Д. Хелл и М. Фишер-Фельтен пишут, что «некоторые больные, перенесшие психоз, сообщают о том, что им помогла попытка задним числом истолковать пережитое психотическое состояние как сновидение. Таким образом, они могли лучше сопоставить свои необычные переживания с повседневностью и лучше понять самих себя» /152, с. 66/. Действительно, между сновидением и психозом есть значимые параллели. Из глубокого психоза человеку так же невозможно самостоятельно выбраться, как человеку во сне, который не понимает, что он спит: люди достигают точки, откуда возврат уже невозможен (point of no return). В психозе, как и во сне, очень многое случается, происходит само собой, при невозможности со стороны человека на это активно повлиять. В психозе и во сне размываются границы личности и становятся возможными самые невероятные вещи.

Допускаю, что в будущем мы научимся гораздо лучше понимать шизофренических людей. Вспоминаю своего товарища, который понимал казавшуюся нам всем разорванной речь больной и был способен с ней общаться. Он пояснял: «Мы с ней разговариваем на ассоциациях пятого порядка, нужно войти в эту длину волны разговора, на время забыв об обычно принятой речи». Известно, что Джеймс Джойс «отличался прекрасной способностью следовать непредсказуемым скачкам мысли своей шизофренической дочери, ставившим других людей в полнейший тупик» /147, с. 162/. Многие психиатры отмечали, что некоторые кажущиеся бессмысленными стереотипии, гебефренические ужимки и другая психопатология порой несут в себе смысл, иногда даже символ, являющийся квинтэссенцией жизненной установки больного. Возможно предполагать, что больные гораздо чаще вступают в коммуникацию, чем принято считать. Трудность понимания этой коммуникации состоит в том, что она необычна и больные не пытаются переводить свой индивидуальный язык на общепринятый. Я допускаю, что когда-нибудь наступит постблейлеровский этап изучения этих людей и о них скажут, что это — те, которые больше и напряженней чувствуют, и по-другому думают, и потому больше страдают, и которых, будучи не в состоянии понять, мы когда-то называли шизофрениками.

Эта глава остается принципиально незаконченной, часть из того, что написано в нижеследующих статьях, могла бы быть помещена и здесь.

Герой фильма «Человек дождя», Реймонд, с детства страдал аутизмом. В фильме мы его видим уже взрослым человеком. При раннем детском аутизме мозг действует по-особенному, порой по-шизофренически. Этот вариант и демонстрируется в фильме. Реймонд отгородился от жизни стеной ритуалов. Выходить за эту стену ему страшно, потому что он не способен интегрировать сложный мир в цельный и понятный для себя. Его жизнь подчинена неукоснительному распорядку, правилам, но в нее не включены люди, которые страшны своей непредсказуемой спонтанностью. Если происходит что-то непредвиденное, то Реймонд фиксирует произошедшее в тетради или дает психический срыв, в котором, будучи неспособным ударить обидчика, бьет самого себя. Он старается не прикасаться к людям, не смотрит им в глаза. Если люди пытаются проникнуть в его мир слишком прямо, он на все отвечает: «Не знаю». Д. Хофман талантливо передает кататонические особенности Реймонда. Его лицо амимично, как гипсовое, походка стреноженная, движения лишены плавности, руки напряженно стиснуты перед грудью, голова наклонена в сторону. Он часто стереотипно раскачивается, у него отмечаются элементы вербигерации и эхолалии. Когда Реймонд сидит на скамейке и смотрит на уток, то похож на напряженно застывшую статую.

Брат Реймонда Чарли показан холодновато-эгоистичным прагматиком. Чтобы увести Реймонда за собой, он просто берет его рюкзак, и Реймонд беспомощно идет за рюкзаком. Уже здесь видна разлаженность Реймонда: он не хочет уходить с территории лечебницы, но не делает ни малейших попыток вернуть свой рюкзак. Еще более убедительно схизис просматривается в эпизоде, когда Реймонд боится ехать в машине по опасному шоссе, но при этом не боится бежать по этому же шоссе перед машиной. В эпизоде с врачом он выполняет абстрактные математические операции с быстротой калькулятора, но не может правильно вычесть из доллара пятьдесят центов. Когда Реймонду «приспичивает» смотреть телепередачу, дети вынуждены лишиться мультиков и капризничают, но он остается невозмутимым, так как не способен оценить ситуацию. Ему не дано понять, как его воспринимают другие люди, и на вопрос врача Реймонд отвечает, что он точно не аутист. В своем поведении он руководствуется изолированными «программами», к коррекции которых мало способен. В Реймонде заметен шизофренический дефект, проявляющийся в монотонизации психической деятельности, эмоциональном оскудении, элементах слабоумия. При этом в нем есть своя хрупкая ранимость и человечность.

Переломный момент в отношениях братьев наступает, когда Чарли узнает, что Реймонд пел ему в детстве песни, переживал момент разлуки, когда был отправлен отцом в лечебницу ради благополучия Чарли. Выясняется, что в Реймонде глубоко застряло чувство вины за то, что он когда-то ошпарил младшего брата. Характерно, что прошли годы, но это чувство, ничем не проявляя себя, осталось в душе Реймонда во всей своей первоначальной остроте. На основании детских воспоминаний происходит новая человеческая встреча братьев. Чарли начинает лучше понимать своего отца, отчасти беря на себя его функции по заботе о Реймонде. Почувствовав в брате человечность, скрытую за фасадом аутизма, восхитившись его гениальными математическими способностями и ощутив детскую беспомощность, незащищенность Реймонда, Чарли проникается к брату теплом, которое согревает и его самого. Реймонд, в свою очередь, вовлеченный братом в жизнь, становится раскованнее, контактнее и даже чуть-чуть начинает понимать шутки.

В конце фильма в беседе с психиатром хорошо показана амбивалентность Реймонда: он одинаково хочет остаться с братом и вернуться в лечебницу, не будучи способным выбрать что-то одно. Мы видим, что у Реймонда есть свои скрытые способы общения, например, если кто-то ему нравится, то он задает вопрос о лекарствах. Когда Чарли говорит психиатру, что установил с Реймондом контакт, то последний сообщает об этом не словами, а характерным движением пальцев. Во время показа титров мы видим фотографии, сделанные Реймондом, на которых запечатлено то, что его интересует: ритм, симметрия, узоры, цифры, то есть своеобразная схематичная, застывшая гармония.

Фильм интересен тем, что трудно понять, кто помог друг другу больше: Чарли Реймонду или Реймонд Чарли.

В данной части книги приведены статьи, позволяющие ощутить живую ткань клинико-экзистенциальной психотерапевтической работы. Хотя мне приходилось часто помогать психопатам и невротикам, я решил показать работу с шизофреническими людьми. Это будет логическим продолжением и иллюстрацией предыдущей части. Также для обычного читателя вчувствование в нестандартные шизофренические миры, быть может, является наиболее трудным и вдохновляющим. Нижеприведенные статьи публиковались ранее, здесь я привожу их в дополненном и несколько переработанном виде.