— Скажешь мне, если я поеду слишком быстро и тебя испугаю, — бросила она мне вызов. Смотрела она только прямо вперед.

— Едешь ты слишком быстро, но меня не пугаешь!

Она свернула на боковую дорогу.

— Ты не туда повернула. Нужно следовать на восток, по дороге через возвышенности.

— Нет. У нас есть солдаты. Нет необходимости держаться на границе. Нам нужно на север. Тебе следует благодарить друга Виталия за сегодняшнее спасение. После последней встречи с тобой он заявил дяде Гаю, что тебя нужно вытаскивать, независимо от того, закончил ты работу или нет. Я вызвалась тебя забрать — лучшая маскировка. Кроме того, я чувствовала себя виноватой из-за твоей седой матери…

Поскольку я не помнил, что бы мы обсуждали мою мать, я позволил ей болтать дальше.

— Дядя Гай арестовал этого Трифера и держит его в Глеве…

Непривычный к объяснениям, мой мозг пропускал или оставлял без внимания слишком много фактов.

— Понятно, — сказал я, — на север, да?

Разговор казался бессмысленным усилием. Пусть кто-то еще берет бразды правления в свои руки. Эта повозка выглядела красивой игрушкой, слишком хрупкой для перевозки четырех слитков. Можно было бы что-то организовать с лошадьми солдат, но я слишком устал, чтобы об этом беспокоиться. Тем не менее я, вероятно, беспокойно завозился. Елена Юстина замедлила ход повозки.

— Чем ты занимался на той заболоченной местности? Фалько, скажи мне правду!

— Я спрятал четыре украденных слитка. Закопал в землю и отметил место камнями.

— Доказательства? — спросила она.

— Если хочешь.

Наверное, она пришла к собственным выводам, потому что начала бить несчастную лошадь кнутом, пока та фактически не полетела по воздуху. У Елены горели глаза.

— Ты хочешь сказать — хорошая небольшая пенсия для тебя!

Мы оставили их там. Четыре моих слитка вполне могут лежать в той яме до сих пор.

Елена Юстина продолжала подгонять лошадь. Вероятно, муж развелся с нею, чтобы спасти свою шкуру. Однако я ни разу по-настоящему не испугался. Она очень умело управляла повозкой. Эта женщина обладала редким сочетанием терпения и смелости. Лошадь ей полностью доверяла, а через несколько миль стал доверять и я. До Глева требовалось преодолеть пятьдесят миль, поэтому доверие было очень кстати.

Пару раз мы останавливались. Она позволяла мне выйти. В первый раз меня начало тошнить, хотя это не имело никакого отношения к ее управлению повозкой. Елена Юстина оставила меня отдохнуть, а сама тем временем тихим голосом разговаривала с одним из солдат. Затем перед тем как мы снова тронулись в путь, Елена принесла мне подслащенного вина во фляге. Она собственноручно крепко поддерживала меня за плечи. При странном прикосновении женской руки у меня выступил пот.

— Если хочешь, мы можем остановиться неподалеку отсюда на mansio, — сказала она деловито, очень внимательно за мной наблюдая. Я покачал головой и не произнес ни звука. Я хотел продолжать путь и предпочел бы умереть в военном форте, где меня похоронят с могильным камнем над урной, а не в каком-то доме у дороги, после чего меня сбросят в канаву и завалят тонной разбитых кувшинов вместе с раздавленной полосатой кошкой. Мне пришло в голову, что имеется причина, объясняющая, почему Елена Юстина так гонит лошадь, а кнут постоянно свистит в воздухе. Она не хочет оказаться в середине пустоши с моим трупом. Я поблагодарил Юпитера за ее безжалостный здравый смысл. В любом случае я не хотел, чтобы мой труп остался с ней.

Она прочитала мои мысли, или, скорее, мое болезненное выражение лица.

— Не беспокойся, Фалько. Я похороню тебя должным образом!

Я думал, что вернулся на рудники. Нет. Другой мир… Я покинул рудники, хотя они никогда полностью не оставят меня.

Я лежал на высокой жесткой кровати в маленькой квадратной палате в госпитале для легионеров. Иногда по длинному коридору кто-то неторопливо проходил. Я лежал в задней части административного блока, выходящей во двор. Воздух был пропитан неприятным запахом скипидара, который использовали для дезинфекции. Я чувствовал успокаивающее давление чистых, крепких бинтов. Мне было тепло. Меня вымыли. Я отдыхал в спокойном месте, где обо мне заботились.

Тем не менее я был в ужасе.

Меня разбудил звук трубы на валу, который объявлял о выходе ночной стражи. Форт. Форт — это хорошо. Я услышал злобные крики чаек. Должно быть, это Глев. Этот город стоит в устье реки. Значит, Елена все-таки добралась до цели. Я уже несколько часов проспал на новой большой базе Второго легиона Августа, при его штабе. Второй легион. Я из его ярдов. Я один из них. Я дома. Мне хотелось плакать.

— Думает, что вернулся на службу в армию, — сказал сухой голос прокуратора Флавия. Его что-то забавляло.

Я его не увидел. Я был словно поваленное дерево, которое пробиралось сквозь теплый суп с перловой крупой, хотя мои ноги и руки едва могли пробираться сквозь надменные крупинки. Мне дали морфий, чтобы унять боль.

— Марк, сейчас отдыхай. Я получил твой отчет от Виталия, и уже смог начать действовать. Отличная работа!

Гай, мой друг. Мой друг, который послал меня туда…

Я резко попытался сесть. Кто-то схватил меня за руку.

— Тихо! Все закончилось. Ты в безопасности.

Елена, его племянница, мой враг. Мой враг, который приехал за мной и привел меня назад…

— Лежи тихо, Фалько, не нужно беспокоиться…

Знакомая мстительность в голосе Елены оставалась со мной и в бреду. Для освобожденного раба тирания может быть странно успокаивающей.

Я снова проснулся. Действие опиума закончилось. Стоило мне пошевелиться, как боль возвращалась. Надо мной маячила красная туника, заколотая на одном плече фибулой в виде змеи с чашей. Когда я посмотрел врачу в глаза, он отошел. У этого эскулапа полностью отсутствовало умение найти подход к больному. Наверное, этот тип тут главный. Ученики вытягивали шеи из-за его плеча, словно полные благоговения утята, бегущие за мамой-уткой.

— Скажи мне правду, Гиппократ! — пошутил я. Они никогда не говорят правду.

Он пробежался пальцами вверх и вниз по моим ребрам, словно меняла по абаку. Я закричал, хотя и не от того, что у него были холодные руки.

— Все еще чувствует дискомфорт, и это продлится несколько месяцев. Можно ожидать сильные боли. Никаких серьезных проблем, если не подхватите воспаление легких… — Судя по голосу, он будет разочарован, если подхвачу. — Истощение. Есть угроза гангрены на ноге. — Мне стало грустно, потом я гневно уставился на него, и это, похоже, подняло ему настроение. — Можно ему что-то дать! — успокоил наконец он своих слушателей. Вы знали, что главным в подготовке хирурга является получение навыков игнорирования криков?

— Почему бы не подождать и не посмотреть, что разовьется? — удалось прохрипеть мне.

— Ваша молодая госпожа просила меня, чтобы…

Теперь его голос звучал очень уважительно. Вероятно, на него произвело впечатление то, что он обнаружил кого-то с еще более плохими манерами, чем он сам.

— Она не моя! Не нужно меня оскорблять, — злобно зарычал я. (Девушка вызывала у меня раздражение. И это раздражение было способом борьбы с тем, что он сказал. Но нужно смотреть правде в глаза.) В таком случае делайте, что должны — режьте ногу!

Я опять погрузился в сон.

Он снова меня разбудил.

— Флавий Иларий хочет с вами срочно поговорить. Вы можете с ним поговорить?

— Это вы — врач.

— Что вы от меня хотите?

— Оставьте меня в покое.

Я снова заснул.

Они никогда не оставляют вас в покое.

— Марк…

Флавий Иларий. Он хотел, чтобы я снова рассказал ему все про рудники, — все, что я уже передал через Руфрия Виталия. Флавий был слишком вежлив, чтобы объявить об официальном снятии показании на тот случай, если я умру под ножом хирурга. Но я все понимал, поэтому рассказал ему то, что знал. Все, что угодно, только бы он ушел.