— Что это, я вас спрашиваю! — потрясал Мидас разгромленным ящиком. — Ваши рысаки копытами порасшибали, гоняют, как па ипподроме. Надо же умудриться — ни единой досточки целой! Объезжать надо, смотреть надо. Жокеи, понимаешь, выискались, тьфу!..

— Расставлять не надо, где попало, — резонно возражал конюх. — Шагу ступить некуда. У меня четыре пегаса ноги поранили об вашу поганую тару!

— Облетайте, раз объехать не в состоянии. Раскормили одров, крыльями не шевелят!

Мидас в сердцах трахнул кулаком по окончательно разбитому ящику и удалился в свой закуток (была у него маленькая клетушка позади участка) — пить валерьянку в таблетках и корвалол в каплях.

Когда он, по обыкновению подтянутый и сдержанный, вновь появился на участке, там уже шла ругня. Особенно возмущался Сизиф, на время досыпки горы временно прикомандированный к транспортникам. Его верный камень лежал неподалеку в тенечке, заботливо прикрытый лопухами.

— Нормы для них не писаны! — бушевал несун-рецидивист, указуя ногой на сломанный ящик, отливавший тусклым желтым цветом. — Я им не слон, по тонне таскать! Где мастер? Подайте мне мастера!..

— Я мастер, — сказал Мидас, подходя ближе. — Опять шумишь? В чем дело?

— Ты попробуй, подыми его! Свинцовые делать стали, да? Мы, значит, надрывайся, надсаживайся, надседайся?! Дураков нынче мало! Шалишь, мастер!..

Мидас попытался приподнять ящик, но тот словно прирос к полу.

— Странно… Где вы его нашли?

— Ты, мастер, нам зубы не заговаривай! Твоя продукция, ты и отвечаешь. А ну, подписывай нам наряд на отгрузку. У меня, может ущемленная грыжа начинается!

Мидас в замешательстве подписал наряд, и Сизиф разом успокоился.

— Погоди, а остальные кто затаскивать будет? — спохватился мастер.

Сизиф тут же очень артистично представил, как у него начинается ущемленная грыжа. Мидас махнул рукой и занялся загадочной тарой.

Только у себя в закутке, с помощью пяти человек затащив находку внутрь, Мидас установил, что ящик состоит из чистого технического золота. Пробы, впрочем, нигде не стояло. Встревоженный мастер замаскировал сокровище номерами многотиражки «Бсгн жаждут», тщательно запер дверь и отправился к начальству за инструкциями.

В кабинете начальника тарного цеха с широким, во всю стену окном, из которого открывался вид на храм заводоуправления, восседал быстроногий Ахилл. Он был только что переведен в тарный, обойдя, таких, образом, уже почти все подразделения «Олимпа». Ахилл нигде подолгу не задерживался, старался только не слишком разваливать работу, а к своим горизонтальным передвижениям давно привык, полюбил их и даже подвел под перемещения некоторую теоретическую базу.

— Я, — говорил он жене, — как и всё вокруг, развиваюсь по спирали. Только спираль у меня сильно сплющенная!

Жена нимало не возражала против сплющенной спирали мужа, так как должностной оклад оставался почти неизменным. Как, впрочем, и премиальные.

Многочисленные переброски ничуть не меняли Ахилла. Геройская осанка, голос, гневное выражение румяного лица — все оставалось прежним. Пожалуй, только хромота с годами усиливалась, чаще ныла к непогоде больная нога. Словно в насмешку, Ахилла за частые перемещения за глаза именовали быстроногим.

Сейчас он взирал из окна на заводской пейзаж. Конский гребень его парадно-выходного шлема топорщился яростно и непобедимо.

— У нас тут ящик золотой обнаружился, — сообщил Мидас, не вдаваясь в подробности.

Ахилл величественно отвернул голову от окна п осмотрел подчиненного.

— Чего же вы от меня хотите?

— Как же, — запыхтел Мидас. — Надо что-то предпринимать. Драгметалл все-таки… Оприходовать или как… Куда мне его девать-то?

Ахилл поморщился.

— Ваша фамилия, кажется, Мадас?

— Мидас. Ми — первый слог…

— Да-да, верно… На прибалтийскую похожа. Сам-то откуда родом?

— Местный я, — сдержанно ответил Мидас. — Грек.

— Так если местный, — задушевно произнес начальник, — почему такой трудный в жизни?..

— Это как понять?

— Ну, вот вы явились ко мне насчет какого-то ящика. Трудно было этот вопрос решить на месте? Или непременно надо переложить на других свою ответственность? Сами-то боимся? Пальцем не шевельнем без команды? Увиливаем, так?

— Я не увиливаю, — сказал сбитый с толку Мидас. — Я узнать только зашел…

— А вы поменьше, поменьше ходили бы, — посоветовал новый начальник. — Своей головушкой почаще пользуйтесь… Нет, это просто поразительно! Только-только начал входить в курс дел, загружен выше горла — сразу является какой-нибудь… Обязательно нужно влезть со своими мелочами, все поперепутать, оторвать, поломать…

— Да я…

— Именно вы, товарищ Мадас! Ступайте и работайте. Не отвлекайте меня, я нынче в гневе!

И Ахилл отвернулся к окну, возмущенно бормоча про себя: «Душить прекрасные порывы» — присловье, появившееся у него с недавних пор.

Приближаясь к своему закутку, Мидас услыхал тихий, въедливый скрип, — как будто скребли напильником по металлу. Он ускорил шаг, рывком распахнул дверь и обнаружил Сизифа.

Несун-рецидивист мирно стоял посреди комнатки, держал в руках старый номер газеты «Боги жаждут» и внимательно изучал первую страницу. Камень лежал рядом. Сизиф частенько катал его по всему заводу, жарко доказывая встречным, что гора шлакоотходов пришла в негодность и что безобразие — заставлять людей трудиться в аварийных условиях.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Мидас.

— Неплохо написано, — отозвался несун-рецидивист, не отрываясь от газетного листа. — Репортаж из кузнечно-прессового о выпуске стотысячного треножника. Вот, послушайте: «Есть стотысячный! В цехе подлинный праздник сегодня. С речью торжественной выступил Зевс, директор «Олимпа». Рек — и аплодисменты бурной волною вздымались…»

Мидас взглянул па золотой ящик. На одной из досок виднелась глубокая свежая борозда.

Мидас пнул камень ногой и велел несуну убираться восвояси. Камень легко вылетел за дверь.

— Выкатывайся, мазурик!

Сизиф с облегчением выскочил из комнатки. На пороге он выронил из рукава напильник, проворчал: «Пораскидали тут инструментарий…» и укатился со споим камнем в цех амфор и дисков. Несун приспособился вывозить в специально выдолбленной полости камня по два-три диска зараз, метал их через заводской забор и за полцены загонял покупателям. Диски брали плохо. Тогда оборотистый несун сделал из них красивые дорожки на даче.

Мидас запер дверь на ключ и сел звонить. В финансовом отделе принять ящик отказались. Бухгалтерия о золоте и слышать не желала, но предупредила об ответственности.

— Вы материально ответственное лицо. Ящик найден во время вашей смены, следовательно, вам и карты в руки. Можем лишь поздравить с находкой…

— Оприходуйте его, — взывал сменный мастер. — Мне хранить негде. Боюсь, вдруг сбондят?..

— Это что такое — сбондят? — насторожились в бухгалтерии. — Смотрите, драгметаллы не игрушка. Вы отвечаете за каждый грамм! Хранить только в сейфе.

— Откуда у меня такой сейф! Он же большой, кусок-то…

— За сейфом обращайтесь в АХО. И — слышите? — помните о строгой ответственности за сохранность!

Мидас бросил трубку и глубоко задумался. После размышлений и терзаний решено было сдать золото в госбанк, как найденный на заводе клад.

Колесницу с находкой с трудом волокли два грузовых пегаса. У выездных ворот дежурный Цербер строго потребовал накладную.

— Это клад, — объяснил измученный Мидас. — Он без накладной лежал.

Цербер всем корпусом заслонил ворота, с угрожающим видом полез в кобуру, висевшую на ремне поверх форменного хитона с накладными карманами на пуговичках. В кобуре страж ворот хранил всего лишь три носовых платка (по числу голов). Тем не менее, Мидас устрашился воинственного жеста и отвел колесницу обратно.

Злополучный ящик удалось смять в плотный комок под прессом в кузнечном цехе. Мидас затолкнул драгоценность в слезно вымоленный сейф и несколько дней жил относительно спокойно.