставило себя долго ждать.

— Мой отец говорил: «Каждая птица — птица, и каждая книга — книга, под обложками или перьями все они одинаковы».

Он закончил широким жестом, как будто показывал, что смысл сего изречения очевиден. Но Мэв лишь покачала головой, окончательно сбитая с толку.

— Означает ли это, что ты тоже — чей-то сон? — уточнила она.

— Нет, — покачал головой Кокер. — Я сын нарушителя.

Наконец-то что-то понятное.

— Субстанция не для тех, кто рожден из плоти и крови, — говорил Кокер.

— Но люди попадают туда?

— Очень немногие. Авантюристы, поэты, маги. Кто-то там гибнет. Кто-то сходит с ума. А кто-то влюбляется в то, что находит, и появляются дети — наполовину люди, наполовину нет. — Он раскинул руки и крылья. — Как тебе это нравится?

— Очень нравится. — Мэв лукаво улыбнулась. — Ты мне вообще очень понравился.

Он не поддержал шутливого тона,

— Ты должна понять, что тебя ждет по ту сторону.

— Я не прочь тоже стать нарушителем.

— Ты окажешься в стране, куда твои соплеменники попадают лишь в мечтах, всего три раза в жизни. В ночь, когда они родятся на свет. В ночь, когда познают любовь. И в ночь, когда умирают.

Она вспомнила отца: он рассказывал о том, как плавал в спокойном море и мама была рядом. Может быть, то море было Субстанцией?

— Я хочу туда, — сказала она еще более нетерпеливо.

— Мы пойдем, как только ты все поймешь, — сказал он.

— Я поняла, — ответила Мэв. — Теперь можно?

Он кивнул, и сердце у Мэв забилось, когда она легко ступила на полоску зыбкой земли.

За годы странствий Будденбаум узнал одно: вопреки здравому смыслу, проза жизни и чудеса не полностью разделены. Скорее наоборот. Пусть земля изучена, отдана во владение людям, весьма далеким от чудес, святость ее осквернена, а стражи впали в пьянство и отчаяние, — семена неведомого проросли в ней слишком глубоко, чтобы отпала нужда в первооткрывателях.

И Будденбаум воочию увидел доказательство этого. На склоне горы дрались существа, явившиеся из чьих-то потаенных грез. Они дышали тем же воздухом, что и люди, пришедшие завоевать эти земли, и умирали под теми же звездами.

Он шел среди мертвых невиданных тел, и ему страшно хотелось спуститься к обозу и привести сюда парочку пионеров. Показать им, что они не единственные здесь путешествуют и что ни Закон Божий, ни мощеные мостовые не помешают неведомым тварям вернуться. Наверное, он так бы и сделал, если б не девочка. Он чувствовал: она где-то здесь, она жива. Что бы ни стало причиной побоища, девочка осталась жива. Только где она?

Он поднимался вверх, иногда останавливался, натыкаясь взглядом на совсем уж странное существо. Будденбаум слишком долго изучал оккультные науки, чтобы усомниться в происхождении пришельцев. Они все явились из Метакосма, из мира Субстанции. Сам он еще ни разу не нашел прохода в тот мир, зато за несколько десятилетий собрал уникальную коллекцию книг по его географии и зоологии, большую часть которых помнил наизусть. Он даже отыскал людей, мужчин и женщин (главным образом, из Европы; главным образом, магов), утверждавших, будто они нашли путь через границу между этим миром — Альтер Инцендо — и другим. Кто-то из них, конечно, жил самообманом, но трое и впрямь представили доказательства того, что нога их ступала на берега моря снов, развеяв вполне обоснованные сомнения Будденбаума. Один из них даже пересек море и какое-то время про вел на островах Эфемериды, наслаждаясь покоем и роскошью до тех пор, пока собственная любовница не лишила его магической силы и не вернула обратно.

Никто из троих не извлек пользы из своих странствий. Они вернулись домой уязвленные и несчастные. Они больше не видели смысла ни в божественной простоте, ни в добродетелях, общение с себе подобными не приносило им утешения. Жизнь бессмысленна — к такому выводу пришли они, И в том мире, и в этом.

Будденбаум внимательно выслушал всех троих, запомнил то, что было необходимо, и оставил их уязвляться дальше. Он сказал себе: если бы удалось пройтись под парусом с духами или ступить на берег, где грезы наполняются жизнью! Уж он-то не стал бы скулить оттого, что не нашел там Бога. Он повел бы за собой этих духов, придал форму этим грезам, умножил свои силы и знание, обретя власть над временем и пространством.

Возможно, сейчас он ближе к осуществлению своих планов, чем думал. Чтобы лежавшие перед ним создания попа ли сюда, нужно было отворить дверь. Если она не захлопнулась, можно воспользоваться случаем и переступить порог, даже не имея времени на подготовку.

Будденбаум присел на корточки рядом с одной смертельно раненной тварью и ласково прошептал:

— Ты меня слышишь?

При виде его большие крапчатые глаза блеснули.

— Да, — ответила женщина.

— Как вы попали сюда?

— На кораблях, — сказала она.

— А после? Как вы спустились в Косм?

— Посвященный открыл проход.

— И где этот проход?

— Кто ты?

— Сначала ответь.

— Ты пришел вместе с тем ребенком?

То, как она задала вопрос, насторожило Будденбаума.

— Нет, — покачал головой он. — Я пришел один. Вообще-то… — Он внимательно смотрел на лицо женщины, надеясь уловить подсказку. — Вообще-то я здесь затем, чтобы… чтобы убить того ребенка.

Искаженное гримасой боли лицо просияло.

— Хорошо, — проговорила она. — Да, сделай это. Убей маленькую дрянь и подари Посвященному ее сердце.

— Сначала мне нужно найти эту дрянь, — спокойно ответил Будденбаум.

— Проход. Скорее всего, она там. — Умирающая повернула голову и посмотрела в сторону верхней границы склона. — Видишь шатер?

— Да.

— За ним справа скалы, видишь? Черные скалы.

— Вижу.

— Между ними.

— Спасибо. — Будденбаум собрался встать.

— Найди Посвященного, — прошептала женщина. — Скажи, пусть помолится за меня.