В первую очередь молодая женщина обратила внимание на копну вьющихся светлых волос, затем увидела похожие на спелые яблоки мальчишеские щеки. У Брэндона были небесно-голубые глаза, и от отца он унаследовал безукоризненно правильные черты лица. Андреа пришла к выводу, что перед ней необычайно симпатичный, даже красивый юноша.

Мальчишка повернулся к ней, и его лицо расплылось в улыбке.

– Брэндон, – сказал он, протягивая руку. – Рад с вами познакомиться. – Его голос, еще не приобретший взрослую грубоватость, был уже не по-детски низким. Безусый юнец, как выразились бы древние, однако верхнюю губу уже тронула едва различимая тень. Еще не муж, уже не ребенок.

Рука Брэндона оказалась сильной и сухой; он немного стеснялся, но его никак нельзя было бы назвать неуклюжим. Мальчишка растянулся в соседнем кресле, не отрывая взгляда от Андреа. В нем не было ничего от той неприязни, которую дети его возраста обычно испытывают в отношении взрослых. Казалось, его одолевает искреннее любопытство.

Андреа самой было любопытно. На Брэндоне были синяя рубашка в клетку навыпуск и серые брюки с обилием молний и карманов – обычный наряд его сверстников.

– Твой отец высказал предположение, что ты общаешься по Интернету с неподходящими людьми, – пошутила Андреа.

– Соломон Агронски надрал мне задницу, – весело произнес Брэндон. – Мы с ним занимались ЗАГами, и я оказался в полном пролете. Агронски не оставил на моем седалище живого места.

– Это такая игра?

– Если бы, – усмехнулся Брэндон. – ЗАГи – это «зависимые ациклические графы». Понимаю – сплошная скукотища, так?

– А этот Соломон Агронски… – спросила Андреа, окончательно сбитая с толку.

– Надрал мне задницу, – повторил Брэндон.

Поль Банкрофт, улыбнувшись, закинул ногу на ногу.

– Соломон Агронски – один из ведущих специалистов по математической логике у нас в стране. Возглавляет центр математической логики и вычислительной техники в Стэнфордском университете. Так вот, у них с Брэндоном завязалась оживленная переписка, если это можно так назвать.

Андреа постаралась скрыть изумление. Синдромом Дауна тут и не пахнет.

Понюхав ее рюмку с хересом, мальчишка скорчил гримасу.

– Моча! – категорично заявил он. – Может, вы хотите «Спрайт»? Могу принести несколько банок.

– Честное слово, не надо, – рассмеялась Андреа.

– Как вам угодно. – Брэндон щелкнул пальцами. – Так, я знаю, чем можно будет сейчас заняться. Предлагаю побросать мяч в корзину.

Поль Банкрофт переглянулся с Андреа.

– Боюсь, он решил, что вы пришли сюда, чтобы с ним поиграть.

– Не, правда, – настаивал Брэндон. – Разве вы не хотите похвалиться своими бросками?

Поль нахмурился.

– Брэндон, – строго одернул он сына, – мисс Андреа только что пришла к нам, и она одета не для спортивной площадки, ты не согласен?

– Если бы у меня были кроссовки… – виновато произнесла Андреа.

Мальчишка сразу деловито оживился.

– Размер?

– Седьмой с половиной.

– То есть мужской семь ровно. Каждый размер означает увеличение длины ступни на треть дюйма, причем за начальную точку берется значение три и одиннадцать двенадцатых дюйма. Вы это знали?

– Голова у Брэндона забита кучей всевозможного мусора, – заметил Поль, однако его взгляд, брошенный на сына, был пронизан любовью.

– Среди которого попадаются дельные вещи, – не унимался Брэндон. – Эврика! – вдруг воскликнул он, вскакивая с кресла. – У Нуалы восьмой размер! – Мальчишка скрылся в коридоре, и через мгновение издалека донесся его оклик: – Нуала, можно Андреа возьмет на время ваши кроссовки? Ну пожалуйста? Ну очень-очень пожалуйста?

Поль Банкрофт, усмехнувшись, повернулся к Андреа.

– В находчивости ему не откажешь, вы не согласны?

– Ваш сын… просто выдающийся мальчик, – рискнула высказать вежливый комплимент Андреа.

– Брэндон уже выполнил норматив на международного гроссмейстера по шахматам. Сам я получил этот ранг только в двадцать два года. Меня называли не по возрасту развитым, но тут не может быть никакого сравнения.

– Международный гроссмейстер? Большинство его сверстников «гоняют на машинах» на игровых приставках.

– Знаете, а Брэндон и этим тоже увлекается. Его любимое занятие – «гонки» по улицам города. Нельзя забывать, что он еще ребенок. Интеллектуальной мощи у него хватит на то, чтобы добиться значительных результатов в десятке разных сфер, но… впрочем, вы сами все увидите. В чем-то Брэндон самый обычный ребенок. Он обожает видеоигры и терпеть не может убирать свою комнату. Обыкновенный тринадцатилетний американец. Хвала господу.

– Вам еще не приходилось объяснять ему, откуда появляются дети?

– Нет, но он задал мне несколько очень специфических вопросов по молекулярным основам эмбриологии. – Лицо ученого расплылось в удовлетворенной улыбке. – Таких называют любимчиками природы.

– Ну, насколько я успела заметить, любовь к себе Брэндон заслужил.

– Вы правы, природа не поскупилась.

В гостиную галопом вернулся Брэндон, торжествующе размахивающий парой тряпичных тапочек в одной руке и зелеными шортами в другой.

Его отец закатил глаза.

– Вы понимаете, что можете отказаться, – напомнил он.

Андреа переоделась в ванной комнате.

– У тебя есть пять минут, – предупредила она Брэндона, выходя в прихожую. – Достаточно времени, для того чтобы показать все свои штучки.

– Отлично. Вы хотите посмотреть, что я могу?

– Не тяни кота за хвост, малыш, – отрезала Андреа, подражая подростковому жаргону. – Надеюсь, у тебя есть чем похвалиться.

Площадка – бетон с нанесенной мелом разметкой – была зажата между высокой живой изгородью и стеной дома.

– Вы хотите показать ваши приемчики старой школы?

Брэндон бросил мяч из-за трехочковой линии. Мяч прокатился по кольцу, но так и не провалился в сетку. Мгновенно оказавшись под щитом, Андреа ловко подхватила мяч и тотчас же отправила его в кольцо. Она играла в баскетбол в университете и до сих пор еще кое-что помнила.

– Кажется, не забыла, как это делается, – заметила Андреа.

Нырнув под щит, Брэндон подобрал мяч на отскоке. Было видно, что ему не хватает практики и опыта, однако для мальчишки своего возраста он был на удивление скоординированным. Казалось, он внимательно следил за движениями Андреа, когда она забрасывала мяч в корзину, и затем тщательно старался их воспроизвести. С каждым броском у него получалось все лучше и лучше. Когда они вернулись в дом – Андреа настояла на том, чтобы ограничиться оговоренными пятью минутами, – оба здорово раскраснелись. Переодевшись и сменив обувь в небольшой туалетной комнате рядом с гостиной – сколько же всего их в этом доме? – молодая женщина вернулась в комнату, обставленную кожаной мебелью.

Ужин, несмотря на свою простоту, оказался восхитительным: щавелевый суп, цыплята гриль, рис под острым соусом, зеленый салат – и Поль Банкрофт ненавязчиво перевел разговор обратно на те темы, которые они обсуждали раньше.

– Вы женщина, одаренная многими талантами, – подмигнув, сказал он. – Как говорят в таких случаях? «Полный контроль над мячом». Вот как бы я про вас выразился. Это умение проявляется и в дискуссии, и в спорте.

– Вся хитрость в том, чтобы не выпускать мяч из виду, – заметила Андреа. – И следить за тем, что у тебя перед глазами.

Поль Банкрофт склонил голову набок.

– Кажется, это английский писатель Олдос Хаксли сказал, что здравый смысл – это лишь способность видеть то, что у человека перед глазами, не так ли? Однако это не совсем так, правда? Лунатики видят то, что, как им кажется, находится у них перед глазами. Здравый смысл – это дар видеть то, что находится перед глазами другого. И это у нас с вами общее. А искусство это, в свою очередь, очень редкое. – Его лицо стало серьезным. – Если вспомнить историю человечества, поражаешься, как на протяжении столетий процветало зло – то, что сейчас мы признаём нетерпимым. Рабство. Бесправие женщин. Необычайно жестокое наказание за действия, совершенные с обоюдного согласия сторон и не сопровождавшиеся жертвами. Одним словом, поучительного во всем этом мало. Но вот двести лет назад Иеремия Бентам назвал вещи своими именами. Он был одним из немногих представителей своего поколения, кто действительно исповедовал нормы современной морали. По сути дела, он был ее отцом. А началось все с простой утилитарной мысли: минимизировать человеческие страдания и при этом не забывать о том, что в расчет принимается каждый человек.