– Слишком тяжело, дружище, – сказал Лукас. – Все еще слишком тяжело.

– Но ты же не хочешь, чтобы эту песню унесло ветром, – мягко возразил Роулс. – Она подобна скатерти, которую расстелили на природе в ветреный день. Ее надо прижать чем-нибудь тяжелым. Например, камнем для керлинга.

– Да, но ты предлагаешь огромный валун. Слишком тяжелый. Ты понимаешь, что я хочу?

Это были тяжелые рабочие будни, лишенные блеска. Воздух в студии быстро становился душным – «спертым», как выражался Роулс. Механическая вентиляция отсутствовала, потому что она производила шум. Роулс сидел перед целой стойкой синтезаторов. В наши дни граница между продюсерами и музыкантами становилась все более размытой, и Роулс, в прошлом клавишник, сочетал обе функции. Лукас стремился получить нужное звучание – шедевр электронной акустики. Когда Лукас и Роулс учились вместе в Ипсвичском колледже искусств, они экспериментировали, используя в качестве музыкального инструмента обычный магнитофон. Оказалось, одно только шипение чистой ленты может стать мощным звуковым эффектом. И вот теперь Лукас был нацелен на нечто похожее.

– Как насчет того, чтобы попробовать два варианта? – произнес Роулс примирительным тоном, что в действительности означало его решимость любой ценой настоять на своем.

– Как насчет того, чтобы ты чуть прибрал басы? – усмехнулся Лукас, демонстрируя свою знаменитую ослепительную улыбку. «На этот раз ты меня не возьмешь, Джек».

Это был его первый альбом за последние два года, и Лукас привередливо следил за каждой мелочью. Он был в долгу перед своими слушателями. Перед своими поклонниками. Лукас терпеть не мог слово «поклонники», но суть его от этого не менялась. Как еще назвать людей, которые покупают не только альбомы, но и синглы? Которые обмениваются друг с другом так называемыми рабочими лентами? Которые знают музыку Лукаса лучше его самого?

За звуконепроницаемым стеклом появилась ассистентка, гротескными жестами показывая: «телефон».

Лукас непристойным жестом предложил ей убираться ко всем чертям. Он ведь предупредил всех, что не будет отвечать на звонки. Он работает. Всего через две недели должно начаться турне по Африке, так что времени на звукозаписывающую студию осталось в обрез. И из запланированных сессий надо выжать максимум.

Ассистентка появилась снова, держа в руке телефон, многозначительно показывая на него. «На этот звонок вы ответите», – изобразила она губами.

Сняв наушники, Лукас встал и прошел во временный кабинет, который он устроил себе в конце коридора.

– Они ответили согласием! – торжествующе воскликнул Ари Сандерс, его агент.

– О чем ты?

– Восемьдесят процентов от сборов. «Мэдисон сквер гарден». Ты гадаешь: как старине Ари Сандерсу удалось провернуть такое? Признайся, гадаешь. Забудь об этом. Волшебник никогда не раскрывает свои тайны!

– Ари, я тугодум-шотландец. Тебе нужно разложить все по полочкам. Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ну хорошо, хорошо, я ни в чем не могу тебе отказать. До нас дошли известия, что из-за проблем со страховкой администрация «Гарден» была вынуждена отменить гала-концерт блюза. Ты можешь в это поверить? Внезапно в расписании появляется огромная зияющая дыра. Субботний вечер, а в концертном зале не зажигаются огни, ты можешь в это поверить? И вот тут-то как раз твой верный рыцарь и совершает вооруженное ограбление. Разбой среди бела дня. Я говорю управляющему, что есть один парень, билеты на которого будут полностью распроданы за оставшиеся четыре дня, и это мой парень. Я прав? Достаточно будет только пустить рекламу по радио: «Сюрприз! Неожиданный концерт Лукаса!» От радости бедняга только что не наделал в штаны. Он хочет, он жаждет этого. Подобная новость пойдет на первых полосах, разве не так?

– В первую очередь, это новость для меня, – предостерегающим тоном произнес Лукас.

– О, но я вынужден был сыграть так. Одним словом, я схватил бедолагу за яйца. После чего стиснул их, и с силой. Я говорю: «Лукас уже давно, очень давно не выступал с концертами в Соединенных Штатах. Но если вы хотите, чтобы он нарушил это проклятое воздержание, которое он сам на себя наложил, вам нужно обойтись с ним по-хорошему. Восемьдесят процентов от сбора». Так я и сказал. Мерзавец начал скулить по поводу того, что «Гарден» никогда и никому не платил больше половины. Тогда я сказал: «Чудесно. В таком случае разговор окончен». Он говорит: «Подождите секундочку…» Я начинаю мысленно считать: раз, два… И он поднял лапки кверху. Ты можешь в это поверить? Он поднял лапки кверху! Нью-Йорк, кричи… готовься встречать Лукаса!

– Послушай, Ари, – начал Лукас, чувствуя, как у него внутри разливается тревога, – я просто не знаю, смогу ли…

Ари Сандерс со свойственной ему маниакальной энергией с ходу отмел все возражения.

– Да ты просто святой! Черт побери, шотландский святой! Все эти благотворительные концерты, что ты дал за последние три года, – я хочу сказать, от одной мысли о них у меня першит в горле. Ты помог стольким вдовам и сиротам. Я смиренно склоняю пред тобой голову. Смиренно склоняю голову! Твой «Детский крестовый поход»? Очень вдохновенная штука. Как сказал журнал «Тайм», ты сумел, как никто другой, привлечь внимание всего мира ко всему худшему среди нас. Рок-звезда, обладающий общественной совестью, – я хочу сказать, кто бы мог подумать? Но знаешь что, Лукас?

– Да?

– Всё. Хватит. О да, вдовы и сироты – их надо любить. Но секрет жизни заключается в балансе. Ты должен проявлять любовь и к полчищам своих поклонников здесь. И ты должен проявлять любовь и к маленькому Ари Сандерсу, который не щадит свою задницу, чтобы твое имя каждый день не сходило с газетных полос.

– И вдруг двадцати процентов тебе уже недостаточно, да?

– Соглашайся, – сказал Ари. – Сегодня я сотворил историю. Я сотворил историю ради тебя. Восемьдесят процентов от общего сбора – на такое не может рассчитывать сам папа римский. – Агент остановился, чтобы перевести дыхание. – Впрочем, сколько премий «Грэмми» у него на счету?

– Ну хорошо, я подумаю, – слабым голосом промолвил Лукас. – Но у меня расписаны эти благотворительные концерты, и…

– В таком случае пусть в Уагадугу денек погорюют без тебя. Внеси изменение в расписание. От такого предложения отказаться нельзя.

– Я… я тебе перезвоню.

– Господи, Лукас, ты говоришь как человек, которому к виску приставили пистолет.

Выключив телефон, Лукас поймал себя на том, что обливается пóтом.

Не прошло и минуты, как его личный сотовый телефон пропиликал отрывок мелодии Джимми Хендрикса.

– Лукас слушает, – сказал он.

Это был все тот же слишком хорошо знакомый голос: электронно обработанный, неестественный, лишенный человечности, чувств.

– Не вздумайте менять расписание, – произнес голос.

У Лукаса мелькнула мысль, что, если бы ящерица научилась говорить, ее голос звучал бы именно так. Он с трудом сглотнул комок в горле. Казалось, глотку ему придавил тяжелый камень.

– Послушайте, я делал все, что вы мне говорили…

– Та видеозапись по-прежнему у нас, – оборвал его голос.

Видеозапись. Та самая проклятая видеозапись. Девчонка поклялась, что ей уже семнадцать. Ну откуда он мог знать, что она приписала себе три года, три решающих года? Которые превращали все в изнасилование несовершеннолетней. В уголовное преступление. Означающее гибель всем его сделкам, карьере, репутации, браку. Лукасу не нужно было напоминать об этом. Среди музыкантов были такие, кто смог бы пережить подобное разоблачение, особенно те, кто сознательно культивировал образ плохого парня. Однако Лукас был не из их числа. Наоборот, кое-кто даже обвинял его в напыщенной нравоучительности, граничащей с пуританскими взглядами. И вот они-то и набросятся на его малейший грех. А что, если против него будет возбуждено уголовное дело? Он представил себе газетные заголовки: «Лукасу пришла пора платить за музыку»; «Рок-звезда арестован по обвинению в совращении малолетки»; «Предводителю „Детского крестового похода“ предъявлены обвинения в изнасиловании несовершеннолетней девочки».