Диночку привезли в Орловскую тюрьму четырнадцатого июня сорок первого года и поместили в камеру с очень милой женщиной Тамарой Грин. У обеих был срок пять лет. Они просидели вместе июнь, июль, август, а в сентябре к Орлу подошли немцы, стали слышны выстрелы.
Когда началась война, заключенным сразу же перестали давать газеты, чтобы они, не дай Бог, о войне не узнали. Норму хлеба им тоже урезали сразу: раньше давали семьсот грамм, теперь двести, стало очень голодно. А в начале сентября в окно Диночкиной камеры попала шальная пуля, и заключенных перевели в нижний этаж. Диночка входит в нижнюю камеру и видит там Ольгу Давыдовну Каменеву и еще какую-то женщину, у обеих срок двадцать пять лет. Ольга Давыдовна необычайно обрадовалась Диночке, она ведь очень хорошо относилась к Александре Юлиановне. А Диночка с Лялей ее не любили, потому что она отнимала у их матери массу времени.
Теперь, спустя пять лет после смерти Александры Юлиановны, в камере Орловской тюрьмы Ольга Каменева рассказывала Диночке:
– Для меня очень дорога память о твоей маме. Я специально послала Юру из Горького предупредить Александру Юлиановну, что когда меня в Москве арестовали, то на следствии все время спрашивали только о ней. Спрашивали, почему и как она мне рассказала, что Аллилуева покончила с собой, откуда она это узнала и почему я сейчас же написала об этом открытку Льву Борисовичу в ссылку. Только об этом и спрашивали, только этим и интересовались.
– Возможно, – сказала Диночка, – что из Юриного сообщения мама поняла, что она обречена. У нее в это время была простуда, и, наверное, от этого стресса у нее нарушился гематоэнцефалический барьер, стрептококки проникли в мозг и сделался менингит. Так я объясняю ее внезапную смерть. На прямое убийство это все-таки не похоже.
Лагерь смерти в Кремлевской больнице
– Теперь я понимаю, – рассказывала Диночка, – что мама видела, какие ужасы тогда творились в Кремлевской больнице, только ничего нам не говорила.
Например, в тридцать втором году убили Курского. У Курского был какой-то конфликт со Сталиным. В двадцать восьмом году Курского отправили послом в Италию. Тогда опальных обычно назначали послами. Курский[11] прожил в Италии несколько лет и был очень доволен жизнью, но в тридцать втором году его вызвали в Москву. В Москве ему говорят:
– Вам надо лечь в больницу, подлечиться. Он удивился:
– Зачем? Я прекрасно себя чувствую! Ему говорят:
– Нет, вам необходимо обследоваться и подлечиться (у Курского, кажется, был диабет). После этого вам дадут очень важное задание.
Его положили в Кремлевскую больницу, и через два дня он там скончался.
К Александре Юлиановне примчалась вдова Курского, Анна Сергеевна. Александра Юлиановна знала Курских с восемнадцатого года, она их лечила. Вдова Курского стала кричать:
– Вы убили моего мужа! Он был совершенно здоров! Вы его убили!
Александра Юлиановна тогда сказала Диночке, что была страшно возмущена ее визитом. Но она, видимо, поняла, что Курского действительно убили в больнице. Диночка видела, что мать была в очень подавленном состоянии, и попробовала с ней поговорить.
– Мама, если тебе так трудно, уходи оттуда! Тебе же как раз шестьдесят лет, ты можешь выйти на пенсию.
Александра Юлиановна ответила:
– Нет, меня никто оттуда не выпустит. Я оттуда уйти никуда не могу.
Но Диночке, конечно, не могло тогда прийти в голову, что в Кремлевской больнице вот так запросто убивали.
Наверное, это была установившаяся практика, потому что Курского убили в тридцать втором году, а Фрунзе погиб еще в двадцать пятом.
Об убийстве Фрунзе теперь многое известно.
Несмотря на протест Александры Юлиановны Канель, главного врача Кремлевской больницы, дружившей с Фрунзе, на протесты его лечащих врачей и знаменитого хирурга Розанова, постановление о необходимости операции Фрунзе по настоянию Сталина вынесло Политбюро.
Поскольку Розанов был против операции и не хотел ее делать, из Ленинграда специально вызвали хирурга Грекова. Оперировали Греков с Розановым, ассистировал им Мартынов.
По-видимому, врач-анестезиолог Очкин во время операции отравил Фрунзе наркозом, хлороформом.
Когда на следующий день после операции Фрунзе умирал, навестить его пришли Сталин с Ворошиловым. Сталин написал ему записку: «Дорогой! Мы пришли тебя навестить, но врачи нас не пустили. Мы к тебе еще придем, поправляйся скорее!» – или что-то в этом роде. Фрунзе с улыбкой читал эту записку и через пять минут после этого умер.
Все врачи, присутствовавшие на этой операции, были потом убиты в разные и довольно поздние сроки: Сталин обычно долго выжидал.
Греков, здоровый человек, неожиданно умер в тридцать шестом году, а Розанов, тоже совершенно здоровый, внезапно скончался в тридцать седьмом. Неожиданно умер Мартынов.
Диночку теперь часто уверяют, что Александру Юлиановну Сталин тоже убил. До тридцать седьмого года он ведь в большинстве случаев убивал просто так, без комедии суда.
Подробную статью о гибели Фрунзе[12] и судьбах ее участников, написанную на основании архивных материалов, недавно опубликовал Виктор Давидович Тополянский, врач-психиатр психосоматического отделения Боткинской больницы, в интереснейшей книге «Вожди в законе» (издательство «Права человека», 1996 год). Тополянский пишет, что Александра Юлиановна Канель тоже, по-видимому, была убита за активный протест против операции Фрунзе. Потом арестовали ее дочерей; одна дочь погибла, другая чудом уцелела.
Поводов убрать Александру Юлиановну и ее дочерей у Сталина было значительно больше, чем предполагает Тополянский. Сталин ненавидел Александру Юлиановну за отказ подписать протокол о смерти Аллилуевой от аппендицита и за дружбу с Жемчужиной. Но была ли она убита по указанию Сталина или действительно умерла от менингита, мы уже никогда не узнаем.
Ляля
Дочери Александры Юлиановны Диночка и Ляля были арестованы в тридцать девятом году. Ляле в это время было тридцать четыре года, Диночке – тридцать пять. К моменту ареста Ляля работала в Институте эндокринологии у Шерешевского, защитила диссертацию, а Диночка работала на кафедре микробиологии в 1-м медицинском институте. Обе были очень красивы, обаятельны и любимы. У Ляли было двое детей – тринадцатилетний Юра и полуторагодовалый Саша, а Диночка была беременна.
Ляля и ее муж Северин Вейнберг близко дружили с Молотовым и Жемчужиной. После смерти Александры Юлиановны Молотов устроил им поездку за границу. Вейнберги поехали по так называемому безвалютному паспорту: валюты им не дали, потому что они имели за границей родственников, которые могли их содержать. У Северина в Париже был брат, в Палестине сестра. Это потом сыграло свою роль на следствии.
Ляля и Северин провели в Париже и Палестине два месяца.
А в мае тридцать девятого, по инициативе Берии, Лялю и Диночку арестовали. Сестрам предъявили обвинение, что их мать была шпионкой, агентом сразу трех разведок: французской сюртэ, польской дефензивы и английской интеллидженс сервис. Основания для этого обвинения были следующие. В Польше у Александры Юлиановны жила сестра. Во Францию она ездила с Калининой: у Калининой была саркома на слизистой, ее облучали в Париже, и Александра Юлиановна ее сопровождала. В Англии Александра Юлиановна не бывала, так что английскую разведку приплели, по-видимому, потому что Палестина в то время принадлежала Англии.
Диночку и Лялю обвинили в том, что когда Ляля ездила в Париж, она получила там деньги за шпионскую деятельность Александры Юлиановны, на эти деньги купила Диночке подарки, и Диночка якобы об этом знала.
Еще там было обвинение, что Александра Юлиановна хлопотала и освободила нескольких человек, которые якобы были неправильно раскулачены. Следователь утверждал, что все они были настоящие кулаки. Председателем комиссии по неправильному раскулачиванию был назначен некто Кутузов, с которым Александра Юлиановна была дружна, и с его помощью ей действительно удалось спасти несколько человек. Но это обвинение было, конечно, пустяком по сравнению со шпионажем.
