Прошло какое-то время, ждать здесь больше было нельзя, или я мог бы подмочить ее репутацию. Елена Юстина наняла меня именно затем, чтобы избавлять ее от этого. Единственное, что я мог для нее сделать, — это уйти.

Утром я оделся, упаковал вещи, затем, проходя мимо двери госпожи, громко в нее постучал. Она показалась, только когда я уже сидел на ступенях перед гостиницей и намазывал сапоги гусиным жиром, и остановилась за моей спиной. Я медленно завязал обувь, чтобы не поднимать голову. Мне никогда в жизни не было так стыдно.

— Для нас обоих будет лучше, если мы сейчас расторгнем наш контракт, — сказала Елена Юстина по-деловому.

— Госпожа, я закончу то, что начал.

— Я не стану тебе платить, — сказала она.

— Считай, что ты расторгла контракт! — заорал я.

Я не мог себе позволить ее бросить. Я схватил ее багаж, независимо от того, нравилось ей это или нет, и широкими шагами пошел вперед. Моряк вполне вежливо помог ей подняться на борт, насчет меня никто не побеспокоился. Елена отправилась на нос судна и стояла там в одиночестве. Я расположился на палубе, поставив ноги на ее багаж. Ее тошнило. Меня нет. Я подошел к ней.

— Я могу помочь?

— Уйди прочь.

Я ушел. Казалось, это помогло.

На всем пути из Галлии в Италию мы не перекинулись ни словом. В Остии, в утренней суматохе, она стояла рядом со мной, пока мы ждали разрешения сойти на берег. Мы не разговаривали. Я позволил другим пассажирам пару раз ее толкнуть, затем поставил Елену впереди себя, и пихать стали меня. Она смотрела прямо вперед. И я тоже.

Я первым сошел со сходней и нашел паланкин. Елена проскользнула мимо меня и забралась в него одна. Я бросил свой багаж на противоположное сиденье, затем отправился в другом паланкине, который несли следом.

В Рим мы заходили во второй половине дня, ближе к вечеру. Весна вступила в свои права, на дорогах усиливалось движение. Мы остановились у Остийских ворот из-за затора, поэтому я заплатил мальчишке, чтобы бежал вперед и предупредил ее семью о нашем приближении. Я сам пошел вперед, чтобы посмотреть, что случилось у ворот и почему образовался такой затор. Когда я проходил мимо паланкина Елены Юстины, она высунула голову. Я остановился.

Я оглядывал дорогу.

— Ты видишь, в чем дело? — спросила она тихо спустя мгновение.

Я поставил локоть на окно ее паланкина. Так было легче общаться.

— Повозки с поставками, — ответил я, все еще глядя вперед. Ждут вечернего звона, чтобы заехать в город. Похоже, перевернулся фургон с бочками вина, и дорога стала липкой.

Я повернул голову и посмотрел прямо в глаза Елене.

— Да еще какой-то шум и суматоха из-за солдат со знаменами. Какой-то могущественный тип с соответствующим сопровождением торжественно въезжает в город…

Она не отводила взгляда. Я никогда не умел мириться. Я чувствовал, как у меня на шее напряглись жилы.

— Дидий Фалько, ты знаешь, что мой отец и дядя Гай заключили пари? — спросила Елена с легкой улыбкой. — Дядя Гай считал, что я уволю тебя в припадке гнева. Отец считал, что ты первым откажешься иметь со мной дело.

— Два негодяя, — заметил я.

— Мы можем доказать, что они неправы, Фалько.

Я скорчил гримасу.

— Они потеряют деньги.

Елена подумала, что я именно это имею в виду. Она резко отвернулась.

У меня сильно заныл низ живота. Я диагностировал это, как чувство вины. Я дотронулся до ее щеки одним пальцем, словно это была Марция, моя маленькая племянница. Елена закрыла глаза, предположительно от того, что ей было неприятно. Движение возобновилось.

— Я не хочу домой! — прошептала Елена печально.

Мне стало ее жаль.

Я понял, что она чувствует. Она покинула отчий дом невестой, выросла женой, сама вела хозяйство, и вероятно, делала это хорошо. Теперь у нее не было места. Она не хотела снова выходить замуж. Мне об этом сказал ее брат в Германии. Она должна вернуться к отцу. Рим не позволял женщинам жить по-другому. Елена попадет в капкан бесполезной жизни девушки, жизни, которую она уже переросла. Посещение Британии было побегом от действительности, но длился он не так долго. Теперь она вернулась.

У нее была настоящая паника, я это видел. В противном случае она никогда бы в этом не призналась, не мне. Я чувствовал ответственность.

— Ты еще не отошла от морской болезни, — заявил я, — предпочитаю доставлять своих клиентов на место здоровыми. Поехали, увидишь много интересного. Я отвезу тебя на набережную и покажу Рим!

Как я изобретаю подобные безрассудные планы? На востоке города, во многих милях от дома ее отца, можно взобраться на высокий земляной вал, где стояла изначальная городская стена. Древние крепостные валы — прекрасное место для прогулок, к тому же там дует приятный ветерок. Нужно пройти мимо скрипучих кабинок кукольников, фокусников с дрессированными мартышками и лодочников, предлагающих свои услуги. Чтобы добраться до валов, нам пришлось ехать через центр города мимо Форума к Эсквилину. Большинство людей поворачивают на север, к Коллинским воротам. По крайней мере, у меня хватило ума повести Елену в противоположном направлении и пройти половину пути по Священной дороге.

Боги знают, что думали носильщики. Ну, зная, что обычно видят носильщики, я могу догадаться, что они думали.

Мы взобрались наверх, затем пошли рядом. В начале апреля, прямо перед ужином, мы были фактически одни. Перед нами простирался город. Ничто в мире не сравнимо с этим зрелищем. Шестиэтажные многоквартирные дома вздымались вверх с узких улочек и бросали вызов дворцам и частным домом, не обращая внимания на взыскательность и утонченность. Бежевый свет освещал грибовидные крыши храмов или дрожал в струях фонтанов. Даже в апреле воздух казался теплым после сырости и холода Британии. Мы спокойно шагали рядом и вместе пересчитали семь холмов Рима. Пока мы шли на запад вдоль Эсквилина, вечерний ветер дул нам в лицо, он нес запахи мяса, бурлящего в темной подливе в пятистах харчевнях. Мы чувствовали и запах устриц с кориандром в белом винном соусе, свинину с фенхелем, перцем и орехами в какой-то полной суеты кухне частного особняка прямо под нами. До высокого места на валу, где мы находились, доносились постоянные шумы, присутствующие внизу, — торговцы усиленно предлагали свой товар, ораторы произносили речи, повозки сталкивались друг с другом, кричали ослы, звенели дверные колокольчики. Мы слышали топот марширующего отряда стражников и множество криков людей, живущих гораздо более тесно, чем в каком-либо месте империи или известной части мира.

Я остановился, повернул лицо к Капитолию и улыбнулся. Елена находилась так близко, что ее длинный плащ хлестал мой бок. Я почувствовал приближение развязки. Где-то в этой метрополии прячутся люди, которых я ищу. Осталось только найти доказательства, которые удовлетворят императора, затем обнаружить местонахождение украденных серебряных слитков. Я находился на половине пути к ответу, конец нужно искать здесь, в Риме. Моя уверенность усилилась. Наслаждаясь знакомой сценой, зная, что, по крайней мере, в Британии я сделал все, что только мог, отчаяние, которое сжимало меня тисками после смерти Сосии, наконец отпустило.

Я повернулся к Елене Юстине и обнаружил, что она наблюдает за мной. Теперь она взяла под контроль собственные переживания. На самом деле с этой девушкой все было нормально, просто она на какое-то время сделала себя несчастной. Многие так иногда поступают, а кто-то занимаются этим всю жизнь. Кажется, некоторые наслаждаются несчастьем, но не Елена. Она слишком прямолинейна и слишком честна с собой. Если оставить ее в покое, то у нее очень спокойное лицо и доброе сердце. Я чувствовал, что она снова обретет душевный покой. Возможно, не со мной, но если она меня ненавидит, то я едва ли могу жаловаться, ведь когда мы познакомились, я сам себя ненавидел.