– Ты рассказала мне о том, что произошло в Розендейле. Пусть это больше не терзает твою душу.

– Этот мой поступок… человек меняется? – Голос Андреа прозвучал едва слышно.

– Только в том случае, если сам позволяет себе измениться.

Она зажмурилась.

– Когда это произошло, мне казалось, я проваливаюсь в ад. Как будто я пересекла черту, попала туда, откуда нет возврата. Но после того, что случилось со мной в Ларнаке, я больше так не чувствую. Потому что мы столкнулись со злом, которое не придерживается никаких из известных мне правил. – Андреа открыла глаза, и в них сверкнул вызов. – Теперь я думаю, что попаду в ад только в том случае, если меня туда притащат силком. А я буду кричать и лягаться ногами.

Белнэп угрюмо посмотрел на нее. «Ты убила двух человек, – подумал он. – Двух человек, намеревавшихся убить тебя. Добро пожаловать в наш клуб».

– Ты сделала то, что должна была сделать. Не больше и не меньше, – сказал он. – Эти люди считали тебя слабой. Они ошиблись. И слава богу.

Белнэп понимал, что они ранены, ранены оба, хотя их глубокие раны внешне не видны. При этом он понимал также, что, если потратить время на лечение этих ран, это может привести к роковым последствиям. Замедлять поступательное движение нельзя; время для врачевания еще придет, но позже.

– И что сейчас? – спросила Андреа. – Что мы видим перед собой?

– Паутину, черт бы ее побрал. – Развернувшись на дорожной развязке, Белнэп попал на автостраду И-95, ведущую на юг. – А знаешь, что бывает, когда натыкаешься на огромную паутину? Где-то рядом затаился большой, жирный паук. – Повернувшись к молодой женщине, он посмотрел ей в лицо. У нее под глазами желтыми синяками набухли мешки. Она была истощена до предела. Но Белнэп не нашел остекленевшего от страха взгляда, который появляется у большинства людей после сильной душевной травмы. Андреа пришлось пройти через испытание, ломающее многих. Однако ее оно не сломало.

– Ты по-прежнему злишься на меня за то, что я прилетела на Кипр? – В лучах утреннего солнца ее карие глаза блеснули теплом.

– Злюсь и радуюсь. Я был там, крутился вокруг поместья Ставроса, там был полдень, ослепительно сияло солнце. Но тебя там не было. И для меня солнечный полдень казался мраком безлунной ночи. Вокруг была сплошная темнота.

– Темнота в полдень, – задумчиво произнесла Андреа. Она слабо улыбнулась. – Это может стать хорошим названием для романа, ты не находишь?

– Извини?

– Не бери в голову. Неуклюжая шутка. Итак, каков твой план?

– Вернуться к тому, о чем ты только что говорила. Наши враги чувствуют угрозу. Однако на самом деле мы им ничем не угрожаем. Гораздо больше они боятся чего-то другого. Или кого-то другого. Никос Ставрос боялся – но не меня. Он боялся того, чьим посланцем, как он считал, я являюсь: Генезиса. Но он также боялся сенатора Керка, комиссию Керка. У него в сознании одно переплелось с другим.

– Неужели Генезис осуществляет свою деятельность и через комиссию Керка? – спросила Андреа. – Я просто пытаюсь связать воедино разрозненные кусочки. – Она покачала головой. – Господи, сенатор Соединенных Штатов на побегушках у обезумевшего маньяка? Вот это да!

– На самом деле я не думаю, чтобы комиссия Керка была на побегушках у кого бы то ни было. Быть может, Генезис просто использует сенатора. Действует через него. Быть может, снабжает его информацией.

– То есть сенатор орудие в его руках? Но это же безумие!

Перестроившись в другой ряд, Белнэп увеличил скорость, проверяя, не повторит ли его маневр какая-нибудь другая машина.

– Я хочу сказать, что сенатор Керк является одним из ключевых игроков. Быть может, сам того не сознавая. Я вспоминаю слова Лагнера. Он упомянул про какого-то сенатора со Среднего Запада, любящего показную шумиху. И у меня возникли мысли, не использует ли Генезис комиссию Керка в своих собственных целях.

– Он, она, оно… – Андреа снова повернулась к Белнэпу лицом. – Именно поэтому мы и едем в Вашингтон?

– Рад, что у тебя хватает внимания читать дорожные указатели.

– Меня начинает охватывать та самая дрожь, которую испытал библейский пророк Даниил, оказавшись во рву со львами. Ты уверен, что так будет безопасно?

– Напротив. Я уверен, что это сопряжено с огромным риском. А ты хотела бы, чтобы я залег в тину?

– Нет, черт побери, – без колебаний ответила она. – Я хочу добиться правды. Я ведь не создана для жизни в вечном страхе, да? Просто не создана, и все тут. Отсиживаться в глухой пещере – это не мой стиль.

– И не мой. Знаешь, из тебя вышел бы потрясающий сотрудник спецслужб. Жалованье у нас небольшое, зато можно не беспокоиться о штрафах за неправильную парковку. – Взгляд Белнэпа снова метнулся к зеркалу заднего вида. По-прежнему никаких признаков слежки. Автострада И-95 является самым загруженным транспортным коридором на всем Северо-Востоке. И сама по себе эта бурлящая деятельность служила надежной защитой.

– Завербуйся в армию и посмотри весь мир. – Андреа потянулась. – У нас есть какая-нибудь отправная точка? Давай пройдемся по всему еще один раз. Считаем ли мы, что Поль Банкрофт и есть Генезис?

– А ты как полагаешь?

– Поль Банкрофт – блестящий человек, мыслитель, идеалист; я искренне верю в это. Но он также в высшей степени опасный человек. – Она медленно покачала головой. – И делает его чудовищем собственная исключительность. Моим родственником движет не тщеславие. Не жажда личной власти или денег.

– Я бы сказал, он пытается навязать свои моральные принципы всему миру…

– Но разве любой из нас не сделал бы то же самое, если бы представилась такая возможность? Вспомни слова Уинстона Смита:[72] «Свобода – это свобода говорить, что дважды два равно четырем. Если разрешено это, все остальное последует само собой».

– Дважды два равно четырем. Так что тут все чисто.

– Неужели? Является ли свободой возможность принимать то, что считаю правдой я? Является ли свободой возможность делать то, что я считаю правильным? Я хочу сказать, только представь себе, какими могут быть последствия. На свете множество людей, уверенных в правоте своих моральных принципов так же, как и в том, что дважды два равно четырем. А что, если они ошибаются?

– Нельзя постоянно сомневаться в себе. Иногда, Андреа, в споре нужно отстаивать свою позицию.

– Да, Тодд, нельзя постоянно сомневаться в себе. С этим я согласна. Но если мою свободу определяет кто-то другой, я бы предпочла, чтобы это был человек, не убежденный на все сто в собственной правоте. Неуверенность тоже может быть благом. Я имею в виду не безответственность и нерешительность, а сознание того, что ты тоже можешь ошибаться. Неуверенность заставляет помнить о том, что твои суждения не являются окончательными и могут быть пересмотрены.

– Ты племянница великого мыслителя и сама говоришь мудрено. Быть может, ты и есть Генезис.

Молодая женщина фыркнула.

– Ну, пожалуйста!

– Если предположить, что это не Джаред Райнхарт, – упавшим голосом добавил Белнэп.

– Ты действительно считаешь, что это может быть он? – Андреа устремила взгляд на ленту шоссе, которая разматывалась перед ними бесконечной серой рекой.

– Возможно.

– Когда ты рассказывал, как Джаред убегал от тебя, какое у него было выражение лица, – я вспомнила слова Поля Банкрофта. Он как-то сказал, что здравый смысл заключается не в том, чтобы видеть то, что находится у тебя перед глазами. Главное – видеть то, что перед глазами у кого-то другого.

– К чему ты клонишь?

– Я говорю про Генезиса. Ты полагаешь, что им, возможно, является Джаред Райнхарт. – Она повернулась к нему. – Может быть, Джаред Райнхарт думает то же самое про тебя.

Гостиница «Комфорт-инн», расположенная на Тринадцатой улице в центре Вашингтона, встретила их привычным желто-зеленым крыльцом, выступающим из стен из красного кирпича. Белнэп забронировал номер в дальней части здания. Двухместный. Номер оказался маленьким и темным: все окна выходили на кирпичные стены. Именно к этому и стремился Белнэп. И снова анонимность обеспечивала безопасность. Они поужинали в ресторане быстрого обслуживания, после чего Андреа, перед тем как подниматься в номер на ночь, заглянула в интернет-кафе. Решение поселиться в одном номере не обсуждалось; все произошло само собой. Ни Белнэп, ни Андреа не хотели разлучаться – особенно после того, что им пришлось пережить.