Хорошо, когда есть от чего отдыхать!

Взгляд его глубоко запавших карих глаз был тверд и в то же время внимателен, доброжелателен. Однако не следовало злоупотреблять его временем. Мерсье начал без всякого предисловия.

— Мне надо поговорить об очень важном для меня…

Маслаков молчал.

— Но… — прерывисто дыша, добавил Пьер, — мне трудно об этом говорить…

Маслаков кивнул.

Внезапно у Пьера вырвался возглас отчаяния:

— Я не могу так… без дела!

Председатель все так же молча глядел на него.

Долгая пауза.

Решившись, Мерсье разом произнес:

— Я хочу просить отменить постановление Мирового Совета, — и с очень слабой тенью надежды поглядел на Маслакова.

Тот молчал.

Пьер потупился.

— Я понимаю, — сказал он, — что совет вряд ли сможет сделать это.

— Почему? — спросил Маслаков.

— Потому что… ничего не изменилось.

Опять пауза, на этот раз очень короткая.

— Итак, — сказал Маслаков, встав и невольно бросив взгляд на часы, где уже успело смениться несколько цифр, — ты сам ответил на свой вопрос. Мне добавить нечего.

Простившись с Пьером глубоко сочувственным взглядом, он быстрой решительной походкой вышел из комнаты — прямой, высокий, непреклонный.

«Что же мне остается?» — промолвил про себя Мерсье, выйдя из здания, где помещался совет, в пронизанный солнечными лучами парк.

И тут неожиданно, словно кто-то подсказал ему… «О да! Этого-то у меня никто не отнимет!»

С того дня он наглухо замкнулся в своей комнате и много дней почти не выходил из нее. Одна Ольга знала, чем он занят, но ни с кем об этом не говорила, даже с дочерью.

Жан Тэн вместе с Гердой Лагерлеф продолжал трудиться над созданием вулканов.

Одновременно они учили этому делу других. Чтобы усмирить буйные венерианские недра, таких специалистов потребуется немало.

Сейсмографы беспрерывно отмечают сильнейшие сотрясения в разных местах.

Чудовищны извержения старых и беспрерывно возникающих новых естественных вулканов.

Спустя некоторое время Жан и Герда стали работать порознь: каждый из них уже мог действовать самостоятельно, каждый получил свою группу помощников-учеников.

Работы непочатый край. Жан был предельно занят. Тут уже не уложишься в земные два-три часа обязательной работы в сутки. Да и как делить ее на обязательную и необязательную?

Жана тяготило, что пришлось оставить ваяние. Ничего не поделаешь: все силы и время надо отдавать неотложной работе.

Сейчас закладывали новый учебно-производственный вулкан вблизи большого пленочного дома и недалеко от опушки дремучего леса. Недавно здесь было обнаружено сравнительно неглубоко залегающее крупное скопление расплавленной массы. Из-за близости к жилью этот искусственный вулкан был включен в число первоочередных. Конечно, дом можно бы и перенести. Но пожалуй, овчинка выделки не стоит: пока еще очень трудно найти на Венере место, за которое можно поручиться, что и под ним не будет обнаружено большое количество магмы.

Поблизости от большого поставили маленький пленочный дом, где жили Жан и практиканты, находилась аппаратура управления на расстоянии широким огненным буром.

Поручив группу наиболее опытному из своих помощников, Панаиту, чернявому, очень молодому человеку с не по летам серьезным выражением узкого лица, Жан направился к лесу, чтобы детальнее ознакомиться с местностью. В герметически замкнутом микросамолете (специальной конструкции для тяжелой плотной венерианской атмосферы) он добрался туда за несколько минут и, оставив машину у опушки, вступил в чащу.

Жану, конечно, было известно, что представляют собой венерианские леса. Он видел их неоднократно на Земле — в телезаписях. Но одно дело — видеть запись, а другое — войти в этот лес самому.

Когда установили, что на Венере царит неимоверная жара, что в нижних слоях атмосферы мало кислорода и нет водяных паров, то решили, что там не могут существовать высшие растения. Но неизмерима способность организмов к приспособляемости!

Высокие, почти одинаковые столбообразные стволы стоят густо, плотно. Их редкие, причудливо изогнутые ветви зеленоваты, но совершенно безлиственны.

Как и стволы, они покрыты прозрачной жарозащитной коркой, более прочной, чем самые крепкие полимеры. В лесу немногим темнее, чем на открытых местах, — ветви почти не давали тени.

Жан знал, что в этих зеленых ветвях идет фотосинтез. Они очень медленно обогащают атмосферу кислородом. Может быть, когда-то такая картина была и на Земле? Он знал также, что корни деревьев уходят в необычайную глубь, находя и высасывая потаенные скопления ювенильных вод.

Он притронулся к дереву. Скафандр не давал ощущения жара, пальцы почувствовали плотную, почти отталкивающую гладкость брони. Закрыв глаза, можно было подумать, что прикасаешься к чему-то идеально отшлифованному.

Мертвая тишина господствовала в лесу: ни птичьих голосов, ни жужжания насекомых, ни малейшего шороха. Впрочем, нет! Какой-то скрип послышался вверху. Жан поднял голову. Голые ветви зашевелились — видно, от пронесшегося по вершинам деревьев ветра.

С трудом протискиваясь между стволами, он вдруг увидел, что они расступились. Еще сотня шагов — он очутился на довольно просторной полянке.

И остановился в изумлении: у противоположного ее края, разбросанные в беспорядке, стояли… грибы. Да, это были грибы, и очень похожие на земные.

Но размеры! Самые маленькие достигали примерно половины человеческого роста!

Но было и другое отличие от земных грибов: как и деревья, они были покрыты гладкой, прозрачной броней — наверно, столь же плотной.

Жан глядел на них издали. Ему стало не по себе. Сердце сильно забилось. Он почувствовал внезапную слабость и головокружение.

Сделал над собой усилие и шагнул обратно.

Головокружение прекратилось.

Вполоборота оглянулся.

Ему показалось, что грибы чуть-чуть приблизились. Но это, конечно, обман зрения!

Он сделал шаг по направлению к ним.

Головокружение и слабость возобновились и резко усилились. Он решительно зашагал назад, но ноги стали подгибаться, он упал навзничь. Попытался подняться — не смог. Это походило на кошмарный сон. Сделав еще огромное усилие, повернулся на бок и опять оказался лицом к гигантским грибам.

Теперь уже нет никакого сомнения: они ближе, еще ближе!

Необъяснимое ощущение овладело им. Ему казалось, что он чувствует какие-то неслышимые волны, перекрещивающиеся, пронизывающие его… какие-то токи…

Грибы приближались. Он не видел их передвижения, как мы не замечаем движения минутной стрелки. Но передние вышли уже за край поляны. Они не дальше чем в метре от него.

Жан стал делать отчаянные усилия, чтобы подняться. С огромным трудом ему удалось пошевельнуться, но от этого его положение только ухудшилось: он опять оказался на спине. И вдруг вскрикнул от ужасной боли в левой ноге.

Он увидел гриб прямо над собой. Снизу гриб был огромен и страшен. Его шляпка казалась плоским зонтом. Под шляпкой — перегородки, толстые и длинные, как дранки, а между ними — черные зерна величиной с яблочные семена, отчетливо видные сквозь идеально прозрачную тонкую броню. Жан заметил еще, что ножка гриба никак не прикреплена к почве. Она даже чуть приподнята над ней и опирается на низенькие бугорки, расположенные, как показалось Жану, в шахматном порядке.

Нестерпимая боль и отчаяние придали ему силы. Напрягшись до предела, он вскочил на ноги. Но не мог сделать ни шагу. Обе ноги были как бы связаны.

Левая продолжала болеть, и вдруг такая же сильнейшая боль ударила и в правую. Прислонившись к древесному стволу, чтобы снова не упасть, он взглянул вниз.

Действительно, обе ноги были стянуты. От ножки гриба у самой почвы вылезли длинные щупальца, охватившие ноги. Еще несколько грибов были уже рядом.