— Не после того, как я с ним познакомился!

Я рассказал Титу свою шутку про то, что в этом деле только государственные служащие оказываются честными. Он рассмеялся.

— Рыцари заслужили почестей, — воскликнул он, аплодируя среднему классу, затем добавил со всей серьезностью:

— Тебе самому следует подумать насчет более высокого разряда. Мой отец хочет пополнить списки достойными людьми.

— Имущественный ценз для второго разряда — это собственность стоимостью четыреста тысяч сестерциев.

Тит Цезарь не понимал, насколько смехотворно его замечание. В некоторые годы мой доход был таким низким, что я был вправе претендовать на пособие, выдаваемое беднякам пшеничной крупой. Проигнорировав шутку императорского сына, я напомнил, что на протяжении двадцати лет Флавий Иларий был другом Веспасиана.

— Фалько, грустный факт заключается в том, что когда человек становится императором, ему приходится по-новому смотреть на своих друзей.

— Когда человек становится императором, господин, его друзьям может потребоваться по-новому смотреть на него!

Он снова рассмеялся.

Недавно стихшие голоса за дверью снова зазвучали громче: кто-то что-то напряженно обсуждал. Тит смотрел в никуда.

— А Флавия Илария попросили повторить письмо? — спросил я.

— Мы отправили срочное сообщение, но из-за триумфа все передвижения замедлились. Ответ должен прийти в конце завтрашнего дня.

— А он вам все еще требуется?

Именно тогда он перевернул табличку Сосии, чтобы я сам мог прочитать, что там написано.

— Боюсь, что да, — сказал Тит.

На бледном дереве просматривалось несколько царапинок. Я догадался правильно: Сосия сильно нажимала на перо, когда писала. По всей поверхности выделялись четкие линии, петли, даже отдельные буквы.

Но было невозможно прочитать отсутствующее имя.

Тит Цезарь сложил руки на груди.

— На самом деле это ничего не меняет. Нам просто придется все выяснять самим. У тебя есть мысли насчет того, который из братьев?

— Нет, господин. Это может быть сенатор, который, как кажется, с такой готовностью оказывает содействие вашему отцу, но на самом деле делает это, чтобы иметь возможность мешать нашим усилиям. И с точно такой же вероятностью это может быть его брат, который так тесно сотрудничал с Атием Пертинаксом. Я предполагаю, что это даже могут быть оба.

— Фалько, а как давно у тебя зародились эти подозрения? — с любопытством спросил меня Тит.

— Цезарь, если вы хотите еще больше рассуждений, то я мог бы еще шесть месяцев назад вручить вам список с тысячью имен…

Руки Тита оставались сложенными на груди, но тут он выдал знаменитую улыбку Флавиев.

— И как ты сам относишься к вовлеченности к делу этой семьи? Ты ведь, очевидно, к ним привязан?

— Нет, Цезарь, — настаивал я.

Мы были на грани жаркого спора. Неудивительно, я в одно или другое время спорил и ссорился со всеми остальными людьми, связанными с этим делом. Но Тит, с его сильной сентиментальной жилкой, внезапно сдался. Он еще дальше закинул голову и воскликнул грустным голосом:

— О, Фалько! Как я все это ненавижу!

— Вы это ненавидите, — сказал я ему резко, — но вам придется с этим разбираться.

Снаружи снова послышались движения. В комнату вошел трибун, по возрасту немного старше первого, в форме, свидетельствующей о принадлежности к сенаторскому чину. Увидев, что мы с Титом беседуем, наклонившись друг к другу, он тихо встал у двери. Очевидно, ему очень доверяли, поэтому он не ожидал, что его сразу же выставят вон. Он явно считал, что завтрашний день важнее моих мелких интриг. Присутствие постороннего и его нежелание уходить напомнило Титу о предстоящих делах.

— Какие-то проблемы, господин? Домициан Цезарь уехал вперед, но ваш отец откладывает отъезд и ждет вас.

— Хорошо. Я иду.

Трибун ждал. Тит оставил его.

— Ты нам нужен, чтобы помочь опознать остающихся заговорщиков! — настаивал Тит, обращаясь ко мне. Я колебался. Я был слишком тесно связан с задействованными людьми, чтобы и дальше трезво оценивать ситуацию. Я понял, что он ожидал увидеть нежелание с моей стороны.

— Цезарь, теперь этим для вас могут заняться стражники. Я хотел бы порекомендовать вам одного капитана, который кое-что уже знает о деле. Его зовут Юлий Фронтин. Он заинтересовался делом, когда в Риме нашли первый слиток. Тогда он помог мне встать на правильный путь…

— Друг?

— Они вместе учились в школе с моим братом.

— А-а!

Общение с Цезарем проходило неприятно учтиво официально. От его хороших манер мне становилось плохо. Вместо того чтобы сбежать, я чувствовал, как подпадаю под давление.

— Фалько, я не могу заставить тебя продолжать вести это дело, хотя хочу, чтобы именно ты продолжал им заниматься. Послушай, ты можешь отложить свое решение на день? Ничего не случится за следующие двадцать четыре часа. Весь Рим замрет. Завтра мой отец будет вручать подарки людям, которым платит. Ты определенно это заслужил. Ты вполне можешь воспользоваться возможностью! Тем временем мы оба подумаем, что делать. Приходи после триумфа, и поговорим.

Он встал, теперь готовый ответить на призыв подчиненного, тем не менее, меня он не торопил.

— Это люди не моего круга, — неловко заявил я ему. — Я могу скрутить головореза или вора, бросить его к вашим ногам с петлей на шее, живого или мертвого, как вы захотите. А для этого дела я недостаточно ловок.

Тит Цезарь сардонически приподнял одну бровь.

— Маловероятно, что загнанный в угол предатель отреагирует в соответствии со строгим дворцовым этикетом. Дидий Фалько, мой отец получил письмо от Флавия Илария, который восторгается твоей физической выносливостью и умственными способностями. Он поет тебе дифирамбы на трех страницах первоклассного пергамента! Тебе удалось самому, в весьма суровых условиях разбираться со всеми, кто попадался на пути, когда это тебе подходило, тем не менее, тебя что-то не устраивает сейчас?

— Хорошо, господин. Я выполню условия контракта и найду того, кто организовал заговор…

— И найдешь серебряные слитки!

— Сосия Камиллина подозревала, где они находятся. Я считаю, что она была права.

— Переулок Ворсовщиков?

— Переулок Ворсовщиков.

— Фалько, я не могу больше держать своих людей в переулке Ворсовщиков! — теперь Тит был раздражен. — У них есть работа в других местах. Этот склад фактически разобрали и собрали заново, причем несколько раз. Стоимость содержимого серьезно осложняет работу ответственного офицера. Даме, которую ты представляешь, пообещали, что мои люди оставят содержимое…

— И пусть оставят, — предложил я с легкой улыбкой. — И позвольте мне сказать Елене Юстине, что ваши подчиненные с завтрашнего дня отозваны для выполнения других обязанностей. Завтра — день триумфа, и у них есть другие дела. Возможно, будет полезно дать этой новости погулять среди членов семьи…

Я не стал объяснять зачем, но, как и другие умные люди, Тит наслаждался разговором, во время которого ему требовалось напрягать умственные способности.

— Ничего не случится, пока мои солдаты сидят на слитках? Согласен. Можешь сказать Елене Юстине, что склад открыт. Я попрошу преторианцев время от времени тайно его осматривать. Но, Фалько, я полагаюсь на тебя!

Я вышел из дворца с северной стороны и спустился к Форуму по склону Победы. Все улицы, которые обычно в это позднее время были погружены во тьму, освещались многочисленными мигающими факелами. Нечетко различимые в их свете фигуры украшали гирляндами портики. Бригады муниципальных подрядчиков строили временные трибуны. В канавах постоянно что-то булькало — грязь и строительный мусор несло от одного острова к другому. Отряд за отрядом солдат маршировали мимо на большой смотр на Марсовом поле. Граждане, которые обычно запирались в своих лавках и домах после наступления темноты, группами маячили на улице в ожидании. Город уже гудел.