— Его величество еще не готовы принять принцессу? — мягко спросил он.
Дагара раздраженно вздернула голову и перевела взгляд на дверь, ведущую в приемную палату.
— Король сейчас беседует с Дарэком, который все еще пытается убедить его отказаться от безумного предложения Курии. Честно говоря, я абсолютно не понимаю намерения вашего отца заставить епископов изменить мнение о лорнгельдах. Они никогда не пойдут на это. Но не волнуйся, Атайя, — произнесла Дагара, вспомнив о начале разговора. — С тобой беседа будет краткой. Король в бешенстве. Сегодня днем он получил письмо от Осфонина из Рэйки и, прочитав его, пришел в ярость.
Королева неспешно прошлась по комнате, покачивая головой, не обращая ни малейшего внимания на то, что Атайя сжала кулаки, пытаясь побороть в себе нахлынувшие эмоции.
— Вероятно, ты опять скажешь, что не могла поступить иначе, что должна была так обойтись с сыном Осфонина Фельджином. Ты поиздевалась над беднягой и высмеяла его, заставив тем самым принять твердое решение отказаться от женитьбы на тебе. Мне стыдно, что Кельвин вынужден называть тебя дочерью!
Выдержав многозначительную паузу, Дагара добавила:
— Ты позоришь весь род Трелэйнов.
Атайя подняла голову, впервые за время пребывания в передних покоях в ее глазах горели злобные огоньки. Она видела, как отвернулся в отчаянии Тайлер, знала, что он отдал бы сейчас многое, лишь бы остановить принцессу. Но это уже не имело значения. Дагара зашла слишком далеко.
— По крайней мере эта фамилия досталась мне по наследству с самого рождения, — произнесла Атайя, отчетливо выговаривая слова. — Ради того, чтобы получить это имя, мне не пришлось опускаться до гнусных козней и дешевых интриг. Я не пробивала себе путь в благородные круги путем подкупов и обманов. В моих жилах, Дагара, течет королевская кровь. В отличие от твоих!
— Атайя! — прозвучал чей-то низкий мужской голос, резкий и жесткий: даже королева, буквально парализованная от гнева, вздрогнула и испуганно повернула голову.
Дарэк, старший сын короля Кельвина, наследник престола, вышел из приемной палаты и стремительными шагами направлялся сейчас к младшей сестре, полы его малинового плаща развевались позади, как огненные крылья.
Приблизившись, принц окинул Атайю испепеляющим взглядом, который Дарэк явно перенял у Кельвина, но у короля это всегда получалось гораздо лучше.
Дарэк схватил трясущиеся ладони стоящей рядом Дагары и поцеловал ее в густо напудренную щеку. На брата наследник королевской короны даже не посмотрел, демонстрируя таким образом свое полное пренебрежение к его персоне.
— Ты слышал, что она посмела сказать мне, Дарэк? — произнесла королева, прижимаясь к подоспевшему защитнику.
Ее нижняя губа дрожала, в этот момент она была олицетворением уязвленной гордости. Атайя едва сдерживалась от смеха. Да ведь у Дагары вовсе нет никакой гордости!..
Дарэк отпустил руки мачехи, нежно провел ладонью по ее плечу и, повернувшись к сестре, окинул ее полным отвращения взглядом.
Наследник престола не обладал ни привлекательностью, ни стройной фигурой, которыми природа щедро одарила Николаса. Ему только что исполнилось двадцать восемь, а темные волосы уже заметно поредели. И одевался Дарэк гораздо безвкуснее, чем младший брат. В своем парадном камзоле пепельно-серого цвета с серебряным поясом — единственным украшением — принц выглядел на все тридцать пять. Атайя привыкла к его осуждающему взгляду: единственное, что постоянно раздражало ее, так это слегка припухшие веки брата, нависавшие на глаза. Они придавали наследнику заспанный вид: создавалось такое впечатление, что он очень поздно просыпается по утрам. Между Дарэком и его сестрой никогда не существовало теплых дружеских отношений. Временами Атайе казалось, что в старшем брате ей нравится единственное: его молодая жена Сесил и их двухлетний сын Майлен.
— Как ты смеешь так разговаривать с королевой? — произнес Дарэк холодно.
Когда-то наступит день, и он, унаследовав корону Кельвина, будет оглашать королевские указы таким же спокойным, невозмутимо-равнодушным голосом.
Атайя вздохнула. Да, уж тогда-то ее братец станет вовсе невыносимым.
Принцесса вызывающе взглянула на своих противников и сложила руки на груди.
— Твоя демонстрация бесконечной привязанности к ней отнюдь не обязывает меня вести себя так же.
В ее голосе звучали нотки раздражения. Дагара отвернулась и провела под глазом краем длинного рукава, словно вытирая проступившую слезинку.
— Ну, что я тебе говорила, Дарэк! Она меня просто ненавидит… — всхлипнула королева.
— Давай поговорим об этом после.
Всем своим видом наследник престола выражал безграничное сочувствие несчастной мачехе. Однако через мгновение, когда он повернулся к Атайе, лицо принца резко изменилось. Повелительно указав рукой на дверь, ведущую в приемную палату короля, Дарэк медленно произнес:
— Проходи, отец ждет тебя. И будь осторожна, сестренка. — В его глазах светились злобные огоньки. — Там Родри. Попробуй-ка надерзить ему так же, как Дагаре, и этот безумный колдун немедленно превратит тебя в мерзкую жабу.
Атайя направилась к двери, нахмурив брови, стараясь отделаться от неприятного предчувствия. Такие ощущения всегда охватывали ее, когда она слышала имя Родри.
В то время как Дарэк презирал колдуна и все его фокусы, в сердце принцессы жил какой-то непонятный страх перед ним. Объяснения этому не находилось, ведь чародей никогда не причинял девушке никакого вреда. Более логичным со стороны Атайи было бы благодарное отношение к Родри. Он так много сделал для Кайта, несмотря на то что являлся представителем проклятого рода лорнгельдов — детей дьявола, одаренных с рождения магическими силами, страдающих безумием. Атайя прекрасно знала обо всех благодеяниях Родри. Если бы колдун не присутствовал при короновании Кельвина и не прочитал своего заклинания, если бы не помогал ему на протяжении долгих лет правления, то Кайт и по сей день, наверное, представлял бы собой кучку разрозненных, постоянно воюющих между собой земель, каким он был со времен Безумия.
Атайя осторожно открыла дверь и вошла в приемную палату короля, внутренне готовясь к предстоящему разговору.
Даже в столь поздний час в камине горело яркое пламя, и просторное помещение с резными деревянными стенами и потолком было хорошо прогрето и освещено. Отец, склонившись над широким столом из красного дерева, что-то сосредоточенно писал пером на куске пергамента. Колдун Родри в элегантной мантии темно-синего цвета с серебристой отделкой сидел у окна, задумчиво уставившись через зарешеченное стекло на сияющее отражение луны в морской воде. В его глазах светилась какая-то спокойная радость и даже гордость.
Можно было подумать, что красоты природы, простиравшиеся перед глазами чародея, только что созданы им самим.
Родри открыл окно, и соленый свежий ветерок ворвался в комнату, задувая свечу на столе короля.
— Черт возьми, — проворчал Кельвин, рассеянно очертил рукой какую-то фигуру в воздухе и прошептал неизвестное Атайе слово.
Внезапно свеча снова загорелась, весело потрескивая.
По спине принцессы пробежали мурашки. Ей всегда делалось не по себе, когда приходилось становиться невольной свидетельницей тех магических экзерсисов, которым обучил короля Родри.
Кельвин не принадлежал к роду лорнгельдов — как никто и никогда из Трелэйнов. Странно, что у короля получалось использовать магические силы. И почему он захотел овладеть этой необычной наукой? Ведь волшебные таинства осуществлялись при помощи самого дьявола! Священники говорили, что люди, занимающиеся колдовством, обречены на безумие или на адские муки.
Сейчас Атайю беспокоили не только деяния отца. Заклинания Родри навевали не меньший страх. С самого детства она знала, что должна быть осторожной с лорнгельдами. Не так-то просто отставить свои предубеждения!..
Кельвин отложил перо, посыпал пергамент мелким песком и, когда чернила высохли, осторожно стряхнул его. Тут он заметил стоящую возле двери дочь.
